Мы вошли в дом, выпили чаю. Потом Клавдия пошла переодеваться, а я отправилась в кабинет. Надо взглянуть на этого Сизова, раз уж он метит в «постояльцы». Пока было время, проверила почту. Вовчик постарался, письмо от него пришло. Но ничем особо он не порадовал. Сведения примерно те же, что и в интернете.
Минут через пятнадцать появилась Клавдия. Одежда, как известно, меняет женщину, подругу она превращала в другого человека. Первое время я была уверена: наша контора долго не протянет, в городе полмиллиона жителей, новости здесь разлетаются быстро, и очень скоро те, кому это интересно, узнают: матушка Евлампия, в миру Клавдия Семеновна Огурцова-Богоявленская, лихая девица со склонностью к дурным манерам, дорогим тряпкам и мартини с клубникой (одной оливке Клавдия предпочитала три клубники, называла этот коктейль «компотом» и могла усидеть за вечер литр). Но артистические способности подруги так велики, что до сих пор два образа в один не соединились, по крайней мере, неприятностей у нас не было. Легенда гласила: матушка Евлампия живет у своей дальней родственницы, из дома практически не выходит, но временами отправляется на молебен в какой-нибудь монастырь, это когда Клавдии требовалось передохнуть или просто хотелось погреться на солнышке где-нибудь у очень теплого моря.
Вот и сейчас я постучала по стеклу, с целью убедиться, что передо мной моя подруга, а не сурового вида тетка, которая с Господом на «ты», а грешников за версту чует. Клавдия повернулась на стук, показала мне язык, и я успокоилась.
В ту же минуту раздался звонок домофона, Клавдия поднялась и не спеша покинула комнату, а вернулась уже с невзрачного вида мужичком лет пятидесяти. Давно не стриженные волосы стояли дыбом вокруг обширной лысины, она слегка поблескивала в свете свечей. У мужчины был нос картошкой и глубоко посаженные глаза, один слегка косил. Губы узкие и бледные, в целом он выглядел пронырой, который обведет вокруг пальца любого. Судя по всему, мужичок в этом сильно преуспел, если к нам притащился в надежде на помощь высших сил. В общем, не зря ревизии опасался. Неудивительно, что он ничего по существу Клавдии о себе не рассказал. Ей, кстати, надо быть с ним поосторожней. Я стала наблюдать за ним с еще большим рвением. Мужичок устроился за столом, Клавдия напротив.
– Ты, Анатолий Юрьевич, ко мне как на работу ходишь.
– Так ведь душа болит, матушка. Помолюсь с вами, и вроде легче становится.
– В молитве – большая сила, а в совместной молитве – особенная, ибо сказал Господь: где соберутся двое помолиться, там незримо третьим буду я. – Тут Клавдия пристально посмотрела на клиента и добавила: – Вижу, дело твое с мертвой точки сдвинулось.
Анатолий Юрьевич неожиданно покраснел, да не просто покраснел, заалел как пионерский галстук. Видно, Клавдия ненароком угадала. Или это от известия дядю в жар кинуло?
– Вот что, давай-ка чайку попьем, – внезапно предложила подруга. – Поговорим, а потом вместе помолимся.
Она засеменила к двери, двигаясь с трудом, то ли по причине болезни конечностей, то ли под тяжестью грехов человеческих. Ничего от ее обычной походки. Как я уже говорила, перевоплощение впечатляло и касалось буквально всего. Пока Клавдии не было, мужичок поднялся и, осторожно приблизившись к ее креслу, начал оглядываться. Заглянул под стол, потом в тумбочку рядом, пошарил в верхнем ящике.
«Деньги, что ли, ищет?» – с сомнением подумала я.
Он чуть приподнял скатерть, но тут услышал шаги Клавдии и юркнул на место. Занятный тип. Скорее всего, он нас подозревает, Клавдию, я хотела сказать, раз уж меня он никогда не видел. Может, он надумал матушку ограбить? А что? От дяди с такой физиономией следует ждать чего угодно. В ограбление я поверю скорее, чем в потребность общей молитвы и дальнейшего прозрения. Хотя по опыту уже знала: жулики очень часто бывают доверчивы.
Клавдия держала в руках поднос с чайником, двумя чашками и вазочкой с вареньем.
– Хороший чаек, душистый, – разливая его по чашкам, приговаривала подруга. – Сама в прошлом году травки собирала, у батюшки Серафима. Как душу-то согревает.
