Мой дедушка умер перед самым отправлением, его обожженное тело погубила инфекция. В последние мгновения жизни он повторял снова и снова одно и то же:
– Ах, Земля, моя странствующая Земля…
Глава 2
Эра покидания
Нашей школе было предписано переехать в подземный город, и мы оказались одними из его первых жителей. Наш школьный автобус въехал в громадный туннель, который полого спускался в недра земли. После получаса езды нам сообщили, что мы въехали в город, но ничто за окнами автобуса не походило на один из тех городов, которые я видел раньше. Мы проносились мимо лабиринта боковых туннелей поменьше и бесчисленных герметичных дверей в нишах стен. В лучах прожекторов, установленных на потолке туннеля, все приобретало свинцово-синий оттенок. Нас невольно охватило уныние от осознания того, что большую часть оставшейся нам жизни мы проведем в этом мире.
– Первобытные люди жили в пещерах, а теперь и мы тоже будем так жить, – Линьгэ произнесла это тихо, но мисс Стелла все же услышала ее слова.
– Ничего не поделаешь, дети, – вздохнула она. – Поверхность скоро станет ужасным местом. В холодное время ваш плевок замерзнет раньше, чем упадет на землю. В жару он испарится, едва сорвавшись с ваших губ.
– Я знаю, что станет холодно, потому что Земля полетит прочь от Солнца, но почему станет жарко? – спросила ученица одного из младших классов.
– Идиотка, разве ты не изучала переходные орбиты? – резко спросил я.
– Нет.
Линьгэ принялась терпеливо ей объяснять, словно для того, чтобы развеять свои собственные грустные мысли.
– Дело обстоит так: Двигатели Земли не такие мощные, как ты думаешь. Они могут немного разогнать Землю, но не могут просто вытолкнуть ее прямо за пределы солнечной орбиты. Прежде чем Земля уйдет от Солнца, нам нужно будет еще пятнадцать раз пройти по орбите вокруг него! Двигаясь по этим пятнадцати орбитам, Земля постепенно будет наращивать скорость. Сейчас орбита Земли вокруг Солнца почти круговая, но по мере увеличения скорости она будет становиться все более эллиптической. Чем быстрее мы будем двигаться, тем более вытянутым станет эллипс и тем больше Солнце будет смещаться к одному концу орбиты. И когда Земля будет находиться дальше всего от Солнца, естественно, будет очень холодно…
– Но… Это все равно неправильно! Когда Земля окажется далеко от Солнца, будет холодно, ее расстояние от Солнца будет… Гм, дайте подумать. – Девочка пожевала губку. – Динамика орбиты говорит, что Земля не приблизится к Солнцу на меньшее расстояние, чем сейчас, так почему же станет жарче?
Она поистине была маленьким гением. Сегодня генная инженерия превратила в норму такую необыкновенную память. В этом отношении человечеству повезло. Иначе невообразимые чудеса, например Двигатели Земли, невозможно было бы сделать реальностью всего за четыреста лет.
– Не забудь о Двигателях Земли, глупая, – вмешался я. – Больше десяти тысяч этих гигантских паяльных ламп работают на полную мощность. Земля, в сущности, – просто кольцо, которое держит эти ракетные сопла. А теперь помолчи. Ты меня раздражаешь.
* * *
Мы начали новую жизнь под землей. В нашем городе, в пятистах метрах ниже поверхности земли, хватало места для миллиона с небольшим жителей. Много других городов, точно таких же, находилось в разных местах на всех континентах. Здесь я окончил младшую школу и поступил в среднюю. Я сосредоточился на изучении естественных наук и техники. Искусство, философия и другие предметы, которые считались несущественными, были сведены к минимуму или исключены из программы школы. У человечества не было времени, чтобы отвлекаться на них. Все должны были выполнять свою работу, и конца ей не предвиделось. Интересно, что все мировые религии бесследно исчезли за одну ночь. Люди в конце концов осознали, что если Бог действительно существует, то он просто негодяй. Мы все еще изучали историю, но нам Солнечная эра человеческой истории казалась таким же мифом, как Сад Эдема.
