– Чья? – коротко спросил Император.
– Её зовут Тэра. Она – человек… жрица Стража Порога с необыкновенными талантами. Первый из бальзамировщиков просил о ней для себя, для своих храмов. Мятежный жрец Перкау взял на себя вину за всю свою общину, но именно на ней лежит основное бремя преступления. И всё же я склонен просить за неё тоже, просить об особой для неё защите, тем более после того, что услышал от Минкерру, – Хатепер вздохнул под тяжёлым испытующим взглядом Владыки и повторил слова Верховного Жреца: – «Если потеряете Тэру – потеряете и наследника. Помни, что держит его на Берегу Живых…»
Секенэф отвёл взгляд. Хоть он и усмирил свою боль, а всё же всякое упоминание о Хэфере по-прежнему бередило так и не зажившие раны.
– Пусть Тэра достаётся Минкерру, – проговорил Владыка наконец и невесело усмехнулся. – Если кто-то сумеет найти её… Знай я точно слепок её личности, привкус её сути, я бы нашёл её так, как не могу найти своего сына. Но боюсь, этого не выудить из разума мятежного жреца. Портрет души – не то, что так легко запечатлеть, и взор Ваэссира не всесилен, – последние слова отдавали горечью.
Хатепер знал: брат пытался, продолжал пытаться, не мог остановиться – искал.
– Я передам твою волю нашему союзнику, – проговорил он, взвешивая внутренне, как подступиться к теме, которую уже нельзя было откладывать дальше.
– Но передай ему также, что прежде я хочу взглянуть на неё – на жрицу, посмевшую преступить заветы своего Божества, посмевшую посягнуть на жизнь одного из Эмхет.
– Разумеется, – Хатепер снова склонил голову. – Всё в воле Владыки. Я бы и сам, признаться, хотел взглянуть на эту необыкновенную женщину, сотворившую невозможное… а после – запереть её подальше, в храмах бальзамировщиков, для блага всех нас.
– Это будет разумно. Ни к чему смущать народ и порождать мысли, будто династия не в силах справиться с направленной на неё же угрозой… Да и если через эту Тэру возможно навредить роду Эмхет – ты прав, стоит как следует позаботиться о том, чтобы защитить её, изолировать.
– Полагаю, Минкерру понимает это даже лучше нас, – заметил Хатепер, а про себя добавил: «Ведь разве не с этой же целью мы заперли в Обители Таэху Паваха из рода Мерха?..» – Но прежде, как ты и сказал, нам нужно найти её. Найти их обоих, – он осторожно подвёл беседу к опасному повороту. – Позволь мне говорить прямо.
– Когда это тебе требовалось моё дозволение, тем более – наедине? – Секенэф коротко рассмеялся. – Говори, брат.
– Мы возлагаем много надежд на Перкау и на его общину – что благодаря им найдём все ключи, все недостающие фрагменты… Но я страшусь, что в итоге ты будешь разочарован. А ведь не все доступные нам возможности мы уже исчерпали. Возможно, нам не стоит больше откладывать и пора рискнуть?
Хатепер замолчал. Император прищурился, нетерпеливо кивнул, побуждая закончить фразу. Он наверняка уже догадывался – братья слишком хорошо понимали друг друга.
– Павах из рода Мерха. Проклятие Ваэссира, – закончил дипломат.
Старший царевич знал брата с детства, испытал на себе не раз не только благостные эмоции Секенэфа – сначала наследника трона, а потом и Владыки. Однако эту холодную ярость, способную смести всё на своём пути, ему доводилось видеть редко – Император умел держать себя в руках. Всё вокруг словно замерло – затишье перед бурей, затаившейся в золотых глазах Секенэфа. Казалось, даже голоса птиц смолкли, и затих шелест листвы.
