Евгения Соловьева "Клинком и сердцем. Том 3"

Дорвавшийся до сладостей енот запихивал за обе щеки конфеты. Его мордочка раздулась, челюсти непрерывно двигались, но Перлюрен всё равно смотрел на столик, заваленный сладостями, алчно и жалобно.

– Эй, это же енот! – возмущённо воскликнул второй молодой маг, тоже одетый в чёрное и светловолосый, но невысокий, смуглый и круглолицый. – Он ест конфеты!

– Саймон, – укорила его Айлин, едва сдерживая смех. – Перлюрен тоже наш боевой товарищ! Он был с нами на… в общем, в том путешествии. Я не могу пожадничать и лишить его угощения.

– Зато я могу и даже обязан это сделать, – улыбнулся Лучано. – Ему вредно столько сладкого. Перлюрен, веди себя прилично.

Он мягко, но решительно отнял у енота конфеты и вернул их на столик, а потом взял мохнатого сладкоежку за шлейку и обратился к сыну канцлера, если только правильно понял их невероятное сходство. Черты лица и стать, манера держаться, холодный пронзительный взгляд… Сын или племянник, но, несомненно, родственник!

– Прошу прощения, грандсиньор, моя лютня… Не знаю, как вас благодарить…

– Так она принадлежит вам? – уточнил юноша и поставил футляр на пол, прислонив его к кровати Айлин. – Прекрасный инструмент. Мне было несложно её забрать.

Он тут же потерял к Лучано всякий интерес, взглянув на Айлин со странным выражением, которое Лучано определил бы как робкую нежность, если бы применительно к Синьору Ледяной Глыбе это не звучало так немыслимо. Синьор Саймон тем временем развалился на кровати Айлин в изножье и принялся дегустировать конфеты, невероятно напоминая Перлюрена. С набитым ртом он ещё ухитрялся что-то рассказывать, и Айлин улыбалась, кивая и глядя на Саймона совершенно по-сестрински, с умилением и ласковой насмешкой.

«Этот – братец, – безошибочно определил Лучано. – Старше неё годами, но разумом точно моложе. А теперь, пожалуй, и душой, потому что за три недели путешествия Айлин повзрослела не на один год. И собственная пережитая смерть, разумеется, никому душевной юности не добавляет. А вот грандсиньор Дарра – тот посложнее. Неужели он и Айлин?.. Нет! Он – безусловно… Но не она».

Он подхватил с пола лютню, закинул её ремень за плечо и взял Перлюрена в руки. Енот прижался к нему, обиженно и ревниво поглядывая на синьора Саймона и явно считая, что из них двоих заслуживает конфет куда больше.

– Прошу прощения, благородные синьоры и синьорина, – поклонился Лучано. – Я вас оставлю.

– Конечно! – светло улыбнулась Айлин.

Саймон лишь рассеянно кивнул, уплетая цукаты из большой коробки, зато Дарра окинул его оценивающим взглядом, под которым Лучано захотелось поёжиться, хотя день был тёплый. «Я тебя увидел и запомнил, – говорил этот взгляд. – И если мне покажется, что ты помеха…»

«Ну что вы, грандсиньор, – постарался выразить Лучано и ответным взглядом, и ещё одним прощальным поклоном, почтительно отступая спиной к дверям. – Я знаю своё место! Где-то на коврике рядом с Перлюреном, не извольте сомневаться!»

Серые глаза, удивительно тёмные для такого бледного лица, снова стали равнодушными, и Лучано вышел в коридор, закрыв за собой дверь. А там, пользуясь, что его никто не видит, всё-таки передёрнулся. Саймон и Дарра… Герои весёлых рассказов синьорины магессы. Саймон, значит, это который с нефритовой флейтой… Очаровательная парочка.

