978-5-907358-42-3
ISBN :Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 14.06.2023
Прозаические лэ
Елена Владимировна Хаецкая
Mystic&Fiction. Ветер мечты
Прекрасные дамы, благородные и отважные рыцари, волшебные существа, олени, ежи и единороги, короли и королевы…
Куртуазные истории в лучшем духе Кретьена де Труа и Марии Бретонской во всей их красоте жестокости!
Рыцарь Гавейн возвращает себе славное имя, пройдя череду унижений.
Сир Галевин узнаёт, каково это – жить рядом с волком и любить в нем все волчье, и все человеческое.
Принц Турольд выясняет, легко ли быть сыном чудовища.
Кровь и жимолость, вино и морские валы. Любовь смертных и бессмертных. Чёрное пламя на курганах врагов.
Великолепная поэтическая стилизация от автора «Лангедокского цикла» и «Царства небесного».
Елена Хаецкая
Прозаические лэ
© Елена Хаецкая, 2021
© ИД «Городец», 2021
* * *
Елена Хаецкая – российская писательница и переводчик фантастических и исторических произведений. Родилась в Ленинграде. В литературе дебютировала романом «Меч и Радуга» (1993). Награждена премиями «Странник», «Бронзовая улитка», «Большой Зилант», «Меч Руматы», «Басткон», «Филигрань» и многими другими.
Прекрасный виночерпий
Наступил уже день Пятидесятницы, и рыцари, кто смог, съехались в Камелот к королевскому двору. Сияли драконы и вепри, грозили львы и единороги, и рыбы дивились на происходящее с гербовых щитов. Не прибыло всего несколько славных рыцарей, и обо всех король справился поименно: Тристрам по срочной надобности находился в Уэльсе, Ламорак улаживал какие-то дела в Каэрлеоне, ну и еще отсутствовал Юбер де Куртуа, любимец прекрасных дам; насчет него сведения ходили противоречивые.
Король, в белоснежных одеждах, широкоплечий, восседал на кресле с высокой спинкой, и круглый хлеб возлежал на серебряном блюде перед ним; почти все места за Круглым Столом заняты – как и положено в Троицын день, изобилие благ переливается через край. Самое время вносить запеченного фазана.
Вот уж прибыл на огромном подносе фазан в переливающихся перьях, и запела звучная лютня, и акробат, с лицом таким красным, словно его только что вытащили из печи, начал бросать цветные шарики, стоя вниз головой, и согласно загудели голоса пирующих… Все это наполнило сердце короля таким всеобъемлющим покоем, какого не ведал он и в детские свои годы.
– Сейчас самое время для какого-нибудь приключения, – говорит король. – Потому что для полноты счастья необходимо нечто сверх счастья, – нечто такое, что осмелится нарушить совершенство и пошатнуть гармонию. Это как зеркальное озеро: оно прекрасно, оставаясь неподвижным, но втрое прекраснее – если бросить в него камень и смотреть, как на разбегающихся кругах одна за другой начинают раскачиваться лилии.
– Все это слишком сложно, дядя, – заметил Гавейн, поглядывая, однако, не на короля, а на фазана.
И тут раздался громкий звук, словно лаяли охотничьи собаки или рычала утроба диковинного зверя, чья шкура вместо пятен вся испещрена глазами, – и в зал вошла дама.
Шум издавали ее одежды, многослойные и широкие. При каждом шаге она взбивала юбки и взмахивала рукавами, а рукава у нее свисали до самого пола и были оторочены каким-то особенным жестким мехом, который трещал от любого движения. И когда все присмотрелись внимательнее, то увидели, что это не мягкий мех, а иглы, наподобие ежиных.
Представ перед королем, дама низко склонилась и опустила голову.
– Что привело вас ко мне, прекрасная дама? – спросил король учтиво и ласково.
А она подняла голову и ответила:
– Я хотела бы получить при вашем дворе должность виночерпия.
