Мастерская художницы располагалась в большой светлой комнате. Стены этой комнаты были окрашены в ярко-лиловый цвет, который удачно разбавляли белые монументальные пилястры с диковинными растительными капителями. Ровно половина этой комнаты была завалена холстами и подрамниками, тут же стояло несколько постаментов со скульптурными головами, явно античного исполнения. Банками с краской, кистями, складными мольбертами, ящиками, овальными палитрами, рулонами бумаги, свернутыми холстами, молотками и прочей художественной атрибутикой были заполнены два высоких шкафа. Посередине комнаты, как водится, находился мольберт с картиной, прикрытый белой простынею.
Другая половина комнаты приютила два роскошных дивана, стол, на котором валялись карнавальные маски, хлысты и даже шестиконечная плеть. На столе также возвышалась хрустальная ваза с фруктами и пара фужеров.
– Садитесь, Андрей. Сейчас мы с вами выпьем и уже постараемся никогда не сбиваться на «вы».
Она обошла один из диванов и достала из деревянного ящичка бутылку французского шампанского от Moet Chandon с черным бантом возле горлышка. А после Варвара протянула бутылку Андрею.
– Откройте, пожалуйста.
– Вы решили меня сегодня напоить до беспамятства? – пошутил он. – Я, на самом деле, довольно редко пью. Для моей работы нужна трезвая голова.
– Завтра выходной, весь этот легкий алкоголь тысячу раз успеет испариться, – улыбнулась Бронш. – От такого шампанского нельзя спиться, доктор Кольцов. Его пили во времена французских королей, еще с восемнадцатого века.
Андрей ловко откупорил бутылку. С легким шипением шампанское было разлито по бокалам. Бронш подсела очень близко к Андрею, и он вновь почувствовал головокружительный аромат "Ньют де Ноэль". Им пахли черные волосы женщины.
А после, перекрестив руки, Варвара Семеновна почти заставила нашего героя выпить с собой на брудершафт.
– Ну вот, теперь я полагаю, что мы с тобой не собьемся.
Рядом с Андреем мелькнули ее карие глаза. Теперь они казались Андрею почти загадочными.
«Черт побери, – думал он. – Если я с ней пересплю, то после не оберусь неприятностей. «Небожители» бывают коварны и весьма изобретательны на мелкие пакости. А все-таки, она удивительная женщина…»
Рука потянулась к Варваре. Андрей обнял ее и крепко поцеловал. Она ответила на поцелуй трепетом всего тела. А после тоже смело обняла его за шею и еще ближе притянула его голову. В этом движении было нечто царское, требовательное. Обычно именно он, вот так вот, притягивал за затылок женщин. Поцелуй оставил легкое послевкусие табака. И хоть аромат шампанского, леденцовый флер карминовой помады и "Ньют де Ноэль" перебивали запах папирос, однако Андрей ощутил его. Эта женщина была довольно жесткой на ощупь. Когда он ее обнимал, то не чувствовал под руками привычного тепла, мягкости и податливости – тех ощущений, которые ему были привычны. Бронш казалась суховатой, жилистой и спортивной. Синий крепдешин приятно щекотал ладони. Он вновь крепко поцеловал ее. Во время второго поцелуя его рука скользнула за ворот платья. Пальцы ощутили совсем небольшую грудь. Эта женщина была иной, нежели все те, которые нравились ему. И он пока не знал, как к этому относиться.
Она скосила глаза на ткань оттопыренных брюк возле паха.
«Может, поставить ее задом на этот диван и тут же выебать? – думал он. – А что будет потом? Она же не отвяжется от меня. А при ее власти. Зачем я поехал сюда?»
Эта женщина была похожа на трескучую молнию – слишком суха, слишком резка, слишком самоуверенна и властна.
Андрей замер, а член предательски опал.
Она посмотрела в его глаза.
– А ты хорошо целуешься. Но мы взрослые люди, и торопиться я вовсе не люблю. Я предпочла бы, чтобы ты за мной чуточку поухаживал.
Кольцов напряженно молчал. Она рассмеялась и отстранилась от него.
– Хочешь посмотреть мою новую картину? Я скоро ее закончу, – она встала с дивана, ухватив со столика бокал с шампанским и виляя бедрами, подошла к мольберту.
