– А как бы ты ее назвал?
Хоук, похоже, задумался, по-прежнему наполовину распростершись на мне.
– Э… хорошей подругой.
Отчасти я испытала облегчение от того, что он не назвал ее неуважительным словом, какие я слышала в разговорах мужчин о женщинах, с которыми они имели интимные отношения. Но хорошая подруга?
– Хорошие подруги так себя не ведут.
– Держу пари, ты мало что знаешь о таких вещах.
Правдивость этого утверждения трудно игнорировать.
– И ты держишь пари, основываясь только на одном поцелуе?
– Только на одном поцелуе? Принцесса, много чего можно узнать по одному поцелую.
Уставившись на него, я не могла не чувствовать себя… очень неопытной. Единственное, что я могла сказать по его поцелую: у меня возникло ощущение, что Хоук хочет овладеть мной.
– Почему ты меня не остановила?
Он осмотрел маску и перевел взгляд ниже, туда, где плащ разошелся, открыв мое слишком тонкое платье с довольно смелым вырезом. Если честно, я не знаю, о чем думала, надевая этот наряд. Как будто подсознательно готовила себя… к чему-то. У меня внутри все сжалось. Вероятнее всего, это платье было фальшивой бравадой.
Хоук встретился со мной взглядом.
– Кажется, я начинаю понимать.
– Означает ли это, что ты собираешься встать и дать мне возможность двигаться?
«Почему бы тебе не сбросить его?» – прошептал тот глупый, очень разумный и очень логичный голос.
Это был серьезный вопрос. Я знала, как использовать вес мужчины против него же. Что важнее, у меня есть кинжал и я могу до него добраться. Но я не потянулась за ним и не попыталась отодвинуть Хоука. Что это значит? Я… наверное, я чувствую себя в безопасности. По крайней мере, в этот момент. Может, я очень мало знаю о Хоуке, но он не незнакомец, во всяком случае, не кажется мне таким, и я его не боюсь.
Хоук покачал головой.
– У меня есть предположение.
– Жду его, затаив дыхание.
На правой щеке опять появилась ямочка.
– Я думаю, ты пришла в эту комнату намеренно.
Он не ошибся, но, скорее всего, заблуждается насчет настоящей причины.
– Вот почему ты молчишь и не пытаешься опровергнуть мои догадки насчет того, кто ты. Наверное, позаимствованный плащ – тоже очень продуманное решение. Ты пришла, потому что тебе от меня что-то нужно.
Я хотела было возразить, однако слова не шли на язык. Молчание не было знаком возражения или согласия, но внутри опять все сжалось.
Он слегка сдвинулся, положил ладонь на мою щеку и развел пальцы.
– Я прав, принцесса?
Сердце пустилось вскачь. Я попыталась сглотнуть, но в горле пересохло.
– Может… может, я пришла… поговорить.
– Поговорить? – Он поднял брови. – О чем?
– О многом.
Выражение его лица смягчилось.
– Например?
Несколько секунд в голове у меня было пусто, потом я выпалила первое, что пришло на ум.
– Почему ты решил служить на Валу?
– Ты пришла, чтобы спросить об этом?
Ничто в его голосе или взгляде не говорило о том, что он мне поверил, но я кивнула, отметив эту ситуацию как еще один пример того, что я не умею вести беседу.
Помолчав, он сказал:
– Я пошел служить на Вал по той же причине, что и многие.
– И почему же? – спросила я, хотя и знала большинство причин.
– Мой отец был фермером, а такая жизнь не для меня. Если вступаешь в королевскую гвардию и защищаешь Вал, то предоставляется много других возможностей, принцесса.
– Ты прав.
Он прищурился, и по его лицу скользнуло удивление.
– Что ты имеешь в виду?
– Детям выпадает не так много шансов стать не теми, кем были их родители.
– Ты имеешь в виду, у детей не так много шансов улучшить свое положение, добиться большего, чем их предки?
Я постаралась кивнуть как можно убедительнее.
– Э… естественный порядок вещей не позволяет этого. Сын фермера станет фермером или…
– Или предпочтет стать гвардейцем и рисковать жизнью за стабильное жалованье, которым не сможет насладиться в полной мере, потому что долго не проживет? – докончил он. – Не так много выбора, правда?
– Правда, – согласилась я, но я об этом уже думала.
Существовали ремесла, которыми Хоук мог заняться. Но быть торговцем или охотником тоже очень рискованно: этим людям приходится часто выходить за Вал. Просто это не настолько опасно, как вступить в королевскую гвардию и отправиться на Вал. Было ли источником его страданий что-то, что он повидал в качестве гвардейца?
– Может, выбора не так много, но я все равно думаю – нет, знаю, – чтобы вступить в гвардию, требуется определенный уровень силы и отваги, – сказала я.
