– А разве это правильно? – не сдержалась Таня.
– Я не знаю, – потерянно ответила мама, и Тане вдруг стало ее очень жаль. – Ты ешь, мама, не обращай внимания, это я так…
– Ты просто у меня очень хорошая девочка, – вздохнула мама, – очень хорошая. Я даже иногда думаю, что будь ты немного… другой, ты была бы счастливее.
– Ну теперь уж что, – усмехнулась Таня, – уж какая есть.
Следующие две недели Таня с Димой не общались. А потом он пришел к ней печальный и торжественный, с букетом цветов и конфетами, и она его простила.
* * *
В тот день в середине декабря Таня отмечала важное событие в своей жизни – ее иллюстрации получили главный приз важного международного конкурса. По такому случаю Таня собрала подруг у себя в гостях. Девочки разговаривали, смеялись, кажется, у всех было хорошее настроение, кроме самой Тани. Дело в том, что Дима, который знал о ее премии и о том, какое значение Таня придает этому событию, до сих пор так и не позвонил, чтобы ее поздравить. И только поздно вечером, когда Таня уже проводила подруг и осталась одна с собаками (родители в этот вечер уехали на дачу), раздался звонок.
Дима торопливо, словно его жена стояла под дверью и подслушивала, поздравил ее. После такого поздравления Тане поплохело окончательно.
Она понимала, что в Диминой жизни она – «просто Таня». Именно просто – запасной игрок на скамейке запасных.
Таня чувствовала опустошенность и бесконечную усталость, словно бы внутри нее перегорела какая-то лампочка. А без этой лампочки – все, Таню Киселеву больше не включишь.
И Таня разревелась так, что даже собаки встревожились и стали лизать ей руки.
– Да отстаньте вы, – сквозь слезы сказала Таня, – все, все, не буду больше. Сама знаю, что нельзя.
…Неизвестно сколько бы тянулась их с Димой история, если бы эта туго закрученная пружина их отношений вдруг не рванула.
* * *
Однажды вечером раздался резкий дверной звонок. Открыв дверь, Таня увидела на пороге ярко накрашенную женщину лет тридцати. Женщина была довольна красива, правда, ее лицо портили неестественные, татуированные брови.
– Татьяна Киселёва? – спросила незнакомка. – Я к тебе.
Таня осеклась – резкое «ты» не предвещало ничего хорошего, да и вид у незнакомки был воинственный.
– Простите, а вы…? – Таня вопросительно взглянула на незваную гостью.
– Я пройду, – тоном, не терпящим возражений, сказала незнакомка.
Таня пригласила девушку с татуированными бровями пройти на кухню. Танина мама в это время болела и спала после сделанного Таней укола, и Таня боялась, что незнакомка ее разбудит.
На кухне девушка уверенно, не дожидаясь приглашения, села за стол.
Таня села напротив, ожидая каких-то разъяснений. Незнакомка оценивающе, как может только женщина, оглядела Таню и хмыкнула:
– Я представляла тебя другой. Думаю, он мог бы выбрать что-нибудь поинтереснее!
Тут уж Таня сразу догадалась, кто перед ней, и покраснела, что не осталось для гостьи незамеченным.
– Я – Вика, жена Дмитрия, – кивнула незнакомка, – полагаю, пришло время нам познакомиться. Думаю даже, что давно было пора. Но я все ждала, что у кого-то кончится терпение и ситуация сама рассосется. А потом поняла, что у такой терпилы, как ты, оно, пожалуй, никогда не закончится, и женщине надо как-то помочь определиться. Ну в общем, я узнала твой адрес и вот пришла.
Таня молчала, не зная, что сказать.
– Странное дело, – презрительно заметила Вика, – мы с тобой столько лет как будто в игру играем – кто кого пересидит.
– И кто выиграл? – вздохнула Таня.
– Ну так я за тем и пришла, чтобы определить призовое место, и разыграть главный кубок – Диму драгоценного, – усмехнулась гостья. – И не стыдно тебе, Татьяна Киселёва, красть чужое?
Таня опять промолчала.
– Так как делить будем? – Викины брови высокомерно поднялись.
– Я виновата перед вами, – потерянно сказала Таня, – я понимаю.
– Конечно, виновата, – кивнула Вика.
– Простите меня. Все это очень мучительно для всех.