Один, попадись ему на дороге, прибьёт безмятежно, словно муху, искренне не понимая, что кому-то ещё, кроме него, может быть больно. Ребёнок с чудовищным могуществом опытного мага, играющий заклятиями, словно Перлюрен веточками. Второй даже слишком взрослый для своего возраста. Этот, если ему помешаешь, взвесит тебя, словно опытный меняла подозрительную монету. Вычислит все убытки и выгоды, а потом бесстрастно разотрёт в порошок любого, у кого хватит глупости вызвать его недовольство.

«Любимый братец и несчастливый влюблённый, молчаливый и тоскующий… Но как Айлин этого не видит?! Она же смотрит на грандсиньора Дарру без тени кокетства, сочувствия или неловкости…»

В коридоре Лучано устроился на низкой скамеечке между двух больших кадок с лимонными деревьями, ухоженными и пышными. Спустил Перлюрена с рук, и енот мгновенно исчез в густой блестящей листве, а Лучано откинулся на стенку и вытянул ноги, на которые положил футляр Ласточки.

Из палаты слышались приглушённые голоса, и вполне можно было подслушать, о чём Айлин говорит с благородными синьорами, но Лучано так устал от постоянной необходимости быть настороже, что позволил себе расслабиться. И очень быстро об этом пожалел. Айлин что-то воскликнула резко, тревожно. Лучано встрепенулся, но голоса мигом стали тише.

Он уже хотел подобраться к двери, как та распахнулась, и юные синьоры вышли из палаты. Саймон имел вид сконфуженный и виноватый, а Дарра излучал холодное неодобрение так явственно, что Лучано сам едва не устыдился непонятно чего. Великий талант! Грандсиньора Дарру ждёт блестящая карьера, где бы он ни решил применить свои способности управления людьми.

Он ожидал, что юные маги уйдут, но те остановились в дюжине шагов от Лучано возле открытого окна, выходящего в сад. Саймон понурил голову, а Дарра принялся тихо и монотонно отчитывать его за что-то. Лучано попытался превратиться в слух, но тут с другой стороны коридора застучали каблуки, и показалась такая восхитительная дама, что он окинул её восторженным взглядом.

Пожалуй, именно так, только лет на пятнадцать моложе, Лучано представлял себе саму Айлин до того, как впервые её увидел, по одному лишь описанию Беатрис. Лицо дамы трудно было назвать красивым – во всяком случае, по дорвенантским меркам, – но оно было столь изысканным, тонким и умным, что мгновенно западало в душу. И это не говоря уже о глазах, голубых, как Льяметта в полдень, и роскошных тяжёлых косах цвета чистейшего золота!

«Мастер Ларци пришёл бы в восторг, – подумал Лучано. – Мастер Лоренцо тоже… Да что там, будь я сам на десяток лет старше! Так выглядела бы рапира из лучшей стали, если бы кто-то вздумал дать ей человеческий облик».

Единственным, что никак не портило впечатление, но, напротив, усиливало эффект от её вида, было то, что дама носила глубокий траур. Глухое чёрное платье без единой оборки или ленточки, туго заплетённые и ничем не украшенные волосы, руки в чёрных перчатках… Дама прошла мимо скамьи, равнодушно глянув на Лучано, и скрылась за дверью палаты Айлин.

«Неужели матушка?»

Сладко замирая от любопытства, Лучано посмотрел на синьоров, увлечённых беседой, встал и шагнул к двери, делая вид, что манит к себе Перлюрена.

– Айлин, милая! – воскликнула гостья с такой бесконечной нежностью и облегчением, что Лучано уверился в своём предположении.

– Тётушка Элоиза! – воскликнула Айлин, и Лучано замер, поражённый.

Тётушка? Тётушка?! Нет, следовало признать, о тётушках он знает… ровно столько же, сколько и о матерях, если быть честным. Но готов был поклясться, что таким тоном может говорить только мать, причём искренне любящая!

Послышалось шуршание шёлка, и Лучано понял, что в палате обнимаются. Воображение нарисовало картину так явно, что он устыдился, словно подсмотрел за чем-то сокровенно личным и святым.

– Тётушка, но… почему вы в трауре? – поражённо спросила Айлин несколькими мгновениями позже.

