Иван довольно долго молчал – видимо, приходил в себя от шока, а потом сказал:
– Оба! Дело в том, что я хорошо знаю Маркина, мы служили вместе. Надеюсь, он меня тоже не забыл.
– Он сказал, что нужно быть возле отдела полиции к семи часам.
– Для страховки я заеду за вами в половине шестого и попрошу вас оставить дома ваш самокат – нам есть на чем доехать.
На «самокат» я, естественно, обиделась. Конечно, мой красный «Ситроен» – это не его джип, но все-таки вполне приличная машина.
Мы с Венчиком вышли из дома, я завезла его к нему домой, а потом отправилась к себе. Вставать мне предстояло ни свет ни заря, поэтому нужно было все собрать с вечера, чтобы утром не торопиться, а то еще пропущу что-нибудь.
Я сварила большой термос кофе, приготовила пакет с бутербродами и мытыми яблоками, который сунула в холодильник – главное, утром не забыть о нем. Прогноз обещал не очень морозную погоду, но я решила все-таки одеться потеплее.
Перед тем как идти спать, я бросила кости, чтобы узнать, чего ждать.
Выпало 28+6+19, это значило: «Дела пойдут успешно, не забывайте помогать другим».
«Господи! Да я и так этим всю жизнь занимаюсь!» – возмутилась я.
За день на меня свалилось столько негативной информации, что заснула я с большим трудом.
6 декабря, воскресенье
Вскочив по звонку будильника в шесть часов, я приняла душ, в результате чего проснулась окончательно. Разогрела в микроволновке котлеты из кулинарии и сжевала их даже без гарнира, запив соком, потому что возиться с кофе времени не было. Потом я оделась, сунула в сумку термос и пакет с продуктами и выскочила из дома.
Ждать мне пришлось не больше пары минут, и подъехал джип Ивана. Рядом с ним, одетый в камуфляж, сидел Сергей, поэтому я устроилась на заднем сиденье, и мы поехали.
Дорога была почти пустой, Иван гнал джип с приличной скоростью, и я даже задремала, добирая недобранное ночью.
Меня разбудили, когда мы были уже около райотдела в Тепловке.
– Пойдемте поздороваемся с Маркиным, заодно и последние новости узнаем, – предложила я, надевая маску, – мало ли кто чем в райотделе болеет?
С Маркиным мы столкнулись, едва войдя в здание.
– Здравия желаю, товарищ Кино, – неожиданно сказал Иван.
Игорь пристально на него посмотрел, а потом рассмеялся:
– Бин! Так это ты клиент Татьяны? Это когда же ты успел так разбогатеть? Гонорары-то у нее заоблачные.
– Не я. Брат мой, – объяснил Иван и представил ему Сергея, который взял пример с меня и тоже надел маску.
– Ну наконец-то я познакомился с твоим младшим братом, о котором ты столько рассказывал, – пожимая Геворкяну руку, сказал Маркин и спросил: – А ты, случайно, не в курсе, что это за автобус в сторонке притулился?
– Там наши, командир, – усмехнулся Иван. – Десять человек, до которых я ночью дозвониться смог.
– Надо пойти поздороваться, а то потом уже не до этого будет.
Игорь с Иваном направились к стоявшему неподалеку автобусу, а я, естественно, за ними – любопытно же, кто эти «наши». А Сергей – за мной.
Когда мы подошли, дверь автобуса открылась, и первым в него вошел Игорь. Я тоже сунула туда нос, поднявшись на ступеньку, – да уж! Мужики в камуфляже, все возраста Ивана, были как на подбор – оторви да выбрось! Видно было, что лихо они в свое время хлебали полной ложкой и досыта. И все как один без масок, что меня не удивило – от таких парней ковид сам убежит, чтобы не накостыляли.
– Морды вы мои родные, как же я рад всех вас видеть! – сказал Игорь. – Только времени сейчас у нас нет, чтобы сесть и встречу отметить. Ну да ничего! Не в последний раз видимся. Еще успеем!