Голос Владыки звучал негромко, но гнев перекатывался в нём, как рокот сдвигаемых камней:
– Разве не помнишь, каких сил мне стоило удержать себя и не уничтожить его сразу же, тем более после получения подтверждений его предательства? Разве не знаешь, каких сил мне стоит удерживать себя теперь, когда я должен принимать равно всех сыновей и дочерей влиятельных родов Империи? Всех без исключения… и роды Мерха и Эрхенны – одни из наиболее влиятельных среди прочих, герои войны времён правления нашего отца. Я должен быть справедлив и любезен с теми, кто забрал мою кровь, мою плоть… Я должен защищать и оберегать их так, как оберегаю всех своих подданных – я, тот, кто желает стереть всякую память о них! Я – Хранитель Закона, и должен совершить мой суд справедливо. Но я – живой мужчина… супруг прекрасной отнятой у меня до срока женщины… отец нашего прекрасного отнятого у меня сына… которого не сумел защитить так, как защищаю теперь его обидчиков.
– Секенэф, я…
– Да-а-а, ты… – Император с горечью усмехнулся и покачал головой. – Ты знаешь всё это. Ты знаешь меня как никто из живущих ныне. А ведь именно ты и Джети убедили меня сохранить предателя в Обители – даже не ради того, чтобы он помог однажды раскрыть заговор, нет. Ради связи, протянувшейся меж ним и нашим Хэфером… Но даже дав на то своё согласие, я до сих пор желаю вскрыть его разум, вскрыть его сердце и вырвать эту нить собственными руками из его живой сути, – прорычал он, сжав руку в кулак у самого лица Хатепера.
Дипломат не вздрогнул, выдержал взгляд своего брата и Владыки, полный разрушительной ярости и не менее разрушительной боли.
– Из всех нас только ты можешь эту связь использовать, – тихо проговорил он. – Взор Ваэссира и Его Проклятие. Я знаю, сколько муки приносит тебе моя просьба, прости меня. Скорее всего, предатель не переживёт ритуал… об этом ещё нужно говорить с Джети – как сохранить жизнь в нём столько, сколько нам потребуется. Слияние с твоим сознанием похоронит его заживо.
– Хочешь сохранить связь – держи предателя как можно дальше от меня, Хатепер, – не скрывая угрозы предупредил Секенэф и медленно опустил руку. – Иначе уничтожит его даже не ритуал.
«Я могу разрушить твой разум до основания, разбить саму твою суть на осколки и разметать твою память вплоть до самых давних твоих жизней…» – так звучала одна из самых страшных угроз потомков божественного Ваэссира. И это было подвластно тем Эмхет, что воплощали Силу предка в полной мере.
– Прошу тебя, хотя бы подумай о такой возможности… как о последнем нашем средстве…
Вместо ответа Император резко поднялся и направился прочь из сада. Хатеперу ничего не оставалось, кроме как молча последовать за ним. Говорить что-то, пытаться и дальше увещевать сейчас было бессмысленно.
Великий Управитель Таур-Дуат, один из столпов трона Владыки, не ведал, как использовать Проклятие Ваэссира и вместе с тем сохранить жизнь того, кто был проклят.
* * *
Кахэрка не любила порталы – её инстинкт говорил о ненадёжности окружающей действительности в точке преломления пространства. Недаром ни одному Императору не удалось приспособить ритуал перехода для того, чтобы переправлять войска. Владыка Синаас Эмхет, могучий чародей, и его дочери-жрицы были последними, кто экспериментировал с усовершенствованием портальных святилищ. После их трагической гибели святилища было приказано использовать только так, как заповедовали древние – проводя лишь очень небольшие группы и нечасто. Тонкая ткань планов бытия не терпела неосторожного подхода.
Жрица испытывала волнение даже теперь, хотя давно уже не была юной послушницей, впервые переступавшей невидимую границу, – волновалась, но разумеется, ничем этого не показывала. Впрочем, священных псов внешней выдержкой не обманешь – её верные спутники чувствовали волнение своей подруги и как по команде встали по обе стороны от неё, тесно прижимаясь к ней тёплыми боками, почти мешая идти. Близость их присутствия всегда придавала ей сил. Все трое чувствовали друг друга как один – таков был особый дар Кахэрки от её возлюбленного Божества. Все жрецы Псоглавого умели ладить со священными псами, но немногих священные псы избирали своими, разделяя с ними и шаг, и дыхание, и биение сердца.