Он не слышал, что ответила дама. Элоиза, какое изящное имя, такое же прекрасное, как его обладательница. Но ещё через пару вздохов послышался всхлип, и Айлин простонала:

– Претемнейшая, как же это… Дядюшка Тимоти…

Сердце Лучано резанула боль. То есть отзвук чужой боли, как он внезапно понял с полной уверенностью. Совсем рядом, в нескольких шагах от него, Айлин плакала, уткнувшись лицом в плечо, обтянутое чёрным траурным шёлком, а тётушка Элоиза гладила её по спине и просила не расстраиваться…

– Я так надеялась… – всхлипывала Айлин, пока Лучано замер, стискивая кулаки и точно зная, что он там сейчас лишний. – Что у вас всё хорошо… Что дядя Тимоти… Он ведь так мечтал увидеть меня у алтаря…

– Я знаю, милая, – ответила Элоиза. – И очень за тебя рада. Ну что ты так удивлённо смотришь? Конечно, Дункан всё рассказал, мы ведь дружим столько лет. Кстати, надеюсь, ты не собираешься отменить свадьбу?

Айлин что-то тихо промолвила, но Лучано не расслышал, как ни пытался. Зато изумительная тётушка немного повысила голос, уверенно сказав:

– Даже не думай! Тимоти мечтал увидеть тебя счастливой невестой. Он беспокоился о тебе, как переживал бы о собственной дочери, будь она у нас. И я точно знаю, что он бы не обрадовался этой отсрочке. Да, я в трауре, и что? Я не собираюсь его нарушать, но ничто не помешает мне отвести тебя к алтарю. Если, конечно, ты мне это позволишь…

– Тётушка… – снова зарыдала Айлин, а Лучано поспешно юркнул в проём между лимонными кадками, потому что в коридоре появилось новое лицо.

Грандсиньор Дункан! В ослепительно-белой мантии, которая шла ему так, что у Лучано быстрее застучало сердце, разумник шёл по коридору с той же стороны, откуда пришла тётушка Айлин. Увидев его, юный грандсиньор Дарра смолк, прекратив отчитывать Саймона, и пошёл навстречу. Они встретились в нескольких шагах от убежища Лучано, где он притаился, как мышь рядом с двумя матёрыми котами, изо всех сил изображая, что интересуется лишь енотом.

– Милорд Дункан?

Лучано второй раз за день изумился. Голос Ледяной Глыбы звучал совершенно по-человечески. Больше того, Дарра говорил почтительно, как сам Лучано обращался бы к мастеру Ларци.

– Здравствуйте, мальчик мой, – откликнулся разумник с мягкой сердечностью. – Вы навещали Айлин?

– Да, милорд магистр, – сказал Дарра. Помолчал, а потом уронил снова с пугающей бесстрастностью: – Милорд, мы соперники?

Лучано отвёл в сторону веточку лимонной кроны, понимая, что не может этого упустить, даже если его проклянут с двух сторон.

Двое мужчин стояли посреди коридора. Одинаково высокие, но черноволосый смуглый Дункан, одетый в белое, в плечах был чуть ли не в два раза шире Дарры, тонкого и удивительно бледного в своей чёрной мантии. Невероятный контраст. Прекрасный и смертельно опасный. Лучано чувствовал, как в воздухе висит грозовое напряжение, и вот-вот ударит молния.

Однако Дункан покачал головой, глядя на Дарру с явным сочувствием. А потом сказал так ласково, словно обращался к ребёнку:

– Нет, мой мальчик.

Лучано с немым восторгом оценил изящество этого ответа. А грандсиньор Дарра понял всё безупречно верно, потому что его изумительно красивое лицо исказилось болезненной гримасой, но тут же снова вернулось к спокойному совершенству. А потом Дарра отступил на шаг, почтительно поклонился, как младший старшему, и сказал с безупречной бесстрастной чёткостью:

– Благодарю за правду, милорд. Мы ведь можем остаться друзьями?