Анатолий Юрьевич расплылся в улыбке, попробовал чаек и, подхихикивая, принялся его нахваливать.
– Ну что ж, за чайком и поговорить не грех, – сказала Клавдия, дождавшись, когда Сизов допьет чай, сама она его чуть пригубила. Но Сизов внимания на это не обратил, уставившись на Клавдию, видно, ждал откровения. – Размышляла я о тебе, мил человек, – продолжила она. – Молилась. И было мне пророчество. Нехорошее. Вот и хочу спросить тебя: не вздумал ли ты шутки шутить с Господом нашим? Молишься об одном, а хочешь другого, забывая: душа человеческая для него – открытая книга. И мне он ее чуток приоткрыл, чтоб и я заглянуть могла.
Клавдия сделала паузу, мужичок выпучил глаза, а потом вдруг хрястнулся лбом о столешницу.
«Это его так от раскаяния плющит?» – подумала я. Клавдии, как видно, в голову пришла та же мысль.
– Ну-ну, успокойся, – потрепала она его по плечу. – Ибо сказано в Писании: кто истинно раскаивается, увидит царствие небесное. Успокойся, говорю, – посуровела Клавдия, но и это на него не подействовало. Он так и лежал, уткнувшись лбом в столешницу.
– Эй, – Клавдия, вновь протянув руку, встряхнула его сильнее. Голова чуть переместилась, но как-то странно, словно мужичок не имел к этому никакого отношения. – Лизка! – заорала Клавдия, а Сизов стал заваливаться влево и грохнулся на пол.
Я опрометью бросилась к ним. Когда появилась в комнате, Клавдия, склонившись к клиенту, легонько била его по щекам.
– Царица небесная, – пробормотала она, посмотрела на меня мутно и добавила: – Что за фигня?
– Надо «Скорую» вызывать, – завертелась я рядом. – Где мобильный?
– Какая «Скорая»? Помер он.
Клавдия стянула с головы платок и теперь сидела на полу рядом с мужиком.
– Как помер? – не поверила я. – С чего бы ему помереть.
– А хрен его знает… Взял и помер… зараза.
– Да с какой стати ты так решила?
– А с такой, что не дышит. И пульса нет.
Я принялась искать пульс, но не нашла, может, плохо искала впопыхах, а может, его и не было.
– Твою мать, – пробормотала Клавдия и начала грызть ногти.
– Подожди, нужно зеркало. Где у тебя зеркало?
Зеркало хоть и не сразу, но нашлось. Я поднесла его к губам Сизова и замерла в ожидании. В гробовой тишине мы несколько минут ждали, когда оно запотеет.
– Я же говорю, отошел клиент, – вздохнула Клавдия.
– Вовсе нет, здесь какая-то ошибка.
– Какая там ошибка, самый настоящий трындец. Извиняюсь за выражение, полное фиаско.
Я опять поискала пульс, подержала зеркало, похлопала мужика по щекам и заподозрила, что передо мной покойник. Лицо выглядело отрешенным и жутковатым.
– Если «Скорая» уже не поможет, надо звонить в полицию. Пусть они его заберут. У меня мурашки по коже, когда я на него смотрю, – пожаловалась я.
– Подожди со своими мурашками. Надо подумать.
– Чего думать? Вызываем «Скорую» или ментов. Каждую минуту промедления придется объяснять. Вдруг выяснится, что мы могли его спасти, если бы сразу позвонили?
– Разве только это придется объяснять? – горестно кивнула Клавдия.
– А что еще? – заволновалась я.
– Все. Ты глянь на меня.
– Переоденься. Ты – частный предприниматель, вид деятельности – оказание психологической помощи населению, налоги платишь… сколько не жалко, – добавила я. – Главное, платишь. Конечно, нас ожидают трудные времена, но ничего особо страшного. Станешь матушкой Пистемеей и сменишь адрес.
– Оно, конечно. Лизка, я его разговорить хотела. Достал он меня хитростью и коварством. Все вопросы аккуратненько обходит, фокусник. Вот я травки в чай и добавила.
– Какой травки?
– Такой.
На мгновение повисла тишина, а потом я заорала:
– Ты его отравила!
– Да не травила я его, разговорить хотела. Помнишь, как Вовчик с этой травы соловьем заливался, мы еще смеялись до слез.
– Теперь вряд ли посмеемся, – буркнула я.
– А я про что?
– Сколько ты в чайник насыпала?
