Виктор Ночкин "Меняла"

За окном заскрипели плохо смазанные колеса, я встал, потянулся и выглянул из дверей, чтобы посмотреть, что происходит у ворот. Ничего интересного – обычная крестьянская телега. Я видел, что стражник лениво заглянул в воз и махнул рукой – пусто. Какой-то мужичок со своей супругой возвращается с Овощного рынка, распродав товар. До меня донеслись обрывки разговора. Словоохотливая тетка тарахтела, обращаясь то ли к стражнику, то ли к своему муженьку, то ли ко всему Миру:

– …Ну вот же какое беззаконие злое в Ливде творится! Разве ж такое прежде бывало? Ни мать моя с отцом, ни бабка и слыхом о таком не слыхивали! Отрезали купцу голову и прямо на пороге выставили! А дверь-то, дверь! Рядышком стоит! А замок-то целый! И все целое-целехонькое, только с человеком страх сказать, что сотворили – растерзали на кусочки! Разве прежде бывало такое в Ливде-то? Да никогда!..

– Твоя правда, почтенная женщина, – отозвался на причитания знакомый голос. Рядом с воротами стоял Хиг Коротышка. Перехватив мой взгляд, он мне подмигнул, – а куда вы направляетесь – не в Гаваху ли?

– Точно, добрый человек, в Гаваху, – отозвалась немного озадаченная тетка, – а нешто ты знал?

– Да бывал я у вас в Гавахе, – отозвался Хиг, ухмыляясь, – может, там встречались-то. Вроде, гляжу, лица-то знакомые…

– А ну, проезжай, нечего в воротах лясы точить! – прикрикнул стражник, так и не промолвивший ни слова мужичок тряхнул вожжами, пуская лошадку – и телега снова заскрипела, выезжая наружу.

Хиг, все так же ухмыляясь, проводил крестьян взглядом и подошел ко мне.

– Слыхал? – коротко поинтересовался он.

Я в ответ кинул и поинтересовался:

– А ты что, в самом деле знаешь этих, из Гавахи?

– Не-а, – покачал головой Коротышка, – я у всех спрашиваю, не из Гавахи ли. Эти – за сегодня первые. Мне Обух велел.

– А-а, понятно. В Гавахе сейчас Мясник.

– Точно. Часика через два, глядишь, он узнает, какая беда с тестем приключилась. Тетка-то болтливая какая!.. Тогда и начнется. Только держись!..

– Вот именно, только держись… Мясник, когда на него находит – просто звереет. А что с Неспящим, не знаешь?

В принципе, мне не полагалось бы задавать такие вопросы, но в этот раз я сам оказался в деле и, мягко говоря, был кровно заинтересован.

Коротышка скорбно вздохнул и поглядел на свои башмаки. Вид у него был очень задумчивый – ясно, что он сам не меньше моего сомневается в исходе этого дела. Да он и с самого начала был очень неуверен, я же помню, как неохотно он излагал мне ночью свое мнение относительно предстоящего предприятия… Наконец Хиг ответил:

– К Неспящему Обух послал Брюхо и Коня. Сам не пошел. Смекаешь?

Вместо ответа я кивнул. Еще бы мне не смекать, Обух сам боялся Неспящего, раз послал вместо себя подручных. Это плохо по двум причинам: во-первых, атаману не положено бояться – пугливый атаман долго не продержится, а во-вторых, если Обух сомневается в сговорчивости мага – значит, у него есть на то веские причины… Да, скверно, очень скверно…

Глава 6

Вдруг я заметил, как лицо Хига меняется, на него наползает этакая приторная слащавая улыбочка, какая была, к примеру, когда он разговаривал с крестьянами из Гавахи. Проследив за взглядом Коротышки, я заметил идущего к нам Эрствина. Хигу встречаться с парнишкой явно было не с руки и я понял, что он бы сейчас охотно ушел, но должен выполнять поручение Обуха. Хотя, собственно, он ведь уже дождался этих крестьян из Гавахи.

– Хиг, – вполголоса поинтересовался я, – ты здесь будешь и Мясника ждать?