Он не уточнил, с кем, и Лучано снова восхитился взаимопониманием этих двоих, словно читающих мысли друг друга.

– Мы будем рады, – отозвался разумник.

Дарра быстро и резко кивнул. Должно быть, даже его изумительное хладнокровие дало трещину, потому что он отвернулся и торопливо ушёл по коридору. Лучано проводил взглядом идеально ровную спину юного грандсиньора и глянул на дверь палаты. Синьора Элоиза как раз выходила оттуда, и они с Дунканом обменялись короткими уважительными поклонами, а потом разумник вошёл внутрь.

* * *

– Ну, Ревенгар! Рассказывай! – жадно потребовал Саймон, как только Лучано вышел из палаты. С сожалением глянул на опустевшую коробку и придвинул к себе ещё одну. Вытащил сразу три конфеты в блестящих обёртках, одну щедро протянул Айлин, вторую – Дарре, а третью, мгновенно развернув, сунул в рот и подался вперёд, глядя на Айлин горящими от любопытства глазами.

Ей вдруг стало так легко и весело! Всё-таки некоторые вещи никогда не меняются!

– Что рассказывать? – спросила она, невольно улыбаясь, и поспешно поджала ноги ещё выше – Саймон так и подпрыгнул на кровати от негодования.

– Как – что?! Всё! У тебя были такие приключения, а мы ничего не знаем! Ну же, рассказывай, как это было – странствовать без отряда? Сражаться с демонами? Закрыть Разлом в Запределье?

Он смотрел так заворожённо, что у Айлин защемило сердце. Ну, она же понимала, что Саймон обязательно об этом спросит – и вот он спросил, а она совсем не знает, что ему ответить! Да и что рассказывать? Ведь не про утопившуюся в колодце крестьянку? И не про старуху с тремя мальчишками, которые то ли смогли добраться до земель Вальдеронов, то ли нет? И уж конечно не про мэтра Денвера! И не про того торговца, который хотел обмануть Аластора, и которому друг разнёс лавку, хотя слушать про это было бы действительно смешно… если не думать, что в это самое время Лу умирал от лихорадки в лесной сторожке!

– Страшно, – наконец ответила она. – Ты был на том холме, правда? Значит, считай, что всё видел сам. Это было страшно, правда… А ещё холодно, грязно и иногда противно. И больно тоже бывало.

Взгляд Дарры, сочувственный и понимающий, Айлин почувствовала всей кожей, а восторженное ожидание на лице Саймона сменилось разочарованием.

– Так нечестно! У тебя были приключения, а ты рассказываешь только… вот это! Прямо как Саграсс… А, ты же его не знаешь. Ну, неважно… Подумать только, я всё пропустил! А мог бы отправиться с тобой и помочь! Или биться за Академию вместе со всеми, а не как…

Он с отвращением взглянул на собственную забинтованную ногу и скривился, а вот Айлин показалось, что она ослышалась. И как-то по-новому вдруг увиделась эта повязка, которая Саймону ничуть не мешала, но всё же…

– Биться… за Академию? – переспросила она тихо-тихо. – А зачем… за неё было биться? И с кем?

– Саймон, ты неосторожен, – укоризненно бросил Дарра. – Милорд Бреннан, кажется, упоминал, что милую Айлин нельзя тревожить, а ты… К сожалению, случилось так, – пояснил он, переведя взгляд на Айлин, – что большое количество порталов открылось в Академии. К счастью, младшие курсы были отправлены в город, как и те из взрослых магов, кто не мог за себя постоять, и отбить атаку демонов удалось.

– Большое количество порталов? В Академии? – переспросила Айлин, не слыша собственного голоса.

Перед её глазами снова встала мёртвая деревня, живой мальчик, повисший на сапоге Аластора, и мёртвый – стоявший у забора и одними глазами моливший о милосердии. И другие: согнутый работой седой старик, молоденькая девушка с толстой косой, даже младше самой Айлин, симпатичный парень, чем-то похожий на Саймона, наверняка весельчак и любимец девушек – такие разные, безнадёжно мёртвые, мёртвые, мёртвые… Благие Боги, за что это Академии? Правда, здесь оставались маги, но всё-таки…

– Сколько… сколько погибло? – прошептала она.

– Милая Айлин, – осторожно начал Дарра, но Айлин перебила его так громко и яростно, что эхо её голоса испуганно заметалось по комнате:

– Сколько погибло, Дарра?!

– Четверо преподавателей, – тихо ответил Аранвен. – Трое служащих. Девятнадцать адептов… Сразу и в первые два дня в лазарете. И ещё несколько человек в течение недели от ран…

– Двадцать шесть человек… – прошептала Айлин, пытаясь осознать эту чудовищную в своей простоте мысль.

Конечно, в той деревне погибло куда больше – но ведь это были совсем другие, незнакомые ей люди! Что же она за чудовище! Но всё-таки… двадцать шесть магов, которых она наверняка знала!

– Мэтр Ирвинг, – пробормотал Саймон, как-то вдруг тоже погаснув. – Вот это было совсем нечестно… Мы только потом узнали…

Мэтр Ирвинг?! Такой весёлый и добрый, так интересно рассказывающий о нечисти?! Ещё совсем не старый и влюблённый в Аделин Мэрли с факультета целителей… Это была страшная тайна Аделин, поэтому о ней знали все девочки, кроме самых младших, и никто ей не завидовал, наоборот! Помогали влюблённым встречаться, передавали записки и украдкой вздыхали об их прекрасной, такой романтичной и невозможной любви. Девица из Трёх Дюжин и бедный дворянин… Правда, сама Айлин была незнакома с Аделин – только слышала разговоры Иоланды и её подруг, но очень сочувствовала влюблённым.

Она на миг представила, что вот если бы Дункан… нет, никаких демонов, ни за что! Просто предложил расторгнуть помолвку! И едва не закричала – так больно сжалось сердце. А ведь это она только что придумала сама! Аделин же пришлось намного хуже… Потерять возлюбленного! Да ещё так страшно!

– Бедная Аделин, – пробормотала она невольно.

– Аделин? – удивился Саймон. – Какая Аделин? Мэрли? С которой Дарра ходил на Вишнёвый Бал? Вы что, дружили? Я не знал!

– Нет, – вздохнула Айлин. – Мы не общались. Просто я слышала… говорят, она очень славная. И магистр Бреннан её хвалит.

– Хвалил, – поправил Саймон. – Она тоже погибла. Жалко! А почему ты назвала её бедной?

– Полагаю, милая Айлин имела в виду, что леди Мэрли была влюблена в мэтра Ирвинга, – изрёк Дарра, неодобрительно взглянув на друга. – Саймон, ты…

– Да-да, знаю. Бестактен, – буркнул Саймон, неловко ероша волосы на затылке. – Я не знал. И правда, жаль… Ну, зато теперь они вместе в Претёмных Садах… И ещё… – продолжил он как-то неуверенно, поглядывая на неё почему-то с опаской. – Та итлийка с твоего курса, помнишь? Она вроде как прикрывала свою подругу и тоже погибла.

Ида?! Айлин задохнулась, не в силах поверить в услышанное. Прекрасная, гордая, талантливая Ида? А ведь они могли бы, наверное, подружиться – теперь, когда обе побывали в настоящем бою. Или совсем наоборот… Но всё равно они должны были ещё шесть лет учиться вместе, насылать друг на друга порчу и подстраивать глупые мелкие пакости вроде той истории с Дереком. Да, именно глупые и мелкие! После Разлома та история выглядит настолько незначительной! А теперь ничего этого уже не будет?! Ида погибла, прикрывая Лионору? Лионору, которую, как шептались злые языки, держит при себе, чтобы казаться ещё красивее и умнее?!