– Ты, Кино, все грозишься, – язвительно усмехнулся какой-то парень, сидевший прямо рядом с дверью лицом ко всем остальным. – Звезду-то мы обмыли, а вот звездочку ты замылил!
– А вот нечего было уезжать, Рамзес, – не менее язвительно ответил Игорь. – Тогда и ты с нами мою звездочку обмыл бы!
– Ну если только в чае, ничего крепче не пью – работа не позволяет. Так, вприглядку напиваюсь: на ваши пьяные рожи посмотрю – и наутро башка трещит, – печально повесил голову Рамзес, но физиономия у него была до того продувная, что в его грусть как-то не верилось.
– Отставить хохмочки! – уже серьезно сказал Маркин. – Что случилось, знаете?
Со всех сторон раздались такие выражения в адрес работников дома престарелых, что Игорь вынужден был рявкнуть:
– Мужики! Здесь дама!
– Мальчики, не смущайтесь! Эта дама за свою работу еще и не такое слышала, – крикнула я в автобус.
– Брысь! Не разлагайте мне коллектив! – цыкнул на меня Маркин и обратился к мужикам: – Что делать, знаете?
– Не первый раз замужем, – ответили ему откуда-то с задних рядов.
– В этом-то я не сомневаюсь, но учтите, что вы теперь люди гражданские, поэтому все в рамках приличия.
– Да мы же эталон галантности! – возмутился Рамзес.
– Да ну тебя! – отмахнулся от него Игорь и распорядился: – Поедете вслед за автобусом ОМОНа. Бин, ты с ними?
– Я на всякий случай на своей, – ответил Иван.
Маркин вышел из автобуса и повернулся ко мне:
– Татьяна, ваше место в партере. И ваше, – это он уже Геворкяну, – тоже. То есть в автобусе прессы, – и показал на микроавтобус. – Надписи на нем нет, но внутри есть корреспондент и оператор.
– Вы что, решили?.. – обалдело воскликнула я.
– Да! Решил! – отрезал он. – Если все окажется так, как вы говорили, то последствия будут для некоторых людей самые печальные. И для этого с нами едет прокурор района. И некая дама из администрации, – язвительно произнес он. – Именно она у нас отвечает за социальную защиту населения. Вот мы все дружно и оценим результат ее работы.
– И где эта дама? Учтите, если она замазана, а по-другому быть просто не может, то обязательно предупредит подельников, – забеспокоилась я.
– Могла бы, если бы у нее еще телефон оставался, – безразличным голосом сказал Игорь. – А прокурор у нас молодой и честолюбивый. Ему сейчас громкое дело позарез нужно, так что он ей свой телефон не даст. А водитель – тем более.
Мы с Сергеем залезли в микроавтобус прессы, где он забился в самый дальний угол и даже закрыл глаза, сделав вид, что спит. Журналист, молодой парень, явно был не менее честолюбив, чем новый прокурор, и точно так же мечтал прославиться. Он тут же набросился на меня с вопросами, только об меня еще и не такие зубры зубы ломали, вот и ему обломилось.
Но вот все расселись по машинам, и мы поехали.
Когда мы добрались до места, была половина восьмого. Никаких фонарей, конечно же, поблизости не было, а фары были выключены, чтобы не привлечь внимание.
Корреспондент и оператор вылезли из машины, пошли на разведку и пропали – вероятно, уже приступили к делу. Я тоже попыталась высунуться, но водитель меня мигом загнал обратно в машину.
Если бы я спала, то даже не проснулась бы, потому что все, что происходило, было бесшумно. Наконец водитель, видимо, получил приказ, и мы тронулись.
Ворота на территорию были открыты, и на снегу на коленях с заведенными назад руками в наручниках стояли какие-то люди, среди которых, кстати, были и несколько женщин.