– Хорошо бы дождаться, – Хиг уже начал озираться в поисках места, откуда он мог бы приглядывать за воротами и улицей, – добрый день, молодой господин! Ну так я еще зайду к тебе, Хромой, с этим дельцем…

Хиг начал бочком отходить в сторону. Я махнул ему рукой:

– Да, конечно, заходи, когда все будет готово!.. Привет Эрствин, – и добавил достаточно громко, чтобы Хиг услышал, – это мой постоянный клиент, он своего компаньона здесь у ворот ждет. А ты рано сегодня.

Моя последняя фраза прозвучала как невысказанный вопрос. Эрствин понял правильно и начал рассказывать:

– Да, привет… Сегодня в городе кое-что произошло. Совет собрался на заседание, поэтому торжественного приема не будет, отец мне разрешил сегодня на весь день… А ты еще не слышал? Убили одного купца, да еще и так страшно убили, говорят…

– Да слышал я уже кое-что… Болтали здесь проезжие… Крестьяне с рынка возвращались. Наверное, весь рынок сегодня гудит, обсуждают… Но может мы ко мне зайдем, а? У меня яблоки есть, хочешь? Там и поговорим спокойно.

Эрствин послушно прошел в лавку и взял предложенное яблоко. Он сел в уголке на табурет и начал рассказывать и жевать одновременно. По его словам, Лигель разразился целой речью о том, что преступность пустила корни в Ливде и он, глава Совета города, не потерпит, что разбойники будут пойманы и получат по заслугам… Убийцам почтенного мастера Товкера не избежать возмездия…

– Ну, это все понятно, – перебил я паренька, – это он всегда так говорит. А что известно вообще об этом деле?

– Ну, купец Товкер – он сам не на хорошем счету был, так я слышал.

Эрствин дожевал, выбросил огрызок в приоткрытую дверь и взял другое яблоко. В его возрасте мне тоже всегда хотелось есть. Откусив, мой приятель продолжил:

– Я слышал, как Лигель говорил с капитаном о том, что этот купец – на самом деле и не купец вовсе, а самый настоящий разбойник и что он получил по заслугам.

– Так что же, убийц искать не будут?

– Будут, конечно. Скорее всего, убийц поймают… Ну, то есть не убийц, конечно, а просто поймают какого-нибудь бродягу, объявят убийцей и казнят.

– Ну да, как обычно. А об этом тоже Лигель с капитаном говорили?

– Не то, чтобы прямо об этом, но… Когда он входили в зал Совета, Глава сказал: «Ты же понимаешь, что убийцы должны быть пойманы?» Так и выделил голосом «должны»… А тот в ответ – «Непременно!». И ухмыльнулся. Я же не маленький, понимаю. Скажи, Хромой, а этот человек… Ну, которого ночью убили – он тоже жил в другом мире?

Когда-то я очаровал мальчика рассказом о том, что в Ливде есть два мира. Один – это дневной мир, в нем живут купцы, мастера разных ремесел, рыбаки, матросы… В этом мире соблюдаются законы, вершится праведный суд и люди зарабатывают на жизнь честным трудом. А ночью многие из них надевают другие личины и превращаются в убийц, вымогателей, воров, казнокрадов. Я слышал, что юные отпрыски благородных родов зачитываются в возрасте Эрствина романами и поэмами о героях. Ну, там – «Авейн Неистовый», «Гвениадор и Денарелла», «Баллада о сэре Гейнсе», а вот для моего приятеля этот список я дополнил куда более страшными сказками. У Эрствина излишне пылкое воображение и я боюсь, он многие из моих горьких шуточек воспринимает слишком буквально.

– Да, он тоже. В ночном мире его и звали по-другому. Там его имя было не мастер Товкер, а Тощий. Убийцей он не был и на большую дорогу с ножом и дубиной не выходил. Ты знаешь, кто такие ростовщики, верно?

– Знаю, конечно. Этот Товкер… Тощий этот… он же был купцом и мог давать деньги под проценты. Это же законно?

– Да. А откуда у него деньги – ты не задумывался? Впрочем, что это я? Зачем тебе задумываться о таких вещах… Тощий вымогал деньги у других торговцев, у трактирщиков, у содержателей незаконных заведений. Тех, кто отказывался, избивали и грабили. Их заведения иногда сгорали – ну, случайно, разумеется… Он давал взаймы контрабандистам, через него они выходили на офицеров стражи. Он сводил тех и других, чтобы сговорились, понимаешь? А ему полагался процент с этих сделок. Да что там говорить – Тощий вовсе не был гилфинговым ангелом, но такой смерти я бы ему не пожелал.