– Милая Айлин…

– Извини, Дарра, – проговорила она тихо. – Я хочу побыть одна. Саймон, пожалуйста…

– Прости… – Лицо Эддерли-младшего вытянулось, он отложил недоеденные конфеты и виновато посмотрел на Айлин. – Дарра прав, я ужасно бестактен. То есть это он слишком вежлив, чтобы впрямую назвать меня дураком. Ревенгар… Айлин, мне правда жаль! Очень… Магистр Бреннан говорил, чтобы тебя не волновали, но я не подумал…

– Не думать – это тебе иногда исключительно удаётся, – холодно сообщил ему Дарра и встал. – Идём, тебе тоже пора делать перевязку, если не ошибаюсь. Милая Айлин…

Он поклонился, и Айлин старательно улыбнулась в ответ, а потом протянула друзьям обе руки, показывая, что не сердится. Саймон сжал её ладонь в своих и непривычно робко заулыбался, а Дарра церемонно склонился и коснулся пальцев Айлин лёгким поцелуем.

«Они ведь совсем взрослые, – мелькнуло у неё в мыслях, когда друзья выходили из палаты. – Дарра – почти ровесник Аластора, да и Саймон ненамного их младше. Взрослые молодые лорды, почти полные маги. И… я могла их потерять… Саймон был ранен! И наверняка серьёзно, если рану до сих пор не залечили. Ни он, ни Дарра никогда не прятались от опасности. Я могла вернуться и узнать, что они… что их больше нет. Как Иды, Аделин, мэтра Ирвинга… Нет, и больше никогда не будет в этой жизни. Да, в Претёмных Садах мы все встретимся, но это… совсем другое. Как же много можно утратить вместе с тем, кто тебе дорог…»

Она откинулась на подушки и попыталась проморгаться, но на глаза неудержимо наворачивались слёзы. Странно, раньше она не была такой плаксивой. Но это, конечно, из-за услышанного. А ещё почему-то страшно раздражал запах цветов, до сих пор наполнявший комнату. И ведь Лу проветривал, но сладкий аромат лилий проникал повсюду, наверное, просачивался из коридора. Фу, какая гадость! И за что ей раньше лилии нравились? Воняют мертвечиной! Снова вспомнилась уничтоженная демонами деревня, и Айлин замутило.

Она уже собралась встать и опять распахнуть окно, как дверь открылась.

– Айлин, милая! – воскликнула тётушка Элоиза, стремительно входя в палату. И добавила гораздо тише: – Бедная моя девочка… Я бы пришла раньше, но к тебе не пускали.

Чёрный шёлк её платья зашелестел, когда Айлин прямо с кровати бросилась к тётушке и сжала её в объятиях. Чёрный?! И вместо любимых жасминовых духов едва заметная вербеновая отдушка, один из немногих ароматов, позволенных в трауре…

– Тётушка, но… почему вы в трауре? – выдохнула Айлин, замерев от ужаса.

Кто? Кто ещё? Ведь это кто-то из родственников, да?! Неужели Артур или… леди Гвенивер? Или тётушка Мэйв? Тётушка Брайд? Их мужья и дети… Айлин перебирала всех, не зная, чьё имя больше всего боится услышать. Да, она не общалась с многочисленной роднёй уже… Ох, как давно! И всё-таки узнать, что кто-то из них умер или погиб… Это совсем не то, что ей сейчас нужно.

– Тимоти, – сказала тётушка Элоиза так же тихо, и Айлин задохнулась от боли. – Девочка моя, прости, что я с такими новостями. Я знаю, ты любила его…

– Айлин, милая, мне жаль, но пора идти, – шепнула тётушка через несколько минут, не переставая обнимать её и гладить по голове. – Я обещала целителям, что не стану тебя утомлять. Увидимся через пару дней, а пока прислать тебе что-нибудь? Может, фруктов или…

Она окинула взглядом прикроватный столик, полный сладостей, и осеклась.

– Кажется, мне придётся шить новый гардероб, – всхлипнув, призналась Айлин, чувствуя себя отвратительно.