Маркин стоял посреди двора и изъяснялся с кем-то таким яростным тоном и в таких смачных выражениях, что я предпочла отойти подальше, чтобы не попасть под горячую руку – он был просто в бешенстве.
То, что на снегу стояли задержанные работники дома престарелых, было понятно, но меня интересовала участь дамы из администрации.
Я посмотрела по сторонам и увидела ее. Она стояла в дорогущей норковой шубе, закрыв лицо руками в наручниках, и рыдала в голос, а оператор подъезжал к ней с самых разных ракурсов, чтобы все-таки снять лицо. А стоявший рядом с ней корреспондент задавал один за другим очень неудобные вопросы, но она не отвечала. А зачем? На каждый этот вопрос уже был ответ. В Уголовном кодексе.
– А где директриса? – спросила я у какого-то бойца.
– Вот! – Он кивнул на окно. – Прокурор из нее душу вытаскивает. Можешь посмотреть.
Я подошла и посмотрела в окно. Перед прокурором на столе лежали стопки паспортов и другие документы, он показывал их сидевшей напротив него и рыдающей в три ручья очень приличной женщине, а ей и ответить было нечего.
Да уж! Лопухнулся Ломброзо со своей теорией! Глядя на эту даму, никто бы и не подумал, что она хладнокровная убийца.
– Жаль, что смертную казнь отменили, – процедила я сквозь зубы, вернувшись к бойцу, и спросила: – Слушай, а здесь парень был такой здоровый. Иван. Ты не знаешь, где он?
– Так он старика какого-то на руках из дома вынес и к себе в машину понес, – и он показал куда.
Я бросилась в ту сторону и увидела, что Иван и Сергей укладывали на заднее сиденье джипа какого-то худого, высохшего, еле живого старика.
Когда я к ним подбежала, Иван сказал:
– Нашел я его. Живой. В Тарасов повезем.
– Давайте не будем рисковать, – предложила я. – Ему сейчас врач нужен. Пусть его здесь, в Тепловке, в больнице посмотрят и скажут, можно его перевозить или нет. А если он у вас по дороге умрет? Это на вашей совести будет. Идите и договоритесь с Маркиным, чтобы он врачей там предупредил.
Иван явно колебался, а потом сорвался с места и помчался искать Игоря, а Сергей стоял и кусал от нетерпения губы. Конечно, я понимала, что на кончике языка Кузьмича находилась жизненно важная для него информация, но жизнь старика была важнее.
Вернулся запыхавшийся Иван и чуть ли не с ходу прыгнул за руль:
– Он договорился. Нас в больнице уже ждут. Поехали.
Я залезла в машину, хотя меня никто и не приглашал. Впереди сидели Иван с Сергеем, на заднем сиденье лежал Кузьмич, а я стояла, согнувшись, между спинкой переднего сиденья и сиденьем задним.
«Ничего, – злорадно думала я. – Я вам это еще припомню!».
В больнице был дурдом. Срочно снаряжались автобусы за стариками, с врачами, медсестрами и носилками, перетаскивались ящики со всем необходимым.
Иван на руках внес Кузьмича в приемное отделение, где, кроме врача, никого не было.
– Маркин должен был предупредить, – с порога сказал он.
– Предупредил, – буркнул врач. – Показывайте, кто это.
– Паспорт и медицинская страховка там остались – некогда было все там разбирать и отбирать, – объяснил Иван. – Скажите, что с ним?
Врач и Иван в четыре руки раздели Кузьмича догола, я глянула на то, что еще полгода назад было полноценным человеком, который копался в огороде и наслаждался жизнью, и отвернулась к окну – видеть это было свыше моих сил. И единственное, о чем я в тот момент страстно мечтала, – это чтобы дочь Кузьмича постигла самая страшная на свете участь, и я была уверена, что она за это заплатит.
– Ну что вам сказать? – через некоторое время начал врач, и я повернулась к нему. – Налицо физическое и нервное истощение. Я так понял, он из Анисовки?