– Ты так обо всех гвардейцах думаешь? Что они отважные?
– Да.
– Не все гвардейцы хорошие люди, принцесса.
Я прищурилась.
– Знаю. Смелость и сила еще не означают, что человек хороший.
– В этом мы согласны.
Он перевел взгляд на мои губы, и у меня внезапно сжалось в груди.
– Ты сказал, твой отец был фермером. Он… он ушел к богам?
По его лицу пронеслось какое-то выражение – слишком быстро, я не успела его определить.
– Нет. Он жив и здоров. А твой?
Я слегка покачала головой.
– Мой отец… мои родители оба умерли.
– Мне жаль, – произнес он, и это прозвучало искренне. – Потеря родителя или члена семьи чувствуется ещё долго после их ухода. Боль ослабевает, но никогда не исчезает. Спустя годы ты по-прежнему думаешь о том, что можно было сделать, чтобы вернуть их.
Он прав. И именно в этом, наверное, лежит источник его боли.
– Ты говоришь так, словно сам такое испытал.
– Да.
Я подумала о Финли. Хорошо ли его знал Хоук? Большинство гвардейцев были близки, связь между ними крепче кровной, но даже если он не знал Финли, наверняка у него были другие погибшие знакомые.
– Сочувствую, – сказала я. – Сочувствую твоей потере, кто бы это ни был. Смерть…
Смерть не изменить.
Я повидала много смертей. Мне не полагалось, меня оберегали, но я видела смерть слишком часто.
Он склонил голову набок, и темные локоны упали ему на лоб.
– Смерть – как старый друг, который порой наносит визит, когда его совсем не ждешь, а в другой раз – когда вполне ожидаешь. Она приходит не в первый и не в последний раз, но ни одну смерть это не делает менее суровой и неумолимой.
Печаль грозила затопить меня, прогнав теплоту из груди.
– Так и есть.
Он вдруг нагнул голову, почти коснувшись моих губ своими.
– Сомневаюсь, что тебя привело в эту комнату желание поболтать. Ты пришла не затем, чтобы говорить о печальных вещах, которые нельзя изменить, принцесса.
Я знала, почему пришла сюда, и Хоук был прав, снова прав. Не поговорить. Я пришла сюда жить. За впечатлениями. Чтобы иметь выбор. Побыть не тем, кто я есть. Ничего из этого списка не предполагало разговоров.
Но сегодня я испытала свой первый поцелуй. Я могу на этом остановиться, а могу по собственному выбору сделать в первый раз еще многое.
Неужели… Неужели я в самом деле размышляю над этим, что бы это ни было? О боги, и правда. По телу прокатилась легкая дрожь. Почувствовал ли он? Дрожь забралась внутрь, собираясь в крохотные узелки предвкушения и страха.
Я Дева. Избранная. Моя прежняя убежденность насчет того, что волнует богов, ослабела. Сочтут ли они меня недостойной?
Меня не охватила паника, как должна была. Вместо этого во мне разгорелась искра надежды, и это больше всего выбило меня из колеи. Крохотный проблеск надежды казался предательским и очень настораживающим: если меня признают недостойной, это повлечет самые серьезные последствия.
Если я окажусь недостойной, меня ждет верная смерть.
Изгнание из королевства.
Глава 3
Насколько я знала, недостойным Вознесения был признан только один человек. Его имя стерто из исторических хроник, как и любые сведения о том, кто это был и какие деяния стали причиной его или ее изгнания. Ему было запрещено жить среди смертных. Без семьи, поддержки и защиты его ждала неминуемая смерть. Даже у селян и фермеров с их невысокими Валами и среди гвардейцев смертность непомерно высока.
Хотя мое Вознесение отличается от других, меня тоже могут счесть недостойной. Наказание для меня будет равносильно гибели, но у меня не было сил об этом думать.
Нет.
Это ложь.
Я просто не хотела об этом думать. Должна была, но… Я не покинула комнату. Не остановила Хоука. Для себя я уже все решила, пусть и не понимала, почему он все еще здесь, со мной.
Я облизнула нижнюю губу, чувствуя головокружение и даже слабость – прежде я никогда не чувствовала слабости. Эти невероятно густые ресницы опустились, и он так пристально уставился на мой рот, что это казалось лаской. Я поежилась.
Казалось, его глаза стали еще ярче. Он очертил пальцем контур моей маски, коснулся места, где атласные ленты исчезали под волосами.
– Можно снять?
Не в силах вымолвить ни слова, я покачала головой.
Хоук мгновение помедлил, затем появилась его полуулыбка, хотя на этот раз без ямочки. Он убрал палец с маски и провел им по моему подбородку, а потом вниз по горлу, к завязкам плаща.
– А что насчет этого?
Я кивнула.