Мой отец служил астронавтом военно-воздушных сил. Он часто совершал полеты на низкую околоземную орбиту и редко бывал дома. Помню, на пятый год орбитального ускорения, когда Земля была в афелии, мы всей семьей совершили поездку на море. День афелии был праздничным днем, как Новый год или Рождество. Когда Земля оказалась в самой удаленной от Солнца части своей орбиты, всех охватила радость от ложного ощущения безопасности. Нам все-таки необходимо было носить особые термальные скафандры, выходя на поверхность. Вместо охлаждающих мы надевали обогревающие скафандры, работающие на ядерных батареях. Снаружи мы почти слепли от мощных лучей Двигателей Земли, вознесшихся над Землей. Их резкий свет мешал нам рассмотреть поверхность планеты, и трудно было сказать, изменился ли ландшафт. Нам пришлось долго лететь в нашей машине, прежде чем мы избавились от этого сияния и нам удалось увидеть морской берег. Солнце съежилось до размеров бейсбольного мяча. Оно неподвижно висело в небе, окруженное тусклым ореолом, как во время восхода. Небо имело такой темно-синий цвет, какого мы никогда не видели, и звезды были ясно видны. Оглянувшись вокруг, я вдруг удивился, куда пропал океан. Теперь до самого горизонта простиралась обширная, белая, ледяная равнина. На замерзшем море собралась большая толпа гуляющих. В темноте со свистом взлетали фейерверки. Все необычайно самозабвенно кутили и веселились. Пьяные гуляки катались по льду, некоторые выкрикивали слова десятка разных песен, стараясь перекричать голоса других певцов вокруг.
– Несмотря на все, каждый живет своей собственной жизнью. В этом нет ничего плохого, – с одобрением произнес отец. Он замолчал, внезапно что-то вспомнив. – Ох, я забыл вам сказать – я влюбился в Стеллу Ли. Хочу переехать от вас и жить вместе с ней.
– Кто она? – спокойно спросила моя мать.
– Моя учительница из начальной школы, – ответил я за него.
Я начал учиться в средней школе два года назад и понятия не имел, откуда мой отец знает мисс Стеллу. Может быть, они познакомились на моей выпускной церемонии?
– Тогда переезжай, – сказала мать.
– Я уверен, что она мне быстро надоест. Тогда я вернусь. Ты не возражаешь?
– Если ты хочешь этого – конечно. – Ее голос был таким же спокойным и ровным, как замерзшее море. Но через мгновение она уже искрилась от волнения. – О, как красиво! Должно быть, там, внутри, голографический дифрактор! – Она показала рукой на фейерверк, расцветающий в ночном небе, искренне пораженная его красотой.
Кинофильмы и романы, созданные четыреста лет назад, приводили в замешательство современных зрителей и читателей. Нам было совершенно непонятно, почему люди Солнечной эры так много вкладывали эмоций, не имеющих отношения к выживанию. Видеть, как герой или героиня страдают или рыдают из-за любви, было непостижимо. В наши дни, в нашу эпоху, угроза смерти и стремление спастись побеждали все остальное. Ничто, кроме последних новостей о состоянии Солнца и позиции Земли, нас не могло тронуть или хотя бы привлечь наше внимание. Такая чрезмерная сосредоточенность на этих вопросах постепенно изменила сущность человеческой психологии и духовности. Люди мало обращали внимания на дела сердечные, подобно тому, как азартный игрок пьет воду, не в состоянии оторвать глаз от колеса рулетки.
Через два месяца мой отец вернулся после короткого проживания вместе с мисс Стеллой. Мою мать его возвращение не обрадовало и не опечалило.
– Ты произвел на Стеллу хорошее впечатление, – сказал мне отец. – Она сказала, что ты очень креативный ученик.
– Кто это сказал? – спросила моя мать озадаченно.
– Учительница начальной школы, мисс Стелла, – нетерпеливо ответил я. – Папа жил с ней последние два месяца!
– О, я вспомнила! – Она покачала головой и рассмеялась. – Мне еще и сорока нет, а память уже подводит.
Она подняла взгляд на голографические звезды на потолке и на лес на стенах.
– Хорошо, что ты уже дома. Теперь можешь выключить эти картинки. Нам с твоим сыном до смерти надоело смотреть на них, но мы не знаем, как это проклятая штука работает.
К тому времени, когда Земля начала снова двигаться в сторону Солнца, мы все совершенно забыли об этом эпизоде.