Рука потянула белую простынь. Картина была написана маслом. Было видно, что над ней работал опытный художник – были соблюдены все академические приемы, и местами довольно искусно передана игра света и теней. Но, не смотря на это, Андрей довольно быстро убедился в том, что сие творение было абсолютно бездарно, а скорее даже по?шло.
На картине была изображена сцена из Римской жизни. По замыслу художницы в центре экспозиции находился не кто иной, как сам Цезарь с золотым венком на голове, от которого шло свечение, подобное священному нимбу. Цезаря окружала многочисленная свита. Он восседал на роскошном троне, покрытом шкурой гепарда. Одежда, детали туалетов, весь антураж картины, и само небо над головами персонажей – все это было написано такими яркими красками, что напомнило Андрею ярмарочный лубок или персидский пестрый ковер. Все оттенки радуги были разбросаны по картине в некотором безвкусном хаосе и резали глаза. Но главное отвращение вызвало даже не это…
В образе Цезаря Андрей с легкостью узнал родного брата Варвары – Виктора Семеновича, седовласого огпушника во фраке, так сильно смахивающего на итальянского мафиози. И это было отвратительно… Андрея вдруг затошнило от этого образа и всего того пафоса, с каким был изображен сей господин. Хорошо еще, что она догадалась не изобразить своего людоеда в образе святого или Христа.
– Видишь, я очень люблю исторические темы, – щебетала Варвара, легко обнимая Андрея за талию.
– Вижу, – холоднее, чем того требовали приличия, отвечал он.
– Тебе нравится?
Он сухо кивнул:
– Весьма любопытно.
– А ты свои картины чем пишешь?
– Чаще акварелью.
– Ты мне их покажешь?
– Их не так много и они не в Москве, – соврал он.
– Да? А где?
– В Коктебеле, – назвал первое, что пришло на ум.
– Да? А ты был в Коктебеле? Ты знаешь Волошина?
– Знаю.
– Боже, как это здорово! Я все мечтаю съездить в Крым. Давно не была, – тараторила она. – Говорят, что Максимилиан божественно одарен? Это правда? Говорят, что к нему едут многие писатели, поэты, художники. Ты со многими знаком?
– Нет, не со многими.
– А вот и другие мои работы.
Она откидывала простыни, закрывающие картины, и вытаскивала холсты из наваленных рядов подрамников.
Андрей с унынием отмечал во всех работах Бронш ту же невозможную безвкусицу и откровенную пошлость. Часть картин носила откровенно эротический и даже порнографический характер.
– Я мечтаю открыть небольшую выставку, – сообщила она.
– Да, это хорошо, – заложив руки в карманы брюк, Андрей двигался по комнате, делая вид, что с интересом рассматривает живопись хозяйки.
«Зачем я сюда приехал? – вновь корил себя он. – А что я, собственно, хотел? Увидеть здесь Тициана?»
– Смотри, Андрюша, – ласково и чуть торжественно объявила она. – Я покажу тебе и свою главную гордость. Я писала по памяти Ильича.
– Лихо!
– Да…
Варвара выудила из шкафа небольшое полотно, написанное в ярко изумрудной и малиновой гамме.
– Понимаешь, все пишут вождя в каких-то серо коричневых тонах, а я решила его написать в образе восточного правителя. Он мудрый и властный. Я просто, как художник, видела его в тот момент именно таким.
Знакомый, вполне угадываемый персонаж был изображен на картине в восточном длиннополом кафтане из изумрудной парчи. Вокруг Ленина, склонив головы в поклоне, стояли чернокожие евнухи. На заднем фоне мелькали кипарисы и пальмы, а рядом, играя всеми цветами радуги, прохаживался павлин. И даже губы у Ленина были малинового цвета.
«Боже, какая гадость! – подумал Андрей. – Это под какими же парами вы все это ваяете, товарищ Бронш?»
И он угадал. Раскрасневшаяся Варвара Семеновна подошла к комоду и достала оттуда небольшую серебряную шкатулку.
– Андре, я не сильно тебя шокирую?
– Что ты! Все очень даже недурственно.
