– Скандал. Никому неизвестные захолустные режиссеры отхватили «золото» за картину, которую большинство даже и не смотрели, потому как сочли безнадежной. Когда Дэвид[29 - Президент жюри Дэвид Кроненберг] объявил, что эти натурщики-непрофессионалы получают награду, да не одну, а целых три, в зале случилась массовая истерия.[30 - Если я вставлю еще одну сноску, можете считать, что читаете новую «Войну и мир» и следующая страница пойдет на французском. Шучу.]
– Ты сказала, «непрофессионалы». Значит ли это…
– Да. Те же самые Дарденны.
Я облегченно рассмеялась.
– Ну, молния два раза в одно место не попадает[31 - Таки попадает иногда. La foudre ne tombe jamais deux fois au m?me endroit… Простите, не удержалась.]. Но не зря я столько лет советовала всем книги – талант в землю не зароешь.
– Кстати, про талант. Ты сейчас совсем-совсем не читаешь?
Я напряглась. Что-то в ее тоне мне не понравилось. Забота?
– Почему ты вдруг спросила?
– Ну, ты упомянула про книги, и мне пришло в голову, что ведь сколько я тебя знаю, всегда тебя видела читающей. Помнишь, когда вы были у нас в ЛА, ты каждое утро выходила к завтраку с толстенной книжкой. Как она там еще называлась, такое простое название…
– «Часы», Майкл Каннингем.
– Точно! «Часы»! И как ты все это держишь в голове? А сейчас ты даже ни разу не предложила зайти в книжный и пропасть там на полдня, хотя раньше такое было немыслимо.
– Нет того, что было раньше.
– Сколько тебе было лет, когда мы с Рику поженились?
Я свела брови, вспоминая.
– Четырнадцать или пятнадцать, а что?
– Мы за это время виделись в среднем три раза в год. Когда живешь с человеком бок о бок ежедневно – не замечаешь в нем изменений. Но когда вот так – сразу видно. Скажи, я сильно изменилась?
Я все еще не понимала, к чему Бьянка ведет этот разговор, но послушно всмотрелась в нее.
– Не особо. Мне кажется, ты всегда одинаково красивая. Разве что раньше ты была более чуть более… растрепанной, что ли? А сейчас стильная, безупречная. Даже если в джинсах – то не просто так, а с необходимыми аксессуарами. Но это нормально, вы живете под прицелами камер. А по характеру такая же: ироничная, веселая, спокойная как удав. Ну это как раз объяснимо, как иначе ты могла бы жить с ненормальным Рику? Мне иногда кажется, что у него синдром гиперактивности!
Бьянка рассмеялась.
– Поверь, ты недалеко от истины. Ева, ты очень изменилась, – без перехода добавила она.
Мое лицо дернулось и застыло. Душеспасительные разговоры.
– Да, наверняка. Тебя это удивляет?
Бьянка продолжила говорить, как будто не услышала.
– Это можно понять, но странно… я почему-то всегда думала, что ты сильнее, не такая слабая.
Меня царапнули ее слова:
– Я не слабая. Я живу дальше.
– А отказаться от всего, что любила раньше, это часть твоей новой жизни?
– От чего это я отказалась?
– Книги. Смех. Слезы. Яркая одежда. Любовь.
Я вспыхнула.
– Любовь? Ты серьезно сейчас говоришь со мной про любовь?
– А почему бы и нет? Тебе нет и тридцати, на тебя заглядывается половина пляжа, ты не связана обязательствами, ты на Лазурном берегу в разгар сезона. Когда крутить курортные романы, если не сейчас? А ты ходишь мимо всех этих красивых свободных мужиков, словно их не существует и проводишь вечера с семьей брата, как будто тебе 90.
– Я больше не буду докучать вам вечерами.
– Да не начинай ты капризничать, – отмахнулась рукой Бьянка. – Хотя нет, начинай, я рада, что в тебе хоть что-то осталось от той Евы, которую я люблю.
– Для той Евы существовал только Лукас, и она не считает для себя возможным любить кого-то еще.
Бьянка внимательно посмотрела на меня:
– Ты действительно так думаешь?