* * *
Однажды в новостях сообщили, что океан начал таять, и мы всей семьей снова отправились на побережье. Земля как раз пересекала орбиту Марса. Достающийся Земле свет Солнца не должен был значительно повысить температуру, но Двигатели Земли достаточно нагревали ее поверхность, чтобы растопить льды моря. Как чудесно было выходить наружу без неуклюжего термального скафандра. Двигатели Земли по-прежнему освещали небо нашего полушария, но на другой стороне планеты люди по-настоящему почувствовали приближение Солнца. Их небо было голубым, ясным и чистым, а Солнце светило так же ярко, как до отлета. Но с воздуха мы не заметили никаких признаков таяния. Мы видели только белую бескрайнюю ледяную пустыню. Разочарованные, мы вышли из машины. В тот момент, когда мы закрывали дверцы, мы услышали рокот, как от землетрясения, который, казалось, шел из глубины самой планеты. Казалось, будто Земля вот-вот взорвется.
– Это шум океана! – закричал отец, перекрывая рокот. – Резкое повышение температуры неравномерно нагревает толщу льда – это похоже на землетрясение на суше!
Внезапно этот низкий рокот прорезал резкий звук, похожий на удар грома, что вызвало радостные крики зрителей, стоящих позади нас и наблюдающих за морем. Я увидел, как появилась длинная трещина, прорезавшая замерзший океан подобно черной молнии. Рокот продолжался, и на льду появилось еще больше трещин. Из трещин хлынула вода, и ее потоки залили ледяную равнину.
По дороге домой мы из окон смотрели на пустынную землю внизу и видели широкие полосы диких трав, выросших из земли. Всевозможные цветы цвели пышным цветом, увядшие леса покрылись нежно-зелеными листьями. Жизнь взялась за дело обновления, как будто ей нельзя было терять время.
С каждым днем Земля все ближе подлетала к Солнцу, и сердца наши все больше сжимались от страха. Все меньше людей поднимались на поверхность полюбоваться весенним пейзажем. Большинство пряталось в подземной глубине не для того, чтобы укрыться от приближающегося жара, потоков дождя и ураганных ветров, а чтобы спастись от медленно наползающего ужаса перед Солнцем. Однажды ночью, когда я уже лег спать, я подслушал, как мать тихим голосом сказала отцу:
– Может, и правда уже слишком поздно.
– Такие же слухи ходили в течение последних четырех перигелиев, – ответил он.
– Но на этот раз это правда, – настаивала она. – Я слышала это от доктора Чандлер. Ее муж работает астрономом в Комиссии по навигации. Вы все его знаете. Он сказал ей, что они наблюдают ускоренный рост концентрации гелия.
– Послушай, моя дорогая, мы не должны терять надежду. Не потому, что надежда реальна, а потому, что мы должны вести себя, как подобает благородным людям. В Солнечную эру благородство предполагало богатство, власть или талант, а теперь нужна только надежда. Это золото и драгоценность нашего времени. Не важно, как долго мы проживем, мы должны сохранять ее! Завтра мы скажем то же самое нашему сыну!
Как и все остальные, я чувствовал беспокойство и тревогу по мере приближения перигелия. Однажды после уроков я оказался на центральной площади города. Я стоял возле круглого фонтана на середине площади и смотрел на сверкающую воду бассейна, потом на воздушные переливы света на куполе потолка. В этот момент я увидел Линьгэ. Она держала в руке маленькую бутылочку, а в другой – короткую трубочку. Она выдувала мыльные пузыри, ее глаза пристально следили за каждой цепочкой пузырьков, улетающих прочь. Смотрела, как они исчезали один за другим, потом выдувала следующую цепочку.
– Ты все еще любишь выдувать мыльные пузыри в твоем возрасте? – спросил я, подходя к ней.
Кажется, Линьгэ обрадовалась при виде меня.
– Давай совершим путешествие!
– Путешествие? Куда?
– На поверхность, конечно! – Она провела рукой по воздуху и при помощи компьютера на запястье создала голограмму пляжа на закате. Легкий бриз шевелил листья пальм, а белые волны прибоя набегали на берег. Пары влюбленных усеяли желтый песок, черные силуэты на фоне моря в золотистых искрах. – Мне это прислали Мона и Даган. Они путешествуют по всему миру. Говорят, что на поверхности не очень жарко. Снаружи так хорошо! Поехали!