– А откуда ты знаешь, как он умер? – вдруг перебил меня Эрствин.

Я спокойно встретил его взгляд:

– Я же говорю, проезжие рассказали.

Молод он еще для таких штучек. Молод, но быстро учится.

* * *

Больше ничего примечательного, пожалуй, за время осады не произошло. Дубак, как и обещал, показал мне, что нужно делать с мечом, чтобы не порезаться. Но, честно говоря, самое большее, чего я достиг в результате этих уроков – так это научился, размахивая оружием, не нанести вреда себе. Во всяком случае, большого вреда. Когда мне удавалось остаться одному, я упражнялся с найденными мной заклинаниями и амулетами – но больших успехов не было и здесь. Хотя, с другой стороны, у меня и времени на упражнения было немного. Я с удивлением понял, что Дубак в самом деле решил переложить на меня часть своих забот. Это меня совсем не обрадовало – во-первых, командирские обязанности отнимали у меня почти все время, тогда как плату я получал обычную наравне с прочими; во-вторых, теперь наши смотрели на меня косо. О том, чтобы сблизиться с кем-либо из моих товарищей, не могло быть и речи. Я же был «выскочкой», «сержантским холуем», да наверняка меня награждали и прозвищами похлеще…

Мне не привыкать было к одиночеству, но все-таки чувствовать себя отщепенцем было неприятно. Что мне оставалось делать? Я старался не подавать виду, что меня задевают обидные слова наемников и что я вообще эти слова слышу. В конце концов эта тактика возымела действие – а может, наши просто привыкли или им надоело срывать свою досаду на мне. К тому же нас оставалось все меньше и меньше. Мои товарищи, так и не успев освоить воинскую науку, гибли один за другим. Страшнее всего было, когда меня с полутора десятками солдат отрядили сопровождать обоз в соседний город. Это был единственный раз, когда я почувствовал испуг и растерянность – хотя на деле схватка была пустяковая. Кстати, особо командовать мне не пришлось, поскольку старшим у нас был, разумеется, один из вердельских мастеров…

По пути на нас напал какой-то местный рыцарь, я даже имени его не запомнил. Этот горе-разбойник не смог и засаду толком устроить, он не придумал ничего лучшего, чем просто налететь на наш обоз с тремя своими латниками, вопя и размахивая оружием. Признаться, сам я растерялся, но вердельцам, отряженным с обозом, подобные схватки, скорее всего, были не в новинку. Те, что были на первом возу, довольно ловко развернули его поперек дороги и преградили путь атакующим нас всадникам. Налетчики, оказавшись перед таким препятствием, придержали коней – так что их атака оказалась неудачной с самого начала. Затем мы – я и другие наемники – пришли в себя и подоспели на помощь вердельцам. Нас, вместе с городскими, было больше двух десятков, мы окружили всадников, бестолково топчущихся на дороге, и принялись колотить их своими железяками. В этой свалке нам удалось достать одного из латников и стащить с коня его господина. На этом драка закончилась, остальные всадники удрали. Наш командир едва смог удержать моих новобранцев и заставить их отступить от поверженного рыцаря. Это все-таки была добыча. Во-первых, доспехи побежденного дворянина, хотя были плохонькие и изрядно помятые в бою, но тем не менее представляли собой известную ценность. Во-вторых, сам добрый сэр – за него можно было потребовать выкуп. Однако и здесь ничего не вышло – оказалось, что пленник Верделя нищ, его замок заложен дважды и отчаянное нападение на наш обоз этот незадачливый вояка устроил как раз потому, что ему больше ничего не оставалось. Его афера с дважды заложенной землей вот-вот должна была открыться.