Я начала раздражаться. Нет, блядь, я уже мысленно подыскала себе нового мужа!
– Как так? Что больше не буду любить? Да, я и правда так думаю. Я почти десять лет была счастлива, спасибо и на этом, у многих никогда не было и такого. Счастье и любовь вообще не основа существования. У меня есть ребенок, есть деньги, я найду новый дом и работу, не знаю, заведу кота. Зачем мне мужчина? Чтобы был? Не настолько я страстная.
Бьянка моргнула, собираясь с мыслями. Она явно не ожидала от меня ответа, да еще такого пламенного.
– Ева, я не согласна с тобой во многом, но не хочу с тобой спорить и читать нотации… Ладно, к черту любовь, но скажи мне, когда у тебя был в последний раз секс?
– Ты прекрасно знаешь, когда у меня был секс.
– Я надеялась ошибиться. Ты сейчас сердишься на меня?
Мне вдруг стало смешно. На Бьянку почему-то невозможно было злиться. Она всегда была прямолинейной, и мы принимали ее такой. «Элена. Она напоминает мне маму». Наверное, именно в тот момент я впервые почувствовала сердцем, что в повышенном внимании моих родных ко мне нет навязчивости или недоверия, а только забота и искреннее переживание – и не отвергла помощь. Наверное, именно в тот момент я начала взрослеть.
– Нет. Должна бы, но не сержусь.
– Рику всегда мне говорит, что я вечно сую свой нос куда не следует. Но я просто хочу, чтобы ты вернулась.
– И мое возвращение в обязательном порядке подразумевает секс?
– В том числе. Но не только. Стань снова такой, как раньше. Язвительной. Остроумной. Обаятельной.
Со мной давно никто не говорил так искренне. Правда была неприятна – получается, сейчас я не обаятельная и не остроумная? Не такая? Но своей неприкрытой горечью истина разворачивала меня лицом к кривому зеркалу, в котором потерялась настоящая Ева. И которую мне придется еще долго искать. Я не стала делать вид, что не понимаю, о чем речь.
– Вряд ли это возможно в том виде, в котором ты себе представляешь. Я уже не тот очаровательный взбалмошный ребенок, каким ты меня, наверное, до сих пор воспринимаешь.
Бьянка улыбнулась:
– Не без этого. Очень трудно привыкать к тому, что дети взрослеют и приобретают собственное мнение. Что чужие, что свои. Но я уверена, что из тебя получится не менее очаровательная взбалмошная женщина. Если ты это позволишь.
Вдруг некстати подступили слезы.
– Я стараюсь. В какие-то дни получается лучше, в какие-то – нет.
Теперь уже и у подруги были глаза на мокром месте:
– Знаю, Ева, это видно. Бывают моменты, когда ты словно загораешься – это так заметно! Я прямо вижу, как ты сияешь – а потом тебя снова выключают. Это так неправильно и несправедливо! Ах, если бы мне уметь все поправить взмахом волшебной палочки.
Я встала из-за стола и, подойдя к Бьянке, обняла.
– Вы и без того много делаете для меня. Я, наверное, должна признаться. Я не хотела приезжать, ужасно не хотела, но сейчас так рада тому, что я здесь, с вами.
– Я знаю.
– Что?
– Что не собиралась приезжать. Ты тянула с ответом, не с первого раза отвечала на звонки…Твои братья уже почти решили отстать от тебя и пусть бы ты сидела до лета в Испании.
– А почему не отстали? – спросила я, заранее предполагая ответ.
– Я настояла.
Теперь настала моя очередь спрашивать:
– Ты сердишься?
Она смахнула слезы и лукаво улыбнулась:
– Прощу за честный ответ на вопрос.
– Какой?
– Неужели тебе и правда не хочется?
Да дался всем этот секс!
– Бьянка, ну ты что. Я и не думаю про это.
– А собираешься?
– Что? Думать?
– Думать. Заниматься.
Мне вдруг захотелось объяснить ей, чтобы она поняла.
