Он направил «мерседес» на мост; руки дрожали, череп разрывался от пульсирующей в висках крови. В небе сжималось и разжималось гигантское черное, как сама тьма, сердце, образованное колонией скворцов. У Габриэля закружилась голова. За кольцевой развязкой он проехал мимо нескольких складских построек, потом еще пару километров. Словно жужжание какого-то насекомого заполнило все вокруг. Он закрыл глаза, снова открыл, резко вывернул руль, увидев несущуюся в лоб машину. Спешно съехал на обочину и распахнул дверцу. Спотыкаясь, прошел метров десять по траве, держась руками за горло, как будто пытался сдернуть несуществующий шарф.
Остановилась машина, к нему кинулся какой-то человек:
– Вам плохо?
Габриэль вцепился в его руку:
– Больница… Отвезите меня в больницу…
7
Неврология, третий этаж больницы в Сагасе. Только в тот момент, когда его уложили, чтобы сделать МРТ[8 - МРТ – магнитно-резонансная томография.] головы, Габриэль заметил, что на нем больше нет обручального кольца, ободка из белого золота, вросшего в безымянный палец, которое он носил не снимая с двадцати пяти лет. В цилиндре аппарата он запаниковал, и потребовалось несколько попыток, чтобы сделать снимки его мозга. Прошло больше двадцати часов, пока после бесконечной череды обследований его не оставили наконец в покое и не отправили в палату. Принесли еду из каких-то непонятных овощей.
Никто до сих пор к нему не заходил, чтобы хоть что-то объяснить: сначала анализы. Габриэля возили из отделения в отделение. Судя по медицинской карте, он один раз обращался в больницу в Лилле в 2014-м, по поводу грыжи межпозвонковых дисков. В Лилле? Что он делал на севере? Его с тамошними местами ничто не связывало, кроме матери. Как ни странно, он потерял память о двенадцати годах, но мог наизусть назвать свой номер социального обеспечения для получения страхового обслуживания. Он числился и в системе Амели[9 - Амели (Ameli) – крупнейшая система онлайн-страхования во Франции.], и в обществе взаимного страхования. Значит, Габриэль Москато образца 2020 года все-таки существовал.
Сидя на кровати в отделении краткосрочного пребывания, он рассматривал свое правое предплечье, потрогал пальцем белые отметины. По словам одной из медсестер, это были следы лазерного сведения татуировки. Если внимательно приглядеться, еще можно было различить буквы, образующие слово «Жюли».
Он сначала наколол, а потом стер имя дочери. Габриэль взялся руками за голову. Неведение сводило его с ума.
Набрал номер домашнего телефона матери в отчаянной попытке зацепиться хотя бы за семью. Ему ответил незнакомец, объяснил, что купил дом четыре года назад и, насколько он помнит, бывшая владелица отправилась в монастырский приют, адреса которого он не знает.
Габриэль выронил трубку, как если бы пальцы налились свинцом. Матери сейчас должно быть около восьмидесяти одного года. После смерти его отца она категорически отказалась покидать свой маленький домик, расположенный в окрестностях Дуэ. «Я умру здесь», – всегда твердила она. Почему она передумала? Ослабела? Жива ли она еще? Или Габриэль уже пережил ее смерть? Предстоит ли ему пройти через это еще раз?
Он долго сидел не шевелясь. Снова видел мать на Альбионе, в гостевой комнате их с женой дома. Она приехала с севера Франции со своими старыми, перевязанными ремнями чемоданами, чтобы поддержать их после исчезновения Жюли. Это она не дала Коринне окончательно впасть в отчаяние, пока сам он метался по горам и долам в поисках дочери.
Все случилось пятнадцать дней назад… Двенадцать лет назад.
Он дотащился до окна. Снаружи огни Сагаса горели, как усталые звезды. На западе по одной только прямоугольности формы и расположению освещения угадывался исправительный центр со своими сторожевыми вышками, на которых бдели вооруженные тени. Другие светлячки, как затерянные в пространстве кусочки янтаря, усыпали горные склоны.