Одним словом – ерундовая схватка и ерундовая добыча. Тем не менее, и в ней погибли шестеро наших… Неопытные, почти безоружные – у них на поле боя было слишком мало шансов. Меня пару раз задел меч латника, но меня-то защитили трофейные доспехи…

Вот в таких приключениях прошло мое первое лето в Геве. Лето, стоившее жизни почти что сотне новобранцев из Ренприста. Я не приобрел большого опыта, не завел знакомств среди завсегдатаев «Очень старого солдата», не обогатился добычей и трофеями. Я даже не мог похвалиться, что участвовал в хоть сколько-нибудь знаменитой схватке. Ничего такого, о чем мечтают романтики, ежегодно сотнями спешащие в Ренприст. Но я выжил, я приобрел некоторый опыт, я заработал достаточно, чтобы перезимовать в «Солдате» и дождаться очередного периода активной вербовки. Я существенно увеличил свой колдовской арсенал. И, что очень важно, я перестал считаться новичком. Когда из сотни человек в «Очень старый солдат» возвращаются четверо, никто не решится назвать их новобранцами. Теперь я по праву занимал место за столом, стоящим гораздо ближе к камину, чем столы новичков. Я начал делать карьеру в Ренпристе…

* * *

Тут нашу беседу прервал шум в воротах. Любопытный Эрствин сунулся поглядеть, что происходит на въезде в город, я тоже вышел следом за ним. В город въехал всадник – очень странный, можно сказать. В нем с первого взгляда чувствовалось что-то чуждое и неестественное, хотя как будто ничего необычного в его облике не было. Пришелец был с головы до ног закутан в черное, причем тканью плаща была тонкой и явно дорогой. Лицо его было скрыто капюшоном не хуже, чем у меня, под складками шелка на груди поблескивала серебром массивная цепь. Вороной конь был под ним, насколько я мог судить, породистый и, конечно, тоже очень дорогой. Сбруя, украшенная серебром, подвешенный к седлу длинный меч в черных, опять-таки украшенных серебром, ножнах – да все в его снаряжении было явно очень дорогим и изысканным. Сразу видно чужестранца. У нас в Ливде есть люди достаточно богатые, чтобы позволить себе такой наряд, но ряд ли кто из наших смог бы носить его с подобным изяществом. К тому же наши предпочитают более пестрые цвета, нежели черный… Когда я вслед за Эрствином выглянул из лавки, путник неподвижно, словно каменное изваяние, восседал на своем прекрасном коне перед сержантом стражи. Стражник, неловко топчась перед ним, сбивчиво и путано объяснял, глядя в сторону:

– Прошу прощения, добрый сэр… То есть ваша светлость… Однако я всего лишь должен выполнить свою обязанность… Не взыщите, сударь, то есть ваша светлость, я хочу сказать. Однако всякий путник благородного сословия платит в воротах два гроша… Воротная пошлина, ваша милость, то есть, ваша светлость, я хочу сказать…

Тот, кто знает наших стражников так же хорошо, как я, тот поймет мое удивление – чтобы смутить ливдинского сержанта и заставить его так запинаться и извиняться нужно нечто исключительное. Здесь одним черным плащом не обойтись, в этом пришельце определенно было что-то сверхъестественное. А стражник даже взгляд боялся поднять.

Пока я обдумывал все это, загадочный незнакомец извлек правую руку из складок просторного черного плаща и протянул что-то сержанту в ладони. Ладонь также была затянута в перчатку – черную, разумеется. Сержант смутился еще больше и забормотал вполголоса, косясь в мою сторону и разводя руками. Затем сержант, то и дело оглядываясь на незнакомца и продолжая что-то бубнить, бочком направился к моей лавке. Его безмолвный собеседник не сказал ни слова, более того – ни поводьями, ни, скажем, коленом не дал своему коню приказа – тем не менее, вороной зашагал, неспешно переставляя копыта, за сержантом. Цок-цок-цок да глухое бормотание сержанта… Я, словно завороженный, следил за приближением незнакомца. Когда его конь остановился перед входом в лавочку, я тоже почувствовал то, что напугало стражника – некое ощущение холода и зловещего спокойного равнодушия, исходящее от всадника. Это не было магией в обычном понимании, уж магию я бы как-нибудь узнал… Нет – это было воздействие другого рода, что-то потустороннее, зловещее и грозное, струилось в воздухе… Из-под крыльца моей лавки с писком вылетела крыса и затрусила по улице прочь от зловещего всадника. Крысы очень чувствительны к магии и всяким таким штукам, я давно заметил… Я машинально проследил взглядом за удаляющимся зверьком, к действительности меня вернули слова сержанта, произнесенные тихим голосом, почти что шепотом.