– Бьянка, это не мое. Секс ради секса. Мне не хочется этого настолько, чтобы лечь с кем-то, кого я не знаю и не доверяю, в постель, лишь из-за желания самого процесса. И я на 99 процентов уверена, что мне все равно не понравится. Наверняка не смогу расслабиться, буду нервничать, лежать бревном, думать, что выгляжу глупо, веду себя как неизвестно кто…Вообще, мне иногда кажется, что я и разучилась всему за полтора года.
– Ого, как все запущено. Я и подумать не могла, что… – жена брата выглядела удивленной. – Но слушай, я все равно не верю, что ты совсем ничего не испытываешь. Ты молодая и привлекательная, и соврешь, если скажешь, что за все то время, что вы с Маризой путешествуете, ни разу не почувствовала хотя бы намека на страсть. О, да ты покраснела!
Я прижала руки к горящим щекам.
– И вовсе нет!
– Еще как! Очень сексуально, между прочим.
– Ха-ха. Не смешно.
– Кто он?
– Никто.
– Это ты братьям будешь рассказывать. Колись уже.
Я кинула взгляд на детей. Они вовсю плескались в бассейне, не обращая внимания на сплетничающих мамочек. Рассказывать особо нечего, но…
– В Севилье. У нас было любимое кафе, мы ходили туда каждый день. Мариза рисовала, я ничего не делала, пила лимонад, пыталась строить планы, исчеркала несколько блокнотов бесполезными списками. Место еще такое уютное, с видом на реку, сад весь в цветах, столики маленькие-располагало к размышлениям. Хозяева – брат и сестра, Мария и Аурелио, очень гостеприимные и дружелюбные. В первый раз, как мы пришли, принесли мороженое в подарок, огромные такие вазочки, посыпано шоколадом, орехами… Ну и разговорились. Они немного знали английский, я в школе учила испанский, со смехом и ошибками общались.
– И этот Аурелио…?
– Да.
Вдруг запахло миндалем и свежей росой. Золотой, прекрасный Аурелио был так прост, добр и порывист, так откровенно тянулся ко мне, что не реагировать на это оказалось совершенно невозможно. Всего на два года младше меня, душой я была гораздо старше. В его желании не ощущалось похоти, во взгляде, направленном на меня, сквозила искренняя влюбленность, не та, что требует обладания предметом, но та, что воспевает в поэмах. Я бессовестно грелась в лучах его чувства, принимала комплименты и дары: цветок, домашние конфеты, вышитый платок, карминные бусы, амулет для защиты от сглаза, кувшин оливкового масла. Так тепло и безопасно было ощущать ласкающий взгляд на своих губах, плечах, наслаждаться мимолетными касаниями: задержать пальцы в своей руке, словно случайно дотронуться до волос. Однажды, пока Мариза рисовала портрет Марии, он предложил скоротать время и научить меня печь хлеб. Я по глупости согласилась и ощущение его тела за спиной;
сильных рук, направляющих мои дрожащие ладони, помогающих месить тесто- больше оливкового масла, ми альма, пальцы должны быть влажными;
щекочущего голоса на шее, объясняющего бархатным тембром: медленней, керида, медленней – одно из сильнейших эротических переживаний, когда-либо испытываемых мной до сего времени. Я не помню, как мы приготовили тот хлеб и как я оказалась дома, трясущаяся и возбужденная, больше всего желающая выскользнуть за дверь и прокрасться воришкой по спящему городу до маленького сада, благоухающего пьянящими вечерними цветами, где – я знала наверняка – меня в эту ночь ждали.
– Но ты не пошла. – Бьянка смотрела понимающе и мудро, и от этого почему-то было больней.
– Не пошла. И на следующий день не пошла. А потом снова позвонил Рэн.
– И ты наконец-то согласилась приехать.
– И я наконец-то согласилась приехать. – тоскующим эхом повторила я, а потом окликнула детей:
– Хватит плескаться, дельфины! Пора отправляться на прогулку.
Глава 11. А ты умеешь хранить секреты?
Так, может быть, что-то во мне пробуждается к жизни? Пусть даже сама я мертва.[32 - Я – Зомби (iZombie)]