– Их только что исключили за то, что они пропускали занятия, – возразил я.
Линьгэ фыркнула.
– Ты не этого боишься на самом деле. Ты боишься Солнца!
– А ты нет? Тебе приходилось посещать психиатра из-за своей гелиофобии.
– Теперь я стала другой. Меня посетило вдохновение! Смотри, – сказала Линьгэ и выдула еще одну цепочку мыльных пузырей. – Смотри внимательно. – Она показала на пузыри.
Я выбрал взглядом один пузырь и рассматривал разноцветные волны света, пробегающие по его поверхности, эти радужные узоры, слишком сложные и запутанные для человеческого восприятия. Казалось, этот мыльный пузырь знает, что проживет короткую жизнь, и лихорадочно спешит передать миру мириады снов и легенд из своей огромной памяти. Через мгновение волны света и цвета исчезли в беззвучном взрыве. Еще на полсекунды осталось крохотное облачко пара, но потом и оно исчезло, будто мыльного пузыря никогда и не существовало.
– Видишь? Земля – это космический мыльный пузырь. Раз! – и она исчезнет. Так чего же бояться?
– Но это произойдет не так. Подсчитано, что после гелиевой вспышки пройдет сто часов, прежде чем Земля полностью испарится.
– Но это и есть самое страшное! – крикнула Линьгэ. – Находясь в пятистах метрах под землей, мы похожи на мясную начинку в пироге. Сначала мы медленно испечемся, а потом превратимся в пар!
Холодная дрожь пробежала по всему моему телу.
– Но на поверхности будет не так. Все превратится в пар в мгновение ока. Все люди наверху будут как мыльные пузыри: один миг – и… – Ее голос замер. – Поэтому я думаю, что лучше находиться на поверхности, когда произойдет вспышка.
Я не мог бы объяснить почему, но я не пошел с ней. Вместо меня она отправилась вместе с Туном, и я больше никогда их не видел.
Но гелиевая вспышка так и не произошла. Земля прошла мимо перигелия и направилась к афелию в шестой раз. У человечества вырвался общий вздох облегчения. Так как Земля больше не вращалась, в этой точке орбиты вокруг Солнца Двигатели Земли, установленные в Азии, смотрели в сторону направления полета. Поэтому эти двигатели полностью отключили и включали только изредка для корректировки ориентации Земли. Мы вплыли в тихую, бесконечную ночь. В Северной Америке, однако, двигатели работали на полную мощность, этот континент обеспечивал ракетные сопла для планеты. Поскольку Западное полушарие также было обращено к Солнцу, там царила убийственная жара. Трава и деревья превратились в дым.
Ускорение Земли, при поддержке гравитации, с каждым годом увеличивалось. Когда планета начинала восхождение к афелию, мы расслаблялись пропорционально расстоянию Земли от Солнца; с наступлением нового года, когда планета начинала свое долгое падение к Солнцу, наше напряжение росло с каждым днем. Всякий раз, когда Земля достигала перигелия, нарастали слухи, будто гелиевая вспышка неизбежна. Эти слухи упорно распространялись до тех пор, пока Земля снова не начинала двигаться к афелию. Но даже в то время, когда страхи людей стихали по мере того, как Солнце в небе съеживалось, следующая волна паники уже зарождалась. Казалось, моральный дух человечества качается на космической трапеции. Или, возможно, точнее будет сказать, что мы играем в русскую рулетку в планетарном масштабе: каждое путешествие от перигелия к афелию и обратно напоминало вращение барабана, а прохождение перигелия – спуск курка! Каждый спуск действовал на нервы сильнее предыдущего. Мое детство прошло в переходах от ужаса к расслаблению. По сути говоря, даже в афелии Земля никогда не покидала опасной зоны гелиевой вспышки. Когда Солнце взорвется, Земля медленно превратится в жидкость, а эта судьба гораздо хуже, чем вероятность мгновенно испариться в перигелии.
А в Эру покидания одна катастрофа быстро следовала за другой.
Изменения скорости и траектории, создаваемые Двигателями Земли, нарушали равновесие в железно-никелевом ядре Земли. Турбулентность проходила через границу Гутенберга[2 - Граница между мантией и ядром Земли.] и распространялась до мантии. Когда геотермальная энергия вырывалась на поверхность, извержения вулканов опустошали все континенты, что представляло смертельную опасность для жителей подземных городов. Начиная с шестого орбитального периода катастрофические выбросы на поверхность магмы слишком часто случались в городах по всему миру.