– Глянь, Хромой, что за монета. Я ему говорю – мол, два гроша. Я говорю, въезд в Ливду для благородных персон… А он, ни слова не сказав… Глянь, что за монета такая чудная? Золото, что ли?

– Похоже, что золото… – так же шепотом ответил я и добавил громче, – Подождите, ваша светлость, минуту, я сейчас соберу местные деньги для обмена, – мне тоже передались ощущения сержанта – я хромая и, пожалуй, излишне суетясь, нырнул в лавку.

Так же поспешно я наскоро проделал все обычные операции, какие позволяют определить истинную цену монеты, торопливо отсчитал серебро и медь и выскочил на улицу мимо замершего на пороге Эрствина. Мальчик уж точно ничего не понимал в происходящем и удивленно взирал на мою суету. Но он тоже не мог не почувствовать зловещую ауру пришельца…

– Пожалуйста, господин… – я ссыпал деньги в подставленную черную ладонь и затем, не глядя, протянул сержанту его два гроша.

Сержант торопливо принял монеты и чуть ли не бегом бросился к воротам. Он явно был рад, что для него эта история закончена. Пришелец все так же неторопливо, как он проделывал все до этого, сунул руку с монетами под плащ, затем выпростал ее… Конь, невозмутимый и спокойный, как и его хозяин, медленно зашагал по улице… Черная фигура легко покачивалась в седле в такт цоканью копыт…

Я поднял руку и вытер со лба обильную испарину.

– Хромой, – окликнул меня Эрствин, – слышишь, Хромой, а что это было?

– Не знаю, друг мой. Не знаю, но хотел бы узнать. Все это очень странно…

– Что странно? Что у проезжего нет мелкой монеты? Может, это очень богатый человек? Ну, такой, что не заботится о монете, о мелкой монете… Ведь есть же настолько богатые, а?..

– Да? Очень богатый? Такие богачи не ездят в одиночку. И потом его деньги… Это была не просто монета.

– А что же в ней такого особенного?

– Это монета из Семи Башен! Новенькая золотая крона из Семи Башен!

Глава 7

– …Из Семи Башен? Ну и что?

– Ты не понял, Эрствин? – на самом деле я сам мало что понимал, – это новенькая монета из Семи Башен… Хотя, с другой стороны, это золотая крона… Монеты такого номинала могут спокойно лежать в какой-нибудь сокровищнице веками… И их никто не потревожит… Тогда они и будут выглядеть, как новенькие… Нет – что-то здесь не то!..

Здесь в самом деле что-то не так. Это совсем не те шуточки, при помощи которых я привык морочить голову селянам.

Я сам не заметил, как начал рассуждать вслух. Все же происшествие с черным всадником было настолько необычным… От него так и несло зловещими тайнами прошлого – как будто мне мало было зловещих тайн сегодняшней ночи! Но этот загадочный пришелец… Он явно не похож на человека, взявшего в дорогу горсть золота из фамильной сокровищницы. Да, представьте себе – какой-то аристократ собрался попутешествовать, натурально – он спускается в подвал своего замка, набивает карман золотом и… Какая чушь – важные особы пускаются в путь в сопровождении целой своры слуг, лакеев и телохранителей. То есть это если вообще допустить, что в Мире бывают такие существа, как таинственные аристократы, склонные к романтическим странствиям! И то сказать – романтическое путешествие в Ливду! В эту всемирную клоаку! Нет, если подобные люди и бывают на свете – то наш странник и на такого человека не похож. Да Гангмар меня возьми – он вообще не похож на человека!

– А что здесь не то? – прервал мои размышления Эрствин, – ну странствует он один, ну вышла у него в пути мелкая монета…

– Эрствин, друг мой, а как по-твоему путник, набитый золотом, может в одиночку проехать по Сантлаку, пересекать владения здешних дворян… Да его должны были десять раз убить и ограбить.

– Да с чего ты взял, что он именно набит золотом? Может, у него только эта крона и…

– С того… – признаваться не хотелось, но ведь Эрствин меня не выдаст, – с того, что я не додал ему примерно четверть стоимости его кроны.

Я продемонстрировал мальчику несколько монеток, которые держал в левой руке.