Одной из этих звездочек в вышине был его дом. Там родилась и выросла Жюли. Там он прожил с Коринной семнадцать… нет, теперь уже двадцать девять лет. Никто не любил долину, но никто и не покидал ее окончательно. Остальной мир был слишком далеко. Здесь старели и умирали, зажатые между серыми обрывами, не умея вырваться из их плена.
Убирайся из этого города, пророкотал Поль. Грубый голос еще звучал в ушах Габриэля.
Зашла медсестра проверить, все ли в порядке. Да, внешне все было в норме. А вот внутри Габриэль чувствовал полное опустошение, словно после урагана. Его неотступно преследовал вид трупа, брошенного на берегу среди мертвых птиц, этой белой груди, возможно груди его дочери. Ему никак не удавалось представить Жюли двадцатидевятилетней женщиной, представить, что последние двенадцать лет она могла прожить без него, без матери. Если на берегу обнаружили ее труп, где же она была все это время? Что ей пришлось перенести? А если – тело незнакомки, то где его дочь?
Габриэль почесал руку в месте отметины от старой татуировки. От Жюли ничего осталось, но она же была там, вытравленная на его коже. Он представил, как заходит к специалисту и просит стереть имя дочери. Татуировки убирают, когда желают отречься, забыть, поставить крест на прошлом.
Когда огонь, заставивший вас вытерпеть боль от иголки с чернилами, потухает…
8
Внешне спокойный, но истомившийся в ожидании, он с облегчением встретил появившегося невролога. Доктор Зулан, длинная жердь лет сорока, в очках с деревянной оправой, примостился на краешке его кровати. Полистал бумаги, висевшие на перекладине, потом поднял глаза на своего пациента:
– Как вы себя чувствуете?
– Старым…
Врач усмехнулся:
– Кардиолог посмотрел результаты. Электрокардиограмма, УЗИ сердца и биологические показатели нормальные, с этой стороны все в порядке. Что касается меня, то я тоже не обнаружил никакой аномалии с неврологической точки зрения. Те симптомы, которые вы описали, поступив в отделение неотложной помощи, заставили меня прежде всего предположить острое нарушение мозгового кровообращения. Другими словами, нечто вроде микроинсульта, произошедшего вследствие внезапного сбоя циркуляции крови в какой-то части мозга. В зависимости от зоны поражения микроинсульт может проявляться в виде паралича какой-либо конечности, нарушения зрения, потери равновесия или же, как в вашем случае, амнезии. Вот почему я направил вас на МРТ. Но снимки тоже ничего не показали, что, конечно, весьма утешительно, поскольку микроинсульт часто предшествует настоящему инсульту. Остаются два варианта…
В руке доктор держал мобильник. Он быстро глянул на экран и вернулся к пациенту:
– Первый – это внезапный провал в памяти, то есть глобальная амнезия, способная стереть месяцы, а то и годы воспоминаний. Такой провал может случиться с кем угодно и в любой момент, причем без всякого научно обоснованного объяснения. Страдают этим в основном мужчины и женщины старше пятидесяти, так что вы как раз подходите. Обычно потеря памяти длится от четырех до восьми часов. В течение этого периода пациент дезориентирован и с трудом фиксирует новые воспоминания. Он постоянно повторяет одни и те же вопросы: «Кто вы? Где я?..»
– Это не мой случай. Я могу дать вам точный отчет, как проходил весь сегодняшний день с самого утра. Проблема не в том, что было после, а в том, что было до.
– Вот почему я склоняюсь ко второму варианту. К сожалению, он не самый радужный.