Кахэрка кивнула, и несколько её братьев и сестёр по храму начали свой речитатив – магическую формулу, позволявшую разомкнуть пространство и проложить незримый путь отсюда в святилище Ануи в Кассаре. Столица сепата Хардаи, древнейший оплот культа Стража Порога, была ближайшим к границе храмом. Портальное святилище северного храма эльфы разрушили ещё в ходе последней войны, и с тех пор оно так и не было восстановлено.
Кахэрка любила храмы Кассара. В городе-культе Ануи было хорошо любому, кто чувствовал родство со Стражем Порога. Духи владели Кассаром так же, как и живые. Радости жизни и спокойное достоинство смерти обитали там бок о бок в гармоничном сочетании. Город был своего рода кристаллизованным осколком вечности, застывшим временем, напоминанием о переходе, который предстоит каждому – так же, как Апет-Сут была обителью жизни, вечно меняющимся калейдоскопом эпох. Жрица с радостью осталась бы там погостить и дольше – погулять по улицам, побродить в тенях древних некрополей, насладиться колдовской тишиной самых первых святилищ Ануи – но дела не терпели отлагательств.
От Кассара бальзамировщице предстояло отправиться на ладье, но так ей было даже спокойнее – всего пара дней, и она прибудет на место. В том, что ладью ей выделят самую быстроходную, она не сомневалась, потому как несла приказ Первого из бальзамировщиков и приказ самого Владыки Эмхет, да будет он вечно жив, здоров и благополучен. Не все приказы было легко и отрадно исполнять, но кто-то должен претворять в жизнь и такие. Мудрейший Минкерру доверил дело ей, оставив подле себя в столице Таа. Для амбициозного жреца это было ещё одним знаком того, что Первый оказывает ему больше доверия. Что до самой Кахэрки, она понимала и так – а после личного разговора с учителем тем более, – какой деликатности требовала её миссия. Она была голосом и дланью Верховного Жреца на этом суде. Кахэрка покидала храм редко и не то чтобы охотно – её сердцу были милее таинства святилищ и тени некрополей, чем встречи с влиятельными живущими. Из них двоих именно Таа лучше справлялся с внешней жизнью культа. Но из них двоих именно ей Минкерру чаще доверял внутренние дела храмов…
По знаку одного из жрецов Кахэрка вошла в портальный круг, на миг закрыла глаза, ощутив знакомую вспышку тревоги… и вышла уже в другом храме.
Массивные колонны в форме связок бумажного тростника высились по периметру круглой площадки. В узоре иероглифических надписей на них не было ни единого случайного символа – каждый пребывал в идеальном соответствии с остальными, и, находясь на своём месте, усиливал действие формул, в которые был включён. Пол был покрыт единой монолитной плитой, на которую по кругу в определённом порядке были нанесены символы созвездий и планет – ориентир. Сама плита была выкрашена в синий и бирюзовый таких насыщенных оттенков, точно это был не песчаник, а чистейший азурит[7 - Азурит – «медная лазурь», полудрагоценный камень, по цвету напоминающий тёмный лазурит, но с зеленоватыми вкраплениями. В древности считался обладающим целебными и магическими свойствами.], который жрецы часто использовали в ритуальных украшениях.
Бальзамировщики, нёсшие дозор у портального святилища, почувствовали изменение в пространстве первыми, и тотчас же один из них, самый молодой и быстроногий, поспешил уведомить Верховного Жреца. Когда Саар вошёл в зал, гости его храма уже были здесь.
Красивая статная женщина со строгим лицом без возраста, облачённая в тёмные одежды, вышла из круга, и точно две тени за ней скользнули два священных пса – самец и самка. Звери с царственной грацией уселись по обе стороны от жрицы, бесстрастно взирая на присутствующих своими изумрудными глазами. Высокую ступень посвящения бальзамировщицы выдавали даже не амулеты и не сложная ритуальная причёска, в которую были собраны её блестящие волосы, но удивительная Сила, исходившая от неё, – Сила, которую безошибочно чувствовал каждый жрец. Во многом она превосходила даже самого Саара. Разумеется, он узнал её – Кахэрку, возможную преемницу Первого из бальзамировщиков Таур-Дуат, мудрейшего Минкерру. И в её глазах, напоминавших тёмные драгоценные камни, Саар также различил узнавание. Кахэрка совершала паломничество по всем храмам Ануи во всех уголках Империи, как того требовало её положение, и знала всех жрецов высоких ступеней посвящения в лицо.