– Там все такие, – сообщил ему Иван.
– Что же за звери там работали? Хуже зверей! – Врач удрученно покачал головой и продолжил: – Я уверен, что он уже очень давно полноценно не питался. Иначе говоря, голодал. Кровяное давление ниже низшего предела. Хрипы в легких – в лучшем случае бронхит, а может, и пневмония. Остальное покажут анализы, снимки и УЗИ.
– Он нас не узнал, – с болью сказал Иван.
– Неудивительно. На фоне голодания у него и зрение упало, и сознание замутненное, – объяснил врач.
– Его можно отвезти в Тарасов? – спросил Сергей у врача.
– Категорически нет. Дорогу он не перенесет. Его сейчас нужно вымыть, потому что на нем могут быть и вши, и клопы, и черт знает что еще, потом побрить наголо и уже только после этого – в реанимацию под капельницу. И кормить первое время его будут исключительно с помощью внутривенных вливаний.
– Когда он придет в себя? – спросил Сергей.
– Гадать не приучен. В нем сейчас жизнь на тоненькой ниточке держится. Он ведь уже приготовился умереть и смирился с этим. Теперь все будет зависеть от того, захочет ли он возвращаться к жизни или посчитает, что для него все закончено и нечего за нее цепляться. Найдите для него стимул жить.
– Я знаю этот стимул, – сказала я и спросила у Ивана: – Вы знаете, почему я начала его искать? Потому что одна женщина, которая его всю жизнь любит, заверила меня, что он жив. Она сказала, что обязательно почувствовала бы, если бы с ним что-то случилось. И она меня убедила. Сейчас я ей позвоню и если она сможет, то приедет.
– Если она его любит так, как вы говорите, то она обязательно приедет. Скажите мне, кто это, и я распоряжусь, чтобы ее сюда привезли, – сказал Сергей.
– Добраться сюда она и сама может, но дело в том, что умерла мать ее ближайшей подруги, которая это очень тяжело переносит, и она должна быть рядом, – объяснила я. – Они вообще всю жизнь вместе.
– Я знаю, что у Клавдии Петровны умерла мама – по телевизору говорили, – сказал Иван. – Если это она, то я знаю, о какой подруге идет речь.
– Тем лучше. Сейчас я ей позвоню и все расскажу, а потом пусть она сама сориентируется по обстановке. – Помявшись немного, я все-таки спросила у Сергея: – Сигаретами не угостите, а то мне сейчас здорово не по себе?
– Да-да, конечно, – тут же отозвался он, отдавая мне пачку вместе с зажигалкой. – У Ивана в машине всегда лежит блок, так что это не последние.
Я вышла на улицу, собралась закурить и увидела, как дрожат у меня руки.
С трудом закурив, я стояла возле крыльца, подставив лицо морозному ветерку, чтобы немного успокоиться. Наконец, я взяла себя в руки и позвонила Надежде:
– Надя, я нашла Кузьмича. Ты была права: он не умер, он был в доме престарелых, в ужасных условиях. Он сейчас в таком состоянии, что непонятно, выживет или нет. Это обтянутый кожей скелет. Я не знаю, каким он был раньше, но сейчас от него осталось очень немного. Врач сказал, что у него должен быть стимул выжить, но дать ему этот стимул можешь только ты. Подумай и решай, нужен ли тебе человек, прошедший через ад, которому к нормальной жизни еще выкарабкиваться и выкарабкиваться.
– Дура ты, Танька! – решительно заявила Надя. – Где он?
– В реанимации Тепловской районной больницы.
– Еду! – решительно заявила она. – Клавка в своей больнице. В реанимации – сердце. Вот оттуда завтра и привезут ее сразу на кладбище, а на отпевании ее не будет – врачи запретили. А с кладбища она вернется обратно в больницу. Так что я сейчас одна.