– Пожалуйста, доктор…
– Меня удивило ваше невероятное ощущение временно?й непрерывности. Ваше давнее прошлое вдруг всплыло, как будто оно случилось только вчера. Спросите кого угодно: никто не сможет сказать вам, что он делал пятнадцать дней назад, а теперь представьте себе, что речь идет о двенадцати годах! Однако в обоих случаях бо?льшая часть пережитого никуда не делась, она хранится где-то в мозгу. Возможно, иногда неполная или не совсем совпадающая с реальностью, но все ваше прошлое здесь, разрозненное, в спящем режиме и в ожидании, пока его оживят. Вот только мы не знаем, как именно отыскать эти воспоминания, или же у нас нет в них потребности, потому что эти воспоминания бесполезны и не представляют интереса…
Зулан заметил, что Габриэль поглядывает на его телефон – последний писк моды, – и убрал аппарат в карман.
– В вашем случае этот механизм пришел в действие, чтобы установить мост между вашей жизнью в апреле две тысячи восьмого и сегодняшним днем, целиком вытеснив как личные, так и знаковые события, имевшие место в последние двенадцать лет.
– Знаковые?
– Я имею в виду запоминание информации, поступающей из внешнего мира. Вы помните Саркози, но не Макрона. Про Чернобыль вы в курсе, но не знаете, что ядерная катастрофа произошла и в Японии[10 - Имеется в виду авария на АЭС Фукусима-1, происшедшая 11 марта 2011 года в результате сильнейшего в истории Японии землетрясения и последовавшего за ним цунами.]. Вы также не помните, что Майкл Джексон и Уитни Хьюстон умерли.
Каждое слово невролога воспринималось как удар. Габриэль замер, не в силах заглянуть в глубину бездны.
– Другими словами, вы оказались заблокированы в том гостиничном номере, где заснули девятого или десятого апреля две тысячи восьмого. Вы стали пленником прошлого.
– Как такое возможно? И почему это со мной случилось?
– Все наводит на мысль, что, говоря на профессиональном жаргоне, вы стали жертвой атипичной психогенной амнезии. Она встречается крайне редко, не чаще, чем дождь из мертвых скворцов, но все же встречается. Как и большинство других амнезий, она не затрагивает процедурную память, то есть механистическую: если, например, за двенадцать последних лет вы научились ездить на велосипеде или плавать, то вы это не забудете. Я лично ни разу не сталкивался с этим видом поразительной амнезии, но случаи, подобные вашему, известны.
Он достал из кармана сложенные листки и протянул Габриэлю:
– Я распечатал несколько статей, найденных в Сети.
– В какой еще сети?
– Извините, в Интернете. Верно, в две тысячи восьмом Интернет еще не стал до такой степени центром мира. Сегодня все идет через него, все объединено в единую Сеть. Телефоны, компьютеры, телевизоры. На улице вам может показаться, что люди говорят сами с собой, но они просто носят наушники, подсоединенные к их мобильникам. Можно сказать, что почти вся наша вселенная сводится к четырем буквам: GAFA. «Google», «Apple», «Facebook» и «Amazon».
…«Facebook», «Amazon»… Для Габриэля это были пустые звуки. Он мельком глянул на листки.
Невролог продолжил свои объяснения:
– В две тысячи пятнадцатом Наоми Джейкобс, тридцатидвухлетняя американка, проснулась однажды утром с личностью пятнадцатилетней девочки-подростка. Она забыла семнадцать лет своей жизни.
– Семнадцать лет…
– По ее представлениям, она все еще ходила в лицей, жила с родителями… В исследовании, опубликованном в две тысячи семнадцатом году, говорится о пятидесяти трех случаях, изученных в больнице Святого Томаса в Лондоне. Люди, которые, как и вы, утратили целый пласт своей жизни. И всегда без каких-либо на то медицинских оснований, исключительно по причинам психологического порядка: амнезия стала для всех этих людей средством избежать невыносимой реальности, травматизма. Должно было случиться нечто крайне тяжелое, заставившее ваш разум в какой-то конкретный момент запечатать все двери, чтобы защитить себя. – Зулан снял очки и протер стекла замшевой тряпочкой. Габриэлю он напомнил доктора Грина из сериала «Скорая помощь», ни одного эпизода которого он не пропускал. – Медсестры рассказали мне про вашу дочь. Я тогда заканчивал учебу в Лионе, но вокруг этого дела было чертовски много шума в прессе. Жюли Москато, девочка, пропавшая в Сагасе… Сожалею, что приходится об этом говорить, но мне кажется, тут может быть связь. Ваша амнезия, возможно, имеет отношение к той трагедии, которая в свое время, разумеется, потрясла вас. Хотя это всего лишь одна из гипотез.