– Быть виночерпием непросто, – подал голос сенешаль Кей. – Да и занятие это неподходящее для дамы.
– И все-таки я прошу о такой милости, – настаивала дама.
Тут акробат медленно опустил ноги на землю и принял положение, положенное человеку от Бога, то есть головой вверх, а ногами вниз, и так утвердился в своем углу; лютнист прервал игру. Слуги же держали фазана на поднятых руках, и руки их начали подрагивать от напряжения. Ничего им так ни хотелось, как водрузить наконец фазана на стол и дать себе немного отдыха.
Король, к их облегчению, сказал:
– В таком случае, можно со спокойной душой начинать пир. Мы ждали только какого-нибудь приключения или известия о приключении, чтобы хотя бы маленький камень нарушил зеркальную гладь нашего пруда.
И дал знак слугам поставить фазана посреди стола.
Они так и поступили и поскорее удалились, а дама в ее многослойных одеяниях осталась наедине с тяжелыми кувшинами вина и необъятными кубками, которые надлежало наполнить с неустанной тщательностью.
Видя, что она медлит, король с улыбкой спросил:
– Что с вами, прекрасная дама? Может быть, должность виночерпия для вас непосильна? Еще не поздно отказаться без всякого ущерба для вашей чести.
– Я сама вижу, что должность эта трудная и работа моя будет сопряжена со многими опасностями, – отозвалась дама. – Поэтому прошу назначить мне помощника и телохранителя, притом такого, который был бы самым славным из всех рыцарей.
– Это легко исполнить, – сказал король. – Мой племянник Гавейн так и зовется – Славный Рыцарь, и поверьте, это прозвание он заслужил не за красивые глаза. А как ваше прозвание?
– Мое имя Леонора, – отвечала дама, – но теперь я хочу, чтобы ко мне обращались «Прекрасный Виночерпий».
– Отлично! – воскликнул король. – Итак, Славный Рыцарь, идите помогайте Прекрасному Виночерпию исполнять его долг, а все остальные – подставляйте скорее кубки!
Гавейн нехотя поднялся с места и подошел к Леоноре, а она объяснила ему, в чем должна заключаться его помощь:
– Придерживайте мои рукава, пока я разливаю вино.
Гавейн схватил ее рукав и тотчас отдернул руку. На пальце у него показалась кровь.
– Будьте осторожнее, – заметила Леонора. – Наденьте перчатки.
– Я никогда не обедаю в перчатках, – возразил Гавейн.
– Обедать вам не придется, – сказала Леонора. – Разве что потом, когда пир закончится, и мы с вами сможем подкрепиться объедками.
– Как будто мой дядя король когда-либо по доброй воле оставлял объедки, – вздохнул Гавейн. – Когда он был моложе, то съедал целого оленя с костями и рогами. Я же менее славный рыцарь и способен уничтожить таким образом разве что вепря.
– Мои таланты еще скромнее, – сказал Прекрасный Виночерпий. – Я в состоянии разделаться лишь с куропаткой.
Беседуя таким образом, они разливали вино и обошли уже почти весь стол, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге показался рыцарь огромного роста.
Ему даже пришлось немного наклонить голову, чтобы не касаться макушкой потолка, – такой он был высокий.
Доспех на нем был весь усеян красными шипами, а лицо потемнело от ярости, глаза же, желто-карие, сильно выпучились и вращались в орбитах.
– Как вы посмели отобрать у меня даму! – закричал он таким громким и низким голосом, что струны лютни запели сами собой и задребезжали слюдяные окна.
Леонора выпрямилась, держа в одной руке кувшин, а в другой – королевский кубок. Одежды ее зашумели, иголки на оторочке рукавов затрещали, а длинные светлые волосы вспыхнули, когда она тряхнула головой.
– Как вы смеете врываться сюда и обвинять короля в подобных вещах! – произнесла дама.