Однажды, когда я возвращался домой из школы, завыли сирены. За ними быстро последовало срочное обращение от мэрии.
«Внимание, жители Города F112! Северный барьер прорван подвижкой земной коры. Магма проникла в город! Потоки магмы уже добрались до Четвертого квартала! Съезды с шоссе перекрыты. Все жители должны явиться на центральную площадь и эвакуироваться на подъемнике. Обратите внимание, пожалуйста, что эвакуация будет проводиться в соответствии со Статьей 5 Закона о чрезвычайном положении. Повторяю, эвакуация будет проводиться в соответствии со Статьей 5 Закона о чрезвычайном положении!»
Когда я оглянулся на лабиринт туннелей, наш подземный город показался мне на удивление обычным. Но я сознавал грозящую нам опасность: из двух подземных шоссе, ведущих из города, одно было в прошлом году перекрыто ради выполнения необходимых работ по укреплению городских защитных барьеров. Если последнее оставшееся шоссе тоже заблокировано, то мы могли спастись только по вертикальным шахтам подъемников, которые выходили прямо на поверхность.
Вместимость этих лифтов была очень ограничена. Потребовалось бы много времени, чтобы поднять триста шестьдесят тысяч жителей в безопасное место, но не нужно было бороться за место в подъемниках. Закон о ЧП, изданный Коалицией, предусматривал все необходимые действия во время эвакуации.
Предыдущие поколения уже решали подобную этическую проблему. Человек попадает в наводнение и может спасти только еще одного человека. Кого он должен спасать, своего отца или своего сына? В наше время и в эту эру невозможно было поверить, что такой вопрос вообще мог когда-то возникнуть.
Когда я пришел на площадь, то увидел, что люди уже начали выстраиваться в длинную очередь в соответствии со своим возрастом. В голове очереди, ближе всех к подъемникам, стояли роботы-няни, каждая держала на руках младенца. Затем шли дети из детских садиков, за ними – ученики младших классов. Мое место было в середине очереди, довольно близко к ее началу. Отец дежурил на низкой околоземной орбите, в городе оставались только я и моя мать. Я нигде не видел ее и побежал вдоль бесконечной людской шеренги, но далеко не ушел, меня остановили солдаты. Я знал, что она стоит в самом конце. Наш город в основном был университетским, в нем обитало мало семей, поэтому она стояла среди самых старых городских жителей.
Очередь двигалась вперед мучительно медленно. Через три долгих часа подошла наконец моя очередь, но я не чувствовал облегчения, входя в лифт. Между моей матерью и шансом на выживание стояло еще двадцать тысяч студентов, а я уже ощущал сильный запах серы.
Через два с половиной часа после того, как я добрался до поверхности, магма затопила весь город под моими ногами. В мое сердце вонзился нож, когда я представил себе последние мгновения жизни моей мамы. Стоя вместе с остальными восемнадцатью тысячами других людей, которые не смогли вовремя эвакуироваться, она смотрела, как магма хлынула на площадь. Электричество в городе уже отключилось, осталось только ужасное, красное свечение магмы. От страшного жара почернел высокий белый купол торгового центра. Погибшие, вероятно, не дожили до контакта с магмой, температура выше тысячи градусов убила их раньше.
Но жизнь продолжалась, и даже в этой жестокой, ужасающей реальности искры любви иногда еще вспыхивали. Во время двенадцатого восхождения к афелию, пытаясь снизить напряжение в обществе, Коалиция неожиданно возродила Олимпийские игры после двухсотлетнего перерыва. Во время этих игр я принял участие в ралли на снегоходах. Мы стартовали в Шанхае и промчались на своих снегоходах по замерзшей поверхности Тихого океана до Нью-Йорка.
После выстрела из стартового пистолета больше ста снегоходов ринулись через замерзший океан, мы мчались по льду со скоростью двести километров в час. Сначала я все время видел кого-нибудь из своих соперников. Однако через два дня они все исчезли за горизонтом, отстали от меня или опередили меня.