Несмотря на кошмарную бездну, которая, казалось, вот-вот разверзнется у его ног, Габриэлю померещился свет впереди: его не поразила нейродегенеративная болезнь[11 - Нейродегенеративная болезнь – болезнь, поражающая центральную нервную систему, при которой идет медленная гибель клеток нервной системы.] и он не сошел с ума. У его недуга имелось название.
– Когда ко мне вернется память?
– Тут нет каких-либо правил, и я предпочитаю говорить с вами откровенно: это состояние может продлиться как недели, так и годы. В некоторых из описанных случаев воспоминания к пациентам так и не вернулись. Все очень зависит от индивидуальных особенностей, от контекста, от глубины травмы. Но имейте в виду, что гипноз применительно к амнезии признали неэффективным, а ее медикаментозного лечения пока не существует. Некоторые рекомендуют сеансы психотерапии. Лично я особого толка в них не вижу.
– Умеете вы утешить…
– Самое главное – ваши связи с окружающим. Ваши близкие и друзья являются гарантами вашей памяти. Поговорите с ними, выслушайте их. Ответы, которые они дадут на ваши вопросы, смогут оживить ваши воспоминания и помогут вам продвинуться на пути излечения. Вы сумели кого-либо предупредить?
– Нет еще. Моя мать больше не живет там, где должна бы, до жены не могу дозвониться. Мой коллега был совсем не рад меня видеть… Это самое малое, что можно сказать. Все закрутилось так быстро…
– Во всяком случае, у меня нет причин держать вас в отделении экстренной медицинской помощи, так что завтра утром вас выпишут. Зато я посоветую вам воздержаться от работы. Судя по тому, что вы рассказали нашим сотрудникам, вы жандарм, а вам лучше бы отдохнуть недельку и избегать дополнительных стрессов. Вам есть куда пойти после выписки?
Глядя в пустоту, Габриэль потрогал свой безымянный палец на левой руке:
– Да, домой… Я живу в Сагасе.
– Вы живете в Сагасе, а ночь провели в гостинице?
– Я…
Габриэль намеревался было сказать, что просматривал журнал регистраций, но осекся. Невролог прав: зачем он вернулся в гостиницу «У скалы», когда прошло больше двенадцати лет после исчезновения Жюли? Зачем решил остановиться в этом паршивом заведении? Что за трагедия там произошла? Отчего он проснулся, вычеркнув целый кусок своей жизни? О какой травме могла идти речь?
Он встал с кровати и направился к своей одежде, сложенной на стуле:
– Я не останусь здесь и не буду спокойно дожидаться, пока рассветет. Я возвращаюсь к себе.
Зулан тоже поднялся:
– Я понимаю, что вы чувствуете, но искренне не советую вам сейчас уходить. У вас был крайне тяжелый день, и мы взяли у вас немало крови для анализов. Лучше бы вам спокойно провести ночь под наблюдением, а потом…
Габриэль повернулся к нему со свитером в руке:
– Вы не понимаете, доктор. Я заперт в теле, отличном от того, которое мне знакомо. Двенадцать лет моей жизни испарились. Мне говорят, что мою дочь так и не нашли, а я один из жандармов, кому было поручено расследование. Я сдохну, если останусь еще хоть на час в этой палате. Мне нужны ответы.
9
Невидимый в подвале западного крыла, расположенного напротив отделения экстренной медицинской помощи, Институт судебно-медицинской экспертизы занимал помещение бывшего морга, который обосновался там еще с 1929 года, когда была построена больница. Танатологическое отделение проводило вскрытия, обследования живых – а именно жертв физического насилия или несчастных случаев – и выдачу тел по любым запросам в рамках юрисдикции бригады жандармерии. Два работавших там медика также предоставляли результаты судебно-медицинской экспертизы для заключений о смерти в случаях, когда та казалась криминальной или носила сомнительный характер, а значит, требовалась специальная юридическая процедура для открытия уголовного дела.