– Ложечку. Или две. Видимо, две. Наверняка хотела.
Я устроилась на полу рядом с Клавдией, стараясь не смотреть на покойника.
– Но не от этого же он умер? Вовке было хоть бы что. Наутро жаловался, что башка болит, а в остальном – порядок.
– Вовка молодой, – вздохнула Клавдия. – А у этого, может, сердце больное. Или еще чего.
– Об этом надо было раньше подумать.
– Что ж, вызывай ментов. Придется сдаваться.
– Эта дрянь в доме еще есть?
– Есть. Я ж у Генки тогда целый пакет свистнула, у своего бывшего. Он по пьяни ничего не помнил, вот я и взяла. Всю душу вымотал своими пороками.
– Пакет надо немедленно выкинуть.
– Куда?
– На помойку, конечно. Нет, на помойку не годится, вдруг кто-то найдет. В унитаз спустить. Точно. Где пакет?
– В кухне, за холодильником. Все равно объяснять придется, откуда у меня эта дрянь.
– Ничего не придется. Мы не знаем, где он ее раздобыл. Скажем, принял перед тем, как к нам пришел. Уничтожаем улики и звоним в полицию.
Я взглянула на часы.
– Вот-вот. Они спросят, чем мы столько времени занимались. Улики уничтожали? Все-таки интересно: отчего он умер?
– Оттого, что ты его отравила, старая обезьяна! – рявкнула я.
– Так вот что ты в действительности обо мне думаешь? Лицемерка хренова. «Ты прекрасно выглядишь…» – передразнила она.
– Тебе не кажется, что сейчас у нас есть дела поважнее?
– Не тарахти. С какой стати ему вдруг умирать? Никто не умер, а он нате вам…
– Ты всех этой дрянью травила? – сообразила я.
– Не всех. Только особо неразговорчивых. И, заметь, граждане уходили довольные, а главное, на своих двоих. А этот кердыкнулся. Должна быть причина.
– Менты ее и установят. Наркота из организма не сразу выводится, возьмут анализы у недавних клиентов… Есть среди них те, кого ты чаем угощала?
– Есть, – вздохнула Клавдия. – Лизка, иди домой. Типа, тебя здесь не было. Ни к чему мне родного человека за собой в тюрьму тащить. Топай, а я ментов вызову. – Она устало махнула рукой.
– Вместе жульничали, вместе сядем, – сказала я.
– Чтоб этому Андрюшеньке подавиться, – взвилась Клавдия. – Накаркал, вражина. Мне одной меньше дадут. А здесь преступная группировка и все такое…
– Ты что задумала? – приглядываясь к подружке, спросила я.
– Ничего… – она поморщилась и вновь махнула рукой. – Совсем мне в тюрьму не хочется. Что я там забыла? Сделаем вид, что ты ушла раньше, чем этот хмырь явился, а с остальным я как-нибудь сама разберусь.
– Как разберешься?
– Ну… вывезу его по тихой… Почему бы ему не найтись в каком-нибудь другом месте?
– Да ты его одна даже не поднимешь.
Клавдия встала, стащила с себя черный балахон, в который была облачена, и, подхватив Сизова под мышки, поволокла к двери. Стоять в стороне, видя, как подруга надрывается, я не могла и ухватила его за ноги. Возле двери в голову мне пришла вполне здравая мысль.
– Куда мы его тащим?
Клавдия разжала руки, и Сизов грохнулся на пол с громким стуком.
– Доволокем его до машины, дальше проще.
– Да неужели?
– Дождемся темноты и вывезем его отсюда.
– Закопаем? – съязвила я.
– С ума сошла? Оставим где-нибудь. Чтоб нашли и похоронили по-христиански. Вдруг у него семья…
– Вот именно. И он кому-то из домочадцев сказал, куда пошел. Очень может быть, его хватятся уже сейчас.
Точно в ответ на мои слова вдруг раздался сигнал мобильного. «Издалека долго, течет река Волга…» – машинально начала подпевать я, а Клавдия схватилась за сердце.
– Лизка, это его телефон.
– Ясное дело, что его, не твой же…
– Сделай что-нибудь!
– Ответить?
– Еще немного, и у тебя на руках будет два покойника.
Я стала шарить в кармане пиджака Сизова и мобильный нашла, к тому моменту он уже замолчал.
– Какой-то Ковров, – сказала я, проверив вызов. – Клавдия, по мобильному можно установить местонахождение человека. Даже если телефон выключен.