– В первую очередь – для меня! – уточнила Вика. – Кстати, ты знаешь, что у него есть сын?
– Знаю. Дмитрий его очень любит.
– Любит… Хотела бы я знать, кого Дима любит, кроме себя, – протянула она с иронией. – Ну а ты знаешь, что ребенок болен? У нашего сына большие проблемы со здоровьем, ему нужна операция, и ему совершенно точно нужен отец. На постоянной основе, а не такой вот… в бегах и в романах на стороне.
– Я не знала, что ребенок болеет, – вздохнула Таня. – Я вам очень сочувствую.
– Тогда оставь моего мужа в покое.
Из комнаты послышался крик Таниной мамы.
– Извините, я должна отлучиться, – вскинулась Таня. – У меня мама болеет.
– Я подожду, – Вика пожала плечами.
Таня вернулась через пять минут. Димина жена сидела за столом и курила.
– Врачи говорят, что ребенку нужна спокойная жизнь, без всяких стрессов. А если мы с Димой разойдемся, ему будет плохо. Ты этого хочешь?
– Нет, – честно сказала Таня.
– Да и вообще, на кой черт тебе Димка сдался? – усмехнулась Вика. – Женатик с нищенской преподавательской зарплатой? Найди себе нормального мужика. Ты – нормальная женщина, красотой особо не блещешь, но вполне симпатичная, одна не останешься. Только не затягивай, считай, твой поезд уже уезжает. Зачем тебе это ничтожество?
Таня покачала головой:
– Ну зачем вы так?! Разве не знаете, что Дима – очень умный, талантливый, совершенно незаурядный человек!
– Не смеши меня, – фыркнула Вика.
Таня вздохнула:
– Вы его совсем не любите?
Вика взглянула на Таню едва ли не с участием:
– Мне говорили, что ты странная, с придурью, но чтобы так… Ну причем тут вообще любовь? Просто демографическая ситуация в стране сложная, мужчин на всех желающих не хватает. И я за свое буду биться. Не отдам. Так что уж давай как-нибудь договоримся. А впрочем, поступай, как знаешь. Если совесть позволяет – можете встречаться дальше.
– Нет, этого больше не будет, – твердо сказала Таня, – я обещаю! Мы расстанемся.
Вика поднялась, вышла в коридор и молча ушла.
…– Таня, – мама приподнялась с кровати, – кто приходил?
В последний месяц она редко поднималась, все больше лежала и только иногда привставала, чтобы погладить собак.
– Агитаторы, на выборы приглашают, – сказала Таня.
– А что это у тебя такое лицо? – забеспокоилась мама. – Они тебя чем-то расстроили?
Таня наклонилась, чтобы спрятать лицо, и погладила собак – черно-белого Мотю и бело-черного Прохора. Обе собаки были крупными дворнягами. Таня подобрала их когда-то на улице в морозы.
– Все хорошо, мама, скоро Новый год, будем отмечать! – Таня вымученно улыбнулась.
– Конечно, праздники – это замечательно, – кивнула мама, – я испеку для вас торт. А хочешь – даже два. «Огонек» посмотрим. Все хорошо.
* * *
Раньше Таня вообще не представляла Димину жену – она была для нее полной абстракцией. Таня не могла воспринимать ее как живого человека, разве что как строчку в Димином паспорте. А после встречи с Викой та обрела плоть и кровь, и оказалось, что это живой человек. У нее есть имя и брови вон татуированные. И ей тоже может быть грустно, больно, обидно. Как самой Тане.
Димина жена стала для Тани живым человеком, а совершать подлость по отношению к живому человеку значительно сложнее, чем если бы ты имел дело с абстракцией. Тут уже включаются всякие дополнительные смыслы типа совести, жалости и т. д. А этого «добра» у Тани было, пожалуй, даже с избытком. И потом – ребенок. Маленький больной мальчик. И если для его здоровья и благополучия нужно было принести в жертву свое личное счастье, то Таня готова. И думать не о чем.
…На следующий день Таня сказала Дмитрию, что им надо расстаться.
– Почему? – изумился он.
– Я больше не хочу краденого счастья.
– Ты дура, – серьезно сказал он, – счастье не бывает краденым и вообще не нуждается ни в каких эпитетах.