– Я иногда люблю себе «пудрить носик». Особенно, когда работаю, – тонкие пальцы открыли маленькую шкатулку, полную белого порошка. – У меня есть отличный «марафет» из Германии. Я хочу вместе с тобой. Давай попробуем. Она заложила кокаин в ноздри, а после протянула шкатулку Андрею. – Поверь, немного «сладкого» не повредит.
– Нет, здесь я пас, Варварушка Семеновна, – рассмеялся Андрей. – Душно тут у вас. Мне бы на воздух.
После того, как он увидел на ее пальцах кокаин, ему стало совсем тошно.
– Какой ты, Андрюша, чистый и правильный, – с легкой хрипотцой произнесла она. – Между прочим, на Цветном, недалеко от твоего дома, есть «кокаиновый домик». Еще один притон есть в Головине переулке, между Трубной и Сретенкой. Есть и в Домниковке, и в Проточном переулке. Сейчас с этим проще – везде можно купить.
– Я не посещаю подобные заведения.
– Ну, да. Ты же у нас глава семейства.
– Я, наверное, поеду.
Ее глаза теперь еще более походили на глаза Веры Холодной – темные круги на веках стали ярче, а зрачки лихорадочно расширились. Только в отличие от экранного кумира, эти глаза выражали собой не кротость и печаль, а нечто иное. Было в них что-то затаенное и почти демоническое.
– Поцелуй меня снова, – попросила она. – Или брезгуешь? Глупый, я не кокаинистка. Так, иногда балуюсь, чтобы поднять настроение. Или для вдохновения… А ты, значит, «марафет» не уважаешь? Жаль…
Андрей посмотрел на старинные ходики, висевшие недалеко от стеллажей с бумагой. Они показывали половину пятого.
– О, как быстро бежит время. Надо собираться. Пока доеду, совсем вечер будет.
– Никуда ты не поедешь, дорогой. Завтра воскресенье. Я не отпущу тебя. У нас еще будет сегодня множество сюрпризов. Целая культурная программа.
В этот момент они оба услышали в коридоре мужские шаги. Дверь в мастерскую распахнулась, и на пороге появился высокий молодой мужчина, почти юноша, очень привлекательной наружности. Русые волнистые волосы были зачесаны назад. Прямой нос, красивая форма губ, мужественные скулы и серые глаза – этого мужчину можно было даже назвать красавцем. И одет он был в элегантные летние брюки и модную тенниску. Такие тенниски носили английские спортсмены. Парень был широк в плечах и крепок. Андрей невольно залюбовался им.
– Познакомьтесь, Андрей Николаевич, это Феликс. Он мой друг. Он комсомолец. Правда, дорогой?
– Правда, ma chеrie, – бесстрастно отвечал Феликс приятным баритоном. – Здравствуйте! – юноша подошел к Андрею, по-доброму улыбнулся и протянул руку.
Андрей ощутил крепкое рукопожатие.
– Рад знакомству.
– Взаимно.
А после пружинистой походкой юноша прошелся по мастерской – от порога до окна. Развернулся на каблуках летних туфель и подошел к Варваре. Его смелый и чуть смешливый взгляд скользнул по ее бледному лицу. Он приблизился к женщине и поцеловал ее руку. В это время его другая крупная ладонь ухватила ее маленький кулачок и вытащила шкатулку с кокаином. Бронш только успела махнуть рукою, подчинившись движению юноши. Шкатулка с кокаином была отправлена назад, в ящик комода.
– И ты туда же? – натянуто рассмеялась Бронш. – Ты тоже у меня «домостроевец», как доктор Кольцов?
Вместо ответа Феликс повернул красивую голову к Варваре и улыбнулся:
– Я голоден, ma chеrie.
– Мы недавно отобедали. Сходи на кухню. Там рыба, икра, омары. Персики привезли. Покушай, дорогой. А я пока свожу нашего гостя к озеру.
– Варвара Семеновна, давайте в следующий раз? Уже шестой час…
– Андрей Николаевич, я могу и вправду обидеться, – сказала она, надув губы. – Мы же совсем недавно отобедали. Еще не собрались все мои гости. Ты не видел озера и прочих красот.
– И вправду, Андрей Николаевич, – с доброй улыбкой произнес Феликс. – Оставайтесь. Вечерами здесь бывает весело. Играют джаз. Вы любите джаз? Вечером будут танцы. Мы здесь веселимся до утра. А сегодня ожидается такая тихая, волшебная ночь. Вам понравится.