С Полем шел Давид Эскиме, дружок Луизы. Тридцатипятилетний сотрудник морга вместе с помощником забрали тело с берега. Эскиме руководил одним из двух похоронных бюро в Сагасе и постоянно взаимодействовал с жандармерией. Его отец готовил к похоронам жену Поля, когда ту восемнадцать лет назад унес рассеянный склероз. Он толкнул тяжелую металлическую дверь:
– Кошмар, что случилось с этой женщиной. Всегда кажется, что такое происходит только где-то в других местах. Психи есть повсюду.
Поль шагал молча. После полудня он не сказал ни слова, только раздавал необходимые распоряжения. Появление Габриэля Москато на месте преступления и его странное поведение занимало все мысли капитана. Увидеть Габриэля таким, лысым, осунувшимся, растерянным, да еще в день, когда шел град из мертвых птиц, а мерзкое преступление поразило Сагас в самое сердце, – все это выбивало Поля Лакруа из колеи.
Вдоль бетонного коридора тянулись трубы, кабели, технические кожухи. Лампочки в проволочных сетках разгоняли темноту, высвечивая старые тележки и кресла-каталки, которые так и не были отправлены на свалку. Сказывалась нехватка персонала и бюджета. Еле-еле умудрялись помогать живым, а уж до мертвых руки вовсе не доходили.
Они проследовали в комнату для вскрытий. Настоящий холодильник. Поль застегнул доверху молнию на парке. Отремонтировали только пол, уложив его новенькой виниловой плиткой. Хирургическая лампа оставалась еще с 1980 года, прочие детали интерьера и утвари сохранялись здесь и того дольше – облицовка стен пожелтела, одна из двух раковин треснула, извлеченные органы взвешивались на допотопных весах со стрелкой. Темное отверстие на потолке предназначалось для вентиляции, однако миазмы трупов давили с тяжестью наковальни.
Луиза была уже на месте, она взяла на себя обязанность фотографировать тело и следить за правильностью изъятия образцов. Она бросила быстрый взгляд на отца, потом – на мужчину, с которым встречалась уже больше трех лет.
Альфред Андриё, судмедэксперт, рассматривал на просвет рентгеновские снимки под хирургической лампой. В свои семьдесят лет этот пожилой человек, казалось, женился на своей работе и наотрез отказывался выходить на пенсию. Кстати, никто ему уходить и не предлагал. Кто согласился бы сменить его на посту в такой дыре? Он часто говаривал: «Однажды мне придется делать вскрытие самому себе».
Давид Эскиме пошел подготовить инструменты на рабочем столике рядом с раковиной. Из-за нехватки персонала он часто ассистировал Андриё, и, по правде говоря, последний обращал все меньше внимания на правила. В маленьких городках обходились подручными средствами и по большей части легко пренебрегали некоторыми особо стесняющими протоколами.
Поль постарался привлечь внимание дочери. Ему хотелось выяснить, узнала ли она Габриэля Москато. Та пожала плечами. Капитан подошел к обнаженному трупу, лежавшему на спине на стальном столе с вытянутыми вдоль тела руками и расставленными ногами. Андриё выбрил покойнице голову, сделав ее еще более безликой. Он постарался убрать кровь с ее разбитого лица. Жандарм посмотрел на уши без сережек, вгляделся в один широко раскрытый глаз помутневшего синего цвета, затянутый дымкой и вылезший из орбиты, потом его взгляд спустился к животу, пробитому двумя дырочками размером не больше мелкой монеты.
– Когда в нашем округе было последнее действительно кровавое убийство? – спросил Андриё. – Помнишь ту историю с типом, который застал свою жену в койке с ее деверем и зарезал обоих осколком бутылки из-под пастиса, это когда было?
– Да уже года два назад, – отозвался Поль. – А может, три.