Сияния Двигателей Земли уже не было видно у меня за спиной, и я несся к самой темной части планеты. Моим миром было бескрайнее, звездное небо и лед, простирающийся во всех направлениях до самого конца Вселенной – возможно, это и был конец вселенной. И в этой вселенной бесконечных звезд и бесконечного льда я был один! Когда на меня обрушилась лавина одиночества, мне захотелось плакать. Я мчался так, будто от этого зависела моя жизнь. Завоюю ли я место на пьедестале почета, не имело значения: мне необходимо было избавиться от этого ужасного одиночества раньше, чем оно убьет меня. В моем воображении противоположного берега больше не существовало.
В этот момент я увидел силуэт фигуры на фоне горизонта. Подъехав ближе, я понял, что это женщина. Она стояла рядом со своим снегоходом, ее волосы развевал ледяной ветер. Как только наши пути пересеклись, стало ясно, что остаток наших жизней определен. Ее звали Ямасаки Кайоко, и она была японкой. Команда этой женщины стартовала за двенадцать часов до нашей, но ее снегоход провалился в трещину во льду, одна лыжа сломалась. Помогая ей починить лыжу, я рассказал ей о том чувстве, которое охватило меня недавно.
– Я чувствовала себя точно так же! – воскликнула она. – Словно я одна во Вселенной! Знаешь, когда я увидела тебя вдалеке, это было все равно что наблюдать восход Солнца.
– Почему ты не вызвала спасательный самолет? – спросил я.
Она подняла свой маленький кулачок.
– Эта гонка олицетворяет силу человеческого духа, – заявила она с твердостью, так характерной для японцев. – Мы должны помнить, что Земля не может позвать на помощь во время странствия по космосу.
– Ну, теперь нам придется вызвать помощь. Ни у кого из нас нет запасного полоза, поэтому твой снегоход починить невозможно.
– Почему бы мне не сесть к тебе на заднее сиденье? – предложила она. – То есть если ты не стремишься занять призовое место.
Я действительно не стремился, поэтому мы с Кайоко совершили долгое путешествие через замерзший Тихий океан вместе.
Миновав Гавайи, мы увидели на горизонте проблески света. На этом бескрайнем ледяном просторе, освещенном крошечным Солнцем, мы отправили заявление о заключении брака в Министерство гражданских дел Коалиции.
К тому времени, когда мы добрались до Нью-Йорка, олимпийские судьи устали ждать, упаковали свои вещи и уехали. Но чиновник из муниципального Бюро гражданских дел стоял и ждал нас. Он поздравил нас с вступлением в брак, а потом приступил к выполнению своих служебных обязанностей. Взмахом руки он создал голограмму, усеянную сотнями тысяч точек. Каждая точка обозначала пару, зарегистрировавшую брак в Коалиции за последние несколько дней. По причине суровых условий окружающей среды по закону только одна из трех пар новобрачных получала разрешение на рождение ребенка. Это право определяла лотерея. Глядя на тысячи точек, Кайоко долго колебалась, перед тем как ткнуть пальцем в одну точку посередине.
Когда точка стала зеленой, она запрыгала от радости. Я не был уверен, как отношусь к перспективе завести семью. Если я произведу на свет ребенка в эту эру страданий, станет это благословением или бедствием? По крайней мере, чиновник был несказанно счастлив. Он сказал нам, что это большая радость, когда пара получает зеленую точку. Он достал бутылку водки, и мы втроем по очереди пили из нее за продолжение человеческой расы. За нашими спинами слабый свет далекого Солнца золотил статую Свободы. Перед нами давно покинутые небоскребы Манхэттена отбрасывали длинные тени на неподвижный лед нью-йоркской гавани. Я чувствовал себя пьяным и сознавал, что по моим щекам текут слезы.
Земля, моя странствующая Земля!
* * *
Перед тем как мы расстались, чиновник вручил нам ключи и икнул.
– Они от выделенного вам дома в Азии. Теперь отправляйтесь домой. Спешите в ваш чудесный новый дом!
– Насколько он чудесный? – холодно спросил я. – Подземные города в Азии опасны, но, разумеется, вы, жители Запада, об этом не знаете.
– Мы скоро столкнемся с нашей собственной уникальной угрозой для жизни, – ответил он. – Земля вскоре пролетит сквозь пояс астероидов, а Западное полушарие обращено к нему.
– Но мы уже проходили через пояс астероидов во время нескольких последних орбит. Это не очень опасно, разве не так?
