Пилигрим. Воевода
Константин Георгиевич Калбазов
Пилигрим #2
Ему оставалось жить несколько месяцев. Но счастливый случай позволил обрести новую, насыщенную жизнь. Да, в Средневековье, но какое это имеет значение. Тем более если все складывается так, что скучать не приходится.
Он испытал на себе, каково это – пройтись по пути «из варяг в греки». Увидел блеск и нищету Царьграда. Прошел через грязь, кровь и смрад сражений. Едва не разрушил государство сельджуков. Был любимцем будущего императора и любовником его сестры. И судьба готова одаривать его новыми радостями и испытаниями, которые не дадут застояться крови. Но в какой-то момент чувство ответственности за доверившихся ему людей подсказывает, что на территории Византийской империи он их защитить не сможет. И тогда он решает вернуться на Русь. Там тоже неспокойно. Княжества то и дело сотрясают междоусобицы. Но ведь можно устроиться и в стороне от этих конфликтов. Если получится, конечно.
Константин Калбазов
Пилигрим. Воевода
Глава 1
Земля переяславская
Поселение пало. Победители заняты грабежом и насилием. Родители вынуждены смотреть на то, как раскладывают их дочерей. Мужья – как глумятся над их женами. Учитывая же то, что женщин в разы меньше, чем нападавших, участь у них незавидная.
Впрочем, резать и измываться сверх меры над ними никто не станет. За подобное куренной[1 - Куренной – глава рода, в который входило множество семей, аилов, численность могла достигать нескольких тысяч. Родовое имя обычно оканчивалось на «опа», «оба», «епа». – Здесь и далее примеч. авт.] или кошевой[2 - Кошевой – глава аила, семьи, которые по численности могли превышать сотню человек, потому что включали в себя несколько поколений близких родственников.] по головке не погладят. А то, глядишь, еще и живота лишат. И остальные только поддержат его в этом. Потому как бой закончен и теперь все пленники не что иное, как добыча и товар. Они даже легкораненых худо-бедно обихаживают. Тяжелых добивают без раздумий.
Михаил наблюдал за происходящим, скрежеща зубами. Вообще-то, оно его не касается ни с какого боку. Они ему никто, и звать их никак. Мало того, случись им его пограбить, так сделали бы это, не задумываясь. Ладно бы еще княжьи люди. Так ведь не пойми кто. Да и принадлежность к княжеской дружине никакой гарантии не давала.
Но вот не мог он делить на своих и чужих, хоть тресни. Они все для него русские. Конечно, сомнительно, что он стал бы вот так корить себя и прислушиваться к совести, не чувствуя за собой силу. А она у него была. Как и серьезный шанс помочь этим бедолагам, не сумевшим оборониться от степняков…
Романов решил ковать железо, пока оно горячо, и выпросил разрешение у Комнина прогуляться с одной полусотней в Крым, чтобы провести рекогносцировку на местности. А к чему затягивать. Опять же, если император вдруг решит передумать, то сомнительно, что он призовет на войну полусотню.
По сходной цене удалось сторговать русскую ладью. На службу прибыла очередная дружина варягов, которым нужно было сбыть суденышко. Комнин остро нуждался в воинах, а потому принимал на службу всех, кто бы ни пришел.
Земли, отведенные пограничникам Алексеем в Крыму, Михаилу не понравились категорически. Выжженная степь, лишенная иной растительности, кроме сухой травы и редких кустов. Воду добыть можно. Но, по опыту того же Корчева, только в глубоких колодцах. Полуостров изобилует озерами, но все они соленые. Обосноваться можно. Однако усилий это будет стоить колоссальных. Да еще имея под боком такого недоброжелателя, как Олег.
Посовещавшись с Гаврилой, Михаил решил вернуться к изначальному плану, отправиться в русские земли и попытать счастье там. Тем более что в трюмах имелся кое-какой товар. И что-то подсказывало Романову, что в том же Переяславле он сбудет его с куда большей выгодой. Туда они смогут прибыть только с началом осени. И расторгуются однозначно не за серебро. Но и загрузить ладью товарами, чтобы реализовать их в Царьграде, вполне приемлемый вариант.
Пороги преодолевали волоком. Конец лета и вода слишком низкая. Обратный путь также предстоит посуху. Осеннее половодье не сможет в достаточной мере напитать русло. Та еще морока. А главное, затраченное время. На волок ушла целая неделя. Причем пограничники не отстаивались в стороне, активно помогая быкам селян, обслуживавших этот маршрут.
Дым пожарища увидели с реки. Бог весть за какой надобностью, но Михаил решил все же пристать к берегу и с пятью воинами отправился разведать обстановку. Гаврила увязался за ним, мотивировав тем, что у корабля и десятники управятся.
Вот и сидят в кустах, наблюдают за тем, как половцы развлекаются на другом берегу притока Славутича. Причем не все, а только те, кого отрядили для охраны пленных. Остальные заняты спасением из огня теперь уже их имущества. Еще немного, и пламя захлестнет все поселение, спасти которое уже нереально. Даже если все скопом набросятся на огонь.
– Ну и что ты по этому поводу скажешь, а, Гаврила? – поинтересовался Михаил.
– А что тут говорить. Это не наши люди и не наша забота. Пусть голова болит у князя Ростислава Всеволодовича.
Вот ведь нахал. В том, что они управятся с втрое превосходящими силами, сомнений у него нет. И это при том, что половина пограничников из бывших крестьян.
– Мальчишке только десять, – возразил Михаил.
– Значит, пускай порты преют у его дядьки, – пожав плечами, с легкостью перевел стрелки Гаврила, имея в виду воспитателя и наставника князя.
– Не любишь ты Всеволодовичей.
– А за что их любить? Стараниями Всеволода князь Роман в сырую землю лег.
– И?
– Дело прошлое. Сегодня я с тобой. Но память мне не отшибло.
Михаил кивнул, мол, понимаю. Вновь обратил взор в сторону разоряемой слободы. И опять в голове птицей в клетке бьется вопрос. Встревать в происходящее или пройти мимо? Вообще-то, они здесь не за тем, чтобы положить своих людей. Всем он помочь не сможет, мир этот ему не переделать, натуру человеческую не изменить. Да и меньше их.
– Овчинка выделки не стоит, – цыкнув, коротко бросил Гаврила, видя нерешительность командира.
– То есть не вмешиваемся?
– Сам посуди, какой резон нам встревать? Ну каким боком мы к Переяславлю? Вот когда срастется… Да что ты будешь делать, – тяжко вздохнул воин, видя настрой своего лидера. – Командуй уж.
– В ладье остаются пятеро. Остальным сюда. Бить будем с этого берега. Через реку не переходим.
Полусотник вновь тяжко вздохнул и отполз, чтобы передать приказ дальше по команде. После чего вернулся, двигаясь все так же аккуратно и бесшумно, прикидываясь несуразным комком. Лохматые маскировочные комбинезоны уже давно входят в комплект пограничников. Полезная штука. Правда, громоздкая.
Если налегке, то они предпочитают обходиться портами да чехлами на броню и шлемами, изгвазданными в соке травы. Получается не так хорошо, как в лохматке, зато носится как обычная одежда, не занимает место и не мешает обращаться с луком.
– Как будем действовать, сотник? – поинтересовался вернувшийся Гаврила.
– В ближний бой не лезем. До дальних кочевников шагов полтораста, вполне достаточно, чтобы точно метнуть стрелы.
– Отгоняем половцев? – догадался Гаврила.
– И зазываем пленников к реке. А там они, кто вплавь, а кто на лодках, переправляются на наш берег, – подтвердил Михаил.
– Сомневаюсь, чтобы кочевники так легко ушли. По первой-то оно, конечно. Но потом образумятся.
– А мы не станем этого ждать. Слободчане похватают свои лодки, и мы уйдем к Славутичу. Кому в лодках места не хватит, примем на борт.
– Сокрушаться станут по добру.
– У них будет выбор. Пусть сами решают: идти в полон из-за собственной жадности или уходить с нами. Тут уж наше дело сторона. Каждому в голову ум не вложишь.
– После такого им только в закупы[3 - Закуп – свободный человек, заключающий договор зависимости с феодалом, добровольно переходя в холопы. Однако с рядом преимуществ. Так он являлся субъектом, а не объектом права. Его не могли продать, покуситься на честь и достоинство. Но могли высечь. За свои проступки закуп нес ответ сам, а не феодал.]. Для кого-то разница невелика. Могут и рискнуть спасти добро.
– Не наша головная боль, – повторил Михаил.
Разграбление приближалось к своему логическому завершению. Слобода уже полностью объята пламенем. Добро, что удалось спасти, на берегу реки, у стихийно возникшего лагеря. Самоотверженно спасавшие имущество воины теперь могли перевести дух и удовлетворить свою похоть. Не все. Ну да, на всех и баб не хватит. Остальные занялись перераспределением добычи и увязыванием ее в тюки.
Хм. А вон тот, похоже, кузнец. Побит изрядно. Однако держат отдельно, под особым караулом. Домочадцы жмутся к главе семьи, и на них никто не смеет бросить руку. Жене даже передали перевязочные материалы, кивая в сторону мужа, мол, перевяжи сердешного. Об особом отношении к ремесленникам и кузнецам в частности Михаил уже слышал. И вот живая иллюстрация. Этому мужику прямая дорога в курень, а не на невольничий рынок.
Вскоре подошли воины, и Михаил оттянулся назад, чтобы скинуть и упаковать лохматку. Как уже говорилось, она хороша для маскировки, но мешает при обращении с луком. Вот и остался он в чехле, скрывающем блеск стальных пластин. Сверкающими доспехами пусть другие форсят. Он же считает это лишним.
За прошедшие годы Романов подрос и возмужал. Не сказать, что полностью отказался от арбалета. Тот находился в арсенале на корабле. Но теперь предпочитал пользоваться турецким луком, который стал ему по плечу. Причем благодаря своим способностям он сразу выбился в лучшие стрелки сотни. Подвиг Робин Гуда повторить у него не получалось. Но сразить человека на дистанции в три сотни шагов с помощью собственноручно изготовленных стрел для него не составляло труда.
Дальнобойное оружие имели все пограничники без исключения. Кому не дался в руки лук, пользовали арбалеты. В полусотне Гаврилы таковых пятеро, и именно они остались на ладье. Самострел уступит турецкому луку только в скорострельности. А так-то куда серьезнее. Но сейчас важна не бронебойность, а скорострельность.
Впрочем, арбалеты являлись не только альтернативой лукам. Пограничники наработали изрядный опыт в использовании этого оружия в качестве средства поддержки в рукопашном бою. И эта тактика давала свои положительные результаты. В особенности при захвате зданий и укреплений.
– Выдвигаемся на позиции и по моему сигналу бьем половцев, – начал раздавать указания Михаил. – Сначала дальних. Первый, второй десяток – левый фланг и до центра. Третий и четвертый – правый. Пятый, я и полусотник – центр. Вопросы? Вот и ладно. Пошли.
Уже через пять минут они вышли к деревьям, что росли прямо у берега. Половцы продолжали свое занятие. Правда, теперь уж выставили посты. И со стороны реки в том числе. Но прежняя наука и противостояние с турками для пограничников не прошли даром. Так что они продолжали оставаться незамеченными.
Михаил встретился взглядом с Гаврилой и указал на четверых кочевников у берега реки. Выставил два пальца, указал вправо и на себя. Тот кивнул, правильно поняв командира. Пожалуй, пора.
Романов вскинул короткий турецкий лук. Быстро, но плавно натянул тетиву и с хлестким щелчком о наруч пустил стрелу в крайнего справа и самого дальнего из часовых. Остальные сразу же всполошились и одновременно с многоголосыми щелчками спускаемых тетив подали сигнал тревоги. Однако было уже поздно.
Двое часовых опрокинулись на песчаную полоску берега. Вдали послышались вскрики раненых и многоголосые тревожные возгласы. Половцы не растерялись и поспешили укрыться за стеной щитов, сбив некий строй. А ведь считается, что так биться они не умеют. Впрочем, еще до того, как они закончили построение, их настигла вторая волна смертоносных стрел.
Михаил взял в прицел другого часового, прикрывшегося щитом и пятившегося в полуприсяде к своим товарищам. Грамотно укрывается, хотя и сложно это с небольшим кавалерийским щитом. Тут не помешал бы пехотный. Прицелился в правую ногу, взял упреждение и пустил стрелу. Не попал. Она вошла рядом с голенью, лишь коснувшись древком портков.
Пока доставал из саадака[4 - Саадак – чехол для ношения лука, распространенный у турок, кочевых народов и на Руси до XV века. Мог быть как отдельным для лука, так и совмещенным с функцией колчана для стрел, нередко к нему прикрепляли и ножны с ножом.] следующую стрелу, приметил, что не меньше полутора десятков половцев лежат на траве либо в корчах, либо уже неподвижно. Губительным вышел первый залп, чего уж. Да и второй собрал урожай. Гаврила уже оприходовал своего часового и накладывает новую стрелу.
– К реке! Все к реке! Живо! – выкрикнул Романов, вновь натягивая тетиву.
Щелчок. Короткий шорох оперения. И стремительный росчерк устремился к цели. Есть! Стрела вошла в голень, наверняка раздробив при этом кость. Если не труп, то калека однозначно. А нет. Все же труп. Гаврила воспользовался моментом и вогнал стрелу точно в приоткрывшийся бок.
На этом успехи пограничников закончились. Половцы сбили-таки стену щитов и из-за прикрытия пустили первые стрелы. Те с пугающим шуршащим свистом ударили по зарослям, отозвавшись шелестом листьев и перестуком о стволы деревьев. До Михаила донесся сдавленный вскрик. Стрелы же его людей начали вязнуть в щитах противника.
– Укройся! – выкрикнул он, видя бесполезность дальнейшей перестрелки.
Свои щиты они не брали. В лесу те только помеха. Но здесь и без того есть где спрятаться. Сам Михаил ступил в сторону, уходя за ствол дерева. У остальных должно быть не хуже. Вскоре прилетела следующая волна стрел. Половцев все еще больше, и они могут учудить что угодно. То, что большинство из них не имеет никакой брони, вовсе не значит, что они никудышные воины. Как раз сражаться-то они учатся с самого детства. Причем все без исключения.
– Зажигательные стрелы! – вновь выкрикнул Михаил.
Незачем тыкать наугад в выставленную стену в надежде угодить в оставленную щель. У каждого из пограничников в саадаке имеются по три стрелы с красным оперением. Под них пришлось даже ладить отдельные жесткие гнезда, слишком уж хрупкие наконечники.
Достал свою. Извлек небольшую фляжку с зажигательным составом и полил намотанную паклю. Далее огниво. Нечто вроде замка кремневого ружья. Продукция его мастерских. Только трут укладывать в гнездо не стал, просто высек искру, направив на паклю, которая тут же вспыхнула чадящим пламенем.
Тем временем слободские, правильно оценившие ситуацию и полученную команду, успели перебежать к берегу реки и укрыться за его изломом. Благо вязали им только руки. Половцы бить их не стали. Пока еще не расстались с надеждой увести в полон. Наверняка уже прикидывают варианты дальнейших действий и даже что-то там предпринимают.
– Бей! – дождавшись очередной волны прилетевших стрел, скомандовал Романов.
И тут же в сторону половцев полетели огненные росчерки, оставляющие за собой дымный шлейф. Пошли вразнобой. Все же пограничники не в строю. Но от того не менее губительно. Тонкая керамика с легкостью разбивалась о деревянную и кожаную преграду, выплескивая наружу греческий огонь, тут же занимающийся жарким пламенем.
Причем дело это такое, что огненные капли и струи непременно нашли способ проникнуть за преграду. И тут же послышались испуганные крики, перемежаемые с воплями, полными боли. Пока пограничники накладывали на луки обычные стрелы, строй кочевников успел рассыпаться. Сами они не стреляли. Зато в них прилетела волна в пять десятков оперенных вестниц смерти.
И тут началось повальное бегство в лес. Один из воинов, охваченный огнем, бросился к реке. Только бесполезно это. Лишь продлило бы агонию. Поэтому Михаил пустил в него стрелу, упокоив навеки. Незачем измываться над бедолагой. Гореть заживо адовы мучения.
– Развязывайте путы и переправляйтесь на этот берег. И лодки не забудьте. Живо! – приказал Михаил слободским.
Отдавая распоряжение крестьянам, он уже смещался вдоль линии своих бойцов в поисках раненых. Во всяком случае, ему хотелось надеяться, что погибших не случилось.
Тем временем Гаврила уже выкрикнул приказ десятникам доложить о потерях. Как минимум первая фаза боя позади. Поэтому Романов переквалифицировался в хирурга, а Гаврила командовал полусотней. Никаких сомнений, что половцы перегруппируются для следующего удара. Не девки же они боязливые. Наверняка сумели оценить численность противника. А потому так просто не отступятся.
– Петр, ты как? – опускаясь рядом с раненым, поинтересовался Михаил.
– Бывало и лучше, сотник, – с виноватым видом ответил воин, получивший стрелу в бедро.
– Не страшно, – ощупывая рану и заставляя кривиться раненого, подбодрил Михаил. – Кость не задета. Мелочи. Терпи. Сейчас выну, – срезая оперение, произнес Романов.
Извлек стрелу. Плеснул антисептиком и наложил давящую повязку. Пока пойдет. Остальным займется уже на ладье. Тем временем подошел Гаврила и доложил, что других потерь нет. Да крестьяне заканчивали переправляться на этот берег.
– Кто старший? – повысив голос, поинтересовался Михаил у спасенных.
– Я староста, боярин, – отозвался дюжий мужик с повязкой на голове.
– Мы уходим. Если идете с нами, тащите на руках лодки. На ладье на всех мест не хватит. Половцы еще вернутся.
– Ну, так вы им эвон как врезали, нешто не обороните.
– Тебя как звать?
– Викула.