Был очень морозный декабрьский вечер, они стояли в их любимом сквере. Таня понимала, что у нее совсем немного сил, и, если Дима окажется настойчив, ей будет трудно настоять на своем.
– Мы оба будем жалеть об этом, Танька! Понимаешь?
В его глазах застыла растерянность.
– Конечно, Дима, я знаю. Да, мы будем жалеть. Но так надо.
– Кому надо? Какая-то глупость, я ничего не понимаю… Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Прощай? – почему-то вопросительно сказал он.
«Господи, где мне взять силы, чтобы не разреветься прямо здесь. Только не сейчас, потом будет можно…»
– Прощай! – она развернулась и почти побежала прочь.
Весь вечер Таня бродила по городу. Потом она вернулась домой, потому что ей надо было заботиться о маме. Что ж, по крайней мере теперь она больше времени сможет проводить с матерью.
Кстати, о том, что Таня рассталась с Димой, ее мама догадалась без всяких Таниных признаний.
Наталья Антоновна погладила Таню по голове и сказала свою излюбленную фразу:
– Ты у меня хорошая. Очень хорошая.
– Я у тебя просто дура, – сквозь слезы улыбнулась Таня, – но боюсь, что это не лечится.
Потом был грустный Новый год – мама не испекла торт, она вообще уже не вставала. А потом в январе заболел и папа.
И вновь Таня спасалась работой, любовью подруг и родителей. А потом родители умерли. Ушли один за другим, с разницей в две недели.
Для Тани их смерть стала погружением в полное, отчаянное и непоправимое сиротство. Кто-то сказал, что наши родители, пока они живы, как бы стоят на самом краю бездны и защищают нас от нее. А когда они уходят, на этот край встаем мы, чтобы защищать от бездны своих детей. Таня почувствовала этот край. Теперь она стояла на самом краю. Ее больше никто не защищал.
…После похорон Таниной мамы подруги собрались у Киселевых дома.
Таня, Лена, Ева и Ляля – бледные, притихшие. Собаки примостились рядом. Они понимали, что случилась беда, и нервничали, а Мотя даже иногда подвывал. Лена его ругала.
– Таня, может быть, выпьешь водки? – предложила Ева, – станет легче?
– Нет, не хочу. Я не хочу легче, – отказалась Таня. – Пусть будет так.
Они сидели и просто молчали. Слез уже не было. И только когда Мотя вдруг метнулся под диван и достал оттуда тапки Натальи Антоновны, Таня разрыдалась. И девочки тоже заплакали.
В ту зиму самые страшные две недели, сразу после похорон, рядом с Таней провела Лена. Подруга переехала к ней домой и неотлучно была рядом. У Лены был свой опыт проживания горя, и она понимала Таню, как никто другой.
Затем пришла весна. Таня много времени проводила за городом в родительском доме в подмосковной деревне Сергино. Этот небольшой деревянный дом когда-то построил ее отец. Дом окружал великолепный сад, в котором все деревья и цветы были посажены Таниной мамой. Таня очень любила этот дом, и, если бы ее спросили, что для нее Родина, она бы не задумываясь ответила, что это – ее отчий дом в Сергино. Несмотря на то, что земля в этом подмосковном районе стоила дорого, ни Таниным родителям, ни теперь уже самой Тане и в голову не приходило продать дом. Хотя на вырученные от продажи деньги Таня могла бы купить роскошную квартиру или современный коттедж в другом месте, но… Этот дом был для нее живым, каждое бревнышко в нем помнило Таниного отца, и Таня считала, что продать дом означало бы предать родителей.
В ту весну Таня приезжала в Сергино на каждые выходные, сидела у камина и смотрела на огонь. А к лету она вообще решила туда переехать. Чтобы свободно перемещаться из Москвы в поселок, Таня пошла на курсы вождения и, сдав на права, стала ездить на отцовской машине.
Ляля, впервые увидев Таню за рулем видавшей виды «приоры» (на переднем сиденье рядом с Таней сидел здоровый нескладный Мотя, на заднем – Прохор), рассмеялась:
– Ну вы даете! Я над тобой, Киселёва, угораю, какой-то просто цирк шапито на колесах.
Все лето Таня с собаками провела в Сергино. К ней часто приезжали подруги – ходили в лес за грибами-ягодами, загорали на речке, подолгу сидели на веранде за пирогами и разговорами.
В общем, постепенно жизнь налаживалась.