– Видишь? Если бы он возмутился – я бы дал ему и эти. И не смотри на меня с таким укором, дружок. Это была проверка. Теперь я точно знаю, что господин в черном швыряет золото, не считая. А от него не убудет… Говорю же тебе – здесь определенно дело нечисто!

– Да ну, Хромой! Ерунда какая… По-моему, ты сам это выдумываешь. Постой, а не ты ли мне всегда твердил, что почти все чудеса в Мире имеют на самом деле совершенно простое и прозаическое объяснение? Наверняка и здесь все разъясняется очень просто. Например, сейчас к воротам подъедет отряд копий в десять – свита этого странника. И вообще, если тебе хочется приключений, почему ты не вернешься в Ренприст?

– Ты опять за свое? В Ренприст, да. И взять тебя с собой? Эрствин, я много раз тебе повторял, что не желаю вновь отправляться туда… Нет! И тебе советую выбросить из головы ерунду.

Эрствин постоянно заводил эти разговоры, насчет Ренприста. Ну, чтобы я отправился туда с ним. Мальчику хотелось стать наемником, это же так романтично. Он не был исключением – в двенадцать лет так хочется верить в то, что ты герой… И что тебе нужен только шанс, чтобы это доказать. Под влиянием моих рассказов Эрствин решил, что его шанс – это Ренприст. Не встреться ему на жизненном пути я с моими рассказами – он точно так же рвался бы в Фенаду, на границу с Королевством-под-Горой или на Север, где за Великой живут в лесах эльфы… Конечно, если торчать с утра до вечера в доме Ливдинского Совета, то поневоле проникнешься мыслью, что здесь, в этом заживо гниющем городе, не может произойти ничего романтического и великолепного. Я и сам так считал, пока не увидел сегодня всадника в черном, не ощутил исходящие от него холод и пустоту…

Впрочем, в заблуждениях Эрствина есть большая доля моей вины. Ведь это я сам рассказывал ему о забавных и приятных сторонах жизни наемного солдата. Разумеется, в своих рассказах я, как правило, опускал грязь, жесткость и подлость своей прежней профессии. Парень уже не дитя, он мог бы и сам догадаться, что я рассказываю далеко не все и что некоторые особенности моего поведения, да, в конце концов, даже то, что я скрываю свою внешность – все это связано не с романтикой и веселыми приключениями.

– Послушай, Эрствин, – я решил сменить тему, – ты не мог бы оказать мне услугу?

– Конечно, Хромой! А что нужно сделать?

– То, о чем я попрошу – это не ерунда, а очень трудное и важное дело.

– Ну, так что за дело-то? Говори! – ого, как глаза-то у него заблестели!

– Мне нужно узнать поточнее все, что связано с историей Семи Башен. Не байки и детские сказочки, а правду. В архивах Совета наверняка найдется что-то о Семи Башнях. Ну, мне, сам понимаешь, в городской архив путь заказан. Не мог бы ты порыться там в старинных хрониках и отчетах?

Блеск в глазах Эрствина тут же погас. И только-то! Порыться в старых пыльных книжищах… Интересно, а чего он ждал? Для меня архивы Совета – самое интересное, пожалуй, место в Ливде. Я бы дорого дал за право покопаться в собранных там документах – и в старых, и в новых. Среди них есть разгадки немалого числа тайн Ливды. Да и не только ее одной – там много чего можно отыскать, нужно только знать, где и на что обращать внимание… Но мой юный приятель этого мнения не разделял:

– Ну-у… В старых книжках копаться…

– Я же тебя предупреждал, что дело будет нелегким, – Эрствин, кажется, уловил смешок в моем голосе и загрустил еще сильнее, – друг мой, я совершенно серьезно прошу тебя об этой услуге. Клянусь, для меня очень важно отыскать сведения о Семи Башнях. Да не так уж и много бумаг придется поднять. Семь Башен около трехсот лет лежат в руинах, а документов такого возраста – не так уж много.

Тут я заметил, что на противоположной стороне улицы стоит Хиг и делает мне какие-то знаки. Рядом с ним переминался с ноги на ногу Томен Грошик, еще один парень из команды Обуха. И рожа у него была такая… Ясно, произошло что-то неприятное. Даже хуже, чем просто неприятное. Это означает, что его светлость Обух нуждается в моих услугах. Ничего не поделаешь, придется идти с ними… Я снова