Саар испытывал смешанные чувства и чуял осторожность, опасения со стороны своих братьев и сестёр по храму. Прибытие кого-либо из столичного храма зачастую было связано не только с дружественным общением единомышленников, но и с проверками общего положения дел. В этом жречество Империи почти не отличалась от крестьян, и дальние общины были рады прибытию столичных братьев и сестёр не больше, чем деревенские старосты – прибытию управителя сепата в компании сборщика податей.
Верховный Жрец Кассара знал, с чем прибыла Кахэрка теперь. Она была не только дланью и гласом мудрейшего, но и палачом. И именно ей предстояло запечатать северный храм – по воле Первого из бальзамировщиков и самого Владыки.
Бальзамировщица подняла руки с открытыми ладонями в жесте ритуального приветствия.
– Приветствую вас, братья и сёстры. Благословения Стража Порога да пребудут со всеми нами. Я же несу вам благословение от Первого из бальзамировщиков Таур-Дуат, мудрейшего Минкерру, Верховного Жреца Ануи.
Все присутствующие глубоко поклонились ей. Саар выступил вперёд и учтиво произнёс:
– Будь нашей почётной гостьей. Окажи нам честь и раздели с нами трапезу, мудрая Кахэрка.
– Благодарю, – милостиво кивнула жрица и чуть улыбнулась. Улыбка её, впрочем, была несколько мрачной – она вообще улыбалась редко. – Кто из нас не любит погостить в Кассаре, древнейшей колыбели нашего культа?
Саар распорядился обо всех необходимых приготовлениях. Быстроходная ладья для высокой посланницы была готова в тот же день, а к столу подали обильную трапезу и лучшее вино. Но прежде, чем Кахэрка поднялась на борт, Саар попросил её о краткой беседе с глазу на глаз – просто не мог не попросить. На его счастье, она согласилась и не выразила неудовольствия задержкой. Никого из других жрецов он не пригласил поприсутствовать в своих уединённых покоях – только бальзамировщицу и её псов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64366002&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Наос – этот термин греческого происхождения имеет несколько значений: алтарная часть храма, либо небольшое святилище, либо деревянный ящик, в котором хранились освящённые реликвии или статуэтки. В данном случае имеется в виду закрывающаяся ниша для статуи Божества.
2
Схенти – опоясание, традиционная одежда мужчин Древнего Египта, характерная своей драпировкой разной степени сложности. Ткань оборачивалась вокруг бёдер и украшалась поясом. Схенти были разной длины – до середины бедра, до колен или даже до щиколоток.
3
Калазирис – слово греческого происхождения, относящееся к традиционной женской одежде Древнего Египта. Используется чаще в научно-популярной литературе, в научной называется просто платьем или одеянием. В ранние периоды был распространён более простой вид этого одеяния – платье с широкими бретелями, прикрывавшими (а иногда и не до конца прикрывавшими) груди. В более поздние периоды наряды стали усложняться накладками, драпировками и плиссировками.
4
Скоропись – здесь имеется в виду упрощённая форма иероглифического письма. В Таур-Дуат, как и в Египте, для повседневных записей использовалась именно скоропись, а полная священная символика использовалась для более важных текстов.
5
Бумажный тростник, или бумажная осока, – папирус.
6
В Древнем Египте наступление нового года было приурочено к разливам Нила, к восхождению звезды Сопдет (Сириус).
7
Азурит – «медная лазурь», полудрагоценный камень, по цвету напоминающий тёмный лазурит, но с зеленоватыми вкраплениями. В древности считался обладающим целебными и магическими свойствами.