Андриё покачал головой:
– Точно… Как время летит. Ладно, что касается нашего дела… мы с твоей дочерью взяли двадцать четыре пробы с зон возможного контакта с преступником, а именно с внешней и внутренней поверхности ладоней, под ногтями левой руки – она, вероятно, поцарапала нападавшего, – с горла, на котором остались следы удушения, из оральной, анальной и вагинальной области. Взяты образцы сетчатки, ногтей и пряди волос для токсикологического анализа. Сделан тампонаж зон проникновения пуль.
– Трусики и носки изо рта жертвы также упакованы и опечатаны для отправки на экспертизу, – уточнила Луиза.
– И на этих носках практически не было слюны, – добавил медэксперт. – А ведь ткань во рту должна была вызвать обильное слюнотечение.
Поль снова оглядел жертву, отметил родинку на левой груди и еще одну рядом с пупком. Слишком маленькие, чтобы включать в описание. Он вспомнил, что в досье Москато родители не отметили никаких отличительных особенностей на теле их дочери. Ни родимых пятен, ни шрамов, ни татуировок… У Жюли не было хирургических операций, она всего раз побывала в больнице после падения с велосипеда. Он посмотрел на Луизу:
– Родинки… Ты их сфотографировала?
Она кивнула.
Медэксперт указал на две татуировки на левой руке трупа. Цветная кукла-матрешка и черно-красное изображение дьявола с козлиными рогами, клыками и раздвоенным языком. Старик подозвал Эскиме и с его помощью перевернул тело. Всю спину мертвой девушки занимал ковбой с острыми чертами лица, длинными волнистыми волосами, в стетсоновской шляпе[12 - Стетсоновская шляпа – классическая ковбойская шляпа, придуманная Джоном Стетсоном в 60-х годах XIX века.] на голове. В обеих руках он сжимал по пистолету, направляя один из них на зрителя. Луиза сделала снимки. Перевернув тело обратно на спину, Андриё раздвинул челюсти жертвы и оттянул разбитую нижнюю губу:
– Корни некоторых оставшихся целыми после удара зубов обнажены, и я заметил признаки так называемого кариеса Левенталя. Я видел такое у героинщиков. Эта женщина наркоманка, но, на мой взгляд, она некоторое время назад бросила, может, даже уже несколько лет.
– Почему ты так решил?
– Осмотр не выявил никаких следов от уколов. Вены у героинщиков сожженные и выступающие. Я отметил цианозные вены, но ничего недавнего. Токсикологический анализ волос позволит сказать точнее, если только не окажется, что она бросила еще раньше, чем я предположил.
Он слегка отстранился, халат натянулся на очень сутулой спине. Руки у него мелко подрагивали. Счастье, что его пациенты мертвы, подумал Поль.
– Мы проанализировали и сфотографировали места входа пуль. Оба ранения проникающие, но не перфорирующие. Выстрелы произведены в упор, одежда поглотила основную часть пороха и отработанных газов. Странгуляционный след, царапины и раны на ладонях, а также явные повреждения в области гениталий, судя по обильному кровотечению, предшествовали смерти. Многочисленные же переломы лицевых костей, выявленные на рентгенограммах, нанесены post mortem[13 - После смерти (лат.).].
– Он насилует ее, убивает, увечит до неузнаваемости… Он не хочет, чтобы ее опознали.
– Или же он в дикой ярости. По всем признакам, в том числе по отсутствию трупного окоченения, я определяю время смерти этой ночью, между полуночью и четырьмя часами.
– Мы думаем, что она была убита как раз посередине, около двух часов, – уточнил Поль. – По нашему мнению, именно выстрелы заставили взлететь скворцов, и те потом начали сталкиваться друг с другом. Кстати, один из них в падении ударил нашу жертву в бедро.
Медэксперт поддержал гипотезу:
– Все совпадает. К тому же тело не перемещали: синюшность в области затылка, боков и задней части ягодиц соответствует той позиции, в которой жертва была обнаружена. Короче, я отражу все это в отчете. Перейдем к более серьезным вещам.
