Беспечно, как в прогулки час,
Ступай тем иль другим,
С людьми волнуясь и трудясь,
В душе невозмутим.
Их счастье счастьем отрицай,
Любовью жги любовь.
В душе меня лишь созерцай,
Лишь мне дары готовь.
Моей улыбкой мир согрей.
Поведай всем, о чём
С тобою первым из людей
Шепталась я вдвоём.
Скажи: я светоч им зажгла,
Неведомый вчера.
Нет двух путей добра и зла.
Есть два пути добра».
Волна
Нежно-бесстрастная,
Нежно-холодная,
Вечно подвластная,
Вечно свободная.
К берегу льнущая,
Томно-ревнивая,
В море бегущая,
Вольнолюбивая.
В бездне рождённая,
Смертью грозящая,
В небо влюблённая,
Тайной манящая.
Лживая, ясная,
Звучно-печальная,
Чуждо-прекрасная,
Близкая, дальная…
Моей вы вняли грустной лире…
Моей вы вняли грустной лире,
Хоть не моей полны печали.
Я не нашёл святыни в мире,
Вы счастья в нём не отыскали.
Так рвётся к небу и не может
Достичь небес фонтан алмазный,
И душу нежит и тревожит
Его рассказ непересказный.
А рядом ива молодая
Поникла под напев унылый.
Её манит земля сырая,
Прильнуть к земле у ней нет силы…
В моей душе любовь восходит…
В моей душе любовь восходит,
Как солнце, в блеске красоты,
И песни стройные рождает,
Как ароматные цветы.
В моей душе твой взор холодный
То солнце знойное зажёг.
Ах, если б я тем знойным солнцем
Зажечь твой взор холодный мог!
Есть гимны звучные – я в детстве им внимал…
Есть гимны звучные – я в детстве им внимал.
О, если б мог тебе я посвятить их ныне!
Есть песни дивные, – злой вихорь разбросал
Их звуки светлые по жизненной пустыне…
О, как ничтожно всё, что после я писал,
Пред тем, что пели мне в младенческие годы
И голоса души, и голоса природы!
О, если бы скорбеть душистый мог цветок,
Случайно выросший на поле битвы дикой,
Забрызганный в крови, затоптанный в песок, —
Он бы, как я, скорбел… Я с детства слышал
крики
Вражды и мук. Туман кровавый заволок
Зарю моих надежд, прекрасных и стыдливых.
Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых.
В них рядом встретишь ты созвучья робких мук
И робких радостей, смесь веры и сомнений.
Я в сумерки веков рождён, когда вокруг
С зарёй пугливою боролись ночи тени.
Бывало, чуть в душе раздастся песни звук,
Как слышу голос злой: «Молчи, поэт
досужный!
И стань в ряды бойцов: слова теперь ненужны».
Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда
Так страстно мир не ждал пророческого слова.
Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда.
Лишь словом создан свет, лишь им создастся
снова.
Приди, пророк любви! И гордая вражда
Падёт к твоим ногам и будет ждать смиренно,
Что ты прикажешь ей, ты – друг и царь
вселенной!
Утешение
Оно не в книгах мудреца,
Не в сладких вымыслах поэта,
Не в громких подвигах бойца,
Не в тихих подвигах аскета.
Но между тем, как скорби тень
Растёт, ложась на всё святое, —
Смотри: с востока, что ни день,
Восходит солнце золотое.
И каждый год цветёт весна,
Не зная думы безотрадной,
И, солнца луч впивая жадно,
Спешат на волю семена.
И всходы тайной силой пучит,
И вскоре листья рождены,
И ветер ласковый их учит
Шептать название весны.
Душа свершила круг великий.
И вот, вернувшись к детским снам,
Я вновь, как праотец мой дикий,
Молюсь деревьям и звездам.
Быть может, мир прекрасней был когда-то…
Быть может, мир прекрасней был когда-то,
Быть может, мы отвержены судьбой.
В одно, друзья, в одно я верю свято,
Что каждый век быть должен сам собой.
Нет, за свою печаль, свою тревогу
Я не возьму блаженства прошлых дней.
Мы, отрицая, так же служим богу,
Как наши предки – верою своей.
Пускай мы пьём из ядовитой чаши.
Но если Бог поставил миру цель,
Без нас ей не свершиться. Скорби наши —
Грядущих ликований колыбель.
Мои сомненья созданы не мною,
Моя печаль скрывается в веках.
Знать, вера предков родилась больною
И умереть должна у нас в сердцах.
Из рук судьбы свой крест беру смиренно,
Сомнений яд хочу испить до дна.
Лишь то, чем мы живём, для нас священно —
И пусть придут иные времена!
Поэту
Не до песен, поэт, не до нежных певцов!
Ныне нужно отважных и грубых бойцов.
Род людской пополам разделился.
Закипела борьба, – всякий стройся в ряды,
В ком не умерло чувство священной вражды.
Слишком рано, поэт, ты родился!
Подожди, – и рассеется сумрак веков,
И не будет господ, и не будет рабов, —
Стихнет бой, что столетия длился.
Род людской возмужает и станет умён,
И спокоен, и честен, и сыт, и учён…
Слишком поздно, поэт, ты родился!