«И в правду, чего это я вновь корчу из себя монаха? Мне чуть за тридцать, а веду я себя, порой, словно старик. Это Светка во всем виновата. Замучила меня своей ревностью. Переживет. Ничего с ней не сделается, если я даже не приеду ночевать. Я же предупреждал ее, что могу задержаться…»
– Можно я немного пройдусь с вами до озера? – произнес Феликс.
– Ты же сказал, что голоден. Иди лучше поешь, – рассмеялась художница.
– Успею.
* * *
Путь назад показался Андрею более быстрым. Промелькнули анфилады головокружительных переходов, стены, украшенные картинами, великолепный зал, полный художественных сокровищ. Феликс шел чуть впереди, легко двигаясь по глянцевой глади паркетных полов.
«А этот парень несомненно хорош, – думал Андрей. – От него исходит какая-то положительная сила. Вот такие люди – крепкие, молодые, раскрепощенные и добрые сердцем мне и нужны на островах. Надо будет поговорить с ним наедине. А вдруг это будущий кандидат в мою команду».
Миновали они и огромный холл первого этажа. На мгновение Андрею показалось, что Ленин на гигантском портрете подмигнул им хитрым глазом.
«Уж не схожу ли я тут с ума? – с усмешкой подумал Андрей. – Нет, верно, виной всему жара и немного вина. Я не привык пить вино».
Когда они втроем оказались на мраморных ступенях портика, в лицо ударил поток свежего воздуха, в котором были запахи берез, смоляной дух сосен и аромат полевых и садовых цветов.
«Какое же хорошее нынче лето!» – с радостью подумал Андрей.
Троица легко сбежала со ступеней. Красивой раскованной походкой, впереди всех двигался Феликс. Андрей успел отметить, что этот парень выше его на полголовы. Он шел уверенно, словно хозяин. Они миновали большую площадку возле усадьбы, прошли мимо цветочных клумб и палисадников с мальвами и розами, миновали флигель и несколько хозяйственных построек, а после Феликс вошел в рощу и вывел всех на хорошо утоптанную широкую тропинку. Варвара Семеновна все еще была на каблуках, а потому едва успевала за стремительным юношей.
– Феликс, куда ты спешишь? – пожурила она. – Мы же не скороходы.
Феликс остановился и улыбнулся такой белозубой, доброй и чуть застенчивой улыбкой, что Андрей вновь подумал о том, что он непременно бы взял этого парня с собой. «Я ему все расскажу, – думал он. – Такие как он и ему подобные, должны жить на моем острове. Я всех увезу из этой страны с ее стальными тетками, маузерами и картавыми вождями, в страну вечного лета и свободы».
Шли они минут десять, прежде чем услышали хохот, женский визг и плеск воды. Сосны расступились, и взору Кольцова предстало огромное озеро, отливающее синевой и уходящее береговой линией в невидимое за лесом пространство. Противоположный берег определялся с трудом. Его тоже венчала полоска по-весеннему свежего леса. Яркое солнце слепило глаза, отражаясь искрами на поверхности воды. Но внимание Андрея привлекло иное. Рядом с озером был устроен великолепный пляж, заставленный разноцветными английскими шезлонгами с яркими зонтиками. Были здесь и кресла. Вдалеке, меж сосен, висели гамаки, в которых явно кто-то спал, растекшись по жаре вялыми загорелыми телами. Чуть в стороне от пляжа располагалась деревянная веранда со столиками, застеленными крахмальными скатертями, и букетами цветов. Был и буфет с напитками, мороженым, легкими закусками и снующими официантами, одетыми, не смотря на жару, во фраки.
Скрипнула граммофонная пластинка, и из репродуктора потек лирический тенор Сергея Лемешева. Он пел Ариозо Ленского из «Евгения Онегина» – «Я люблю вас, Ольга…»
Здесь все было так ладно и красиво обустроено, что Андрею показалось, будто он внезапно очутился где-нибудь на пляже в Ницце.
– Феликс, хочешь, я прикажу поджарить тебе шашлык прямо здесь? – заботливо произнесла Бронш, обращаясь к своему юному другу.