Великан повернулся к королю и, пока тот рассматривал его, растянул в улыбке рот.
– Все ваши рыцари – малодушные трусы, – прорычал наконец великан. – Вот прямо сейчас на ваших глазах я возьму то, что принадлежит мне, и то, что вы попытались присвоить, и ни один из вас не посмеет мне помешать!
С этими словами он схватил Леонору, перебросил ее через плечо и, хотя она изо всех сил колотила его колючими рукавами, потащил прочь. Он шел такими широкими шагами, что ни один человек не сумел бы догнать его пешим, и исчез так быстро, что никто не успел даже слова сказать. Гавейн так и остался стоять посреди зала, растерянный и огорченный. Он сделал шаг назад, споткнулся об акробата, забившегося в угол, и рассердился пуще прежнего.
– Коль скоро Прекрасный Виночерпий исчез так же внезапно, как и появился, – сказал Гавейн, – то я слагаю с себя обязанности его помощника и считаю себя вправе приступить наконец к трапезе.
Он преспокойно уселся на свое прежнее место и придвинул к себе блюдо, на котором уже приготовлен был кусок фазаньего мяса с воткнутым в него перышком.
Не обращая внимания на остальных, Гавейн отрезал себе кусок и сунул в рот.
И тогда король с силой хватил ножом по круглому хлебу, лежавшему перед ним на серебряном блюде. Нож рассек хлеб и глубоко вонзился в серебро.
– Трус! – только и сказал король.
Он отшвырнул от себя обломки ножа и раскидал руками половинки блюда с разрубленным хлебом. Одна половинка ускользнула к Кею-сенешалю, а вторая упала на пол, и ее быстро подобрал лютнист.
Гавейн подавился мясом.
– Кто трус? – спросил он невнятно, поскольку рот у него был набит мясом.
Все смотрели на него, а Гавейн жевал и краснел все сильнее.
– Речь шла о вас, – пояснил Кей-сенешаль, злорадствуя. – Ведь именно вы, дорогой Гавейн, были назначены помощником и телохранителем Прекрасного Виночерпия. А когда великан ворвался в зал и похитил эту даму с ежовыми рукавами, вы даже пальцем не пошевелили.
– Так ведь и вы тоже пальцем не пошевелили, – заметил Гавейн.
– Да, но не я, а вы поклялись защищать ее.
– Я вообще не клялся, – напомнил Гавейн.
С этими словами он поднялся и вышел из пиршественного зала.
А король смотрел на глубокую царапину, оставшуюся в столешнице, и думал о том, что камень, попавший в зеркальную гладь, оказался слишком тяжелым, и о том, что мир опять раскалывается на части и собрать его воедино будет непросто.
* * *
Гавейн выехал из Камелота ближе к вечеру. Ни мгновения лишнего он не желал оставаться здесь. Хотя все рыцари, по его мнению, были одинаково виновны в том, что не заступились за даму, трусом назвали только его, Гавейна. Это следовало немедленно исправить.
Никто из слуг не захотел оседлать для него коня, и никто не помог ему уложить в сетку доспехи. Все это Гавейн проделал сам, после чего ворота закрылись за его спиной, и перед ним легла дорога, уводящая в глухой лес.
Первые несколько шагов показались ему страшно тяжелыми, следующие дались полегче, а потом он погрузился в привычную обстановку приключения, когда странник послушно отдается во власть мира и первого встречного и готов принять от них и доброе, и худое.
Гавейн ехал между деревьями по старой дороге, и по мере того, как становилось темнее, деревья иллюзорно оживали, как бы превращаясь в великанов. Но Гавейну знаком был этот обман, обычный для деревьев, и он не поддавался страху. Ночные птицы кружили в небе, их крылья видны были в просветах между густыми кронами, и иногда они закрывали звезды.
Наконец и конь, и всадник утомились и устроились на отдых. Гавейн улегся на мягком мху, положив голову на корень дерева, и крепко заснул.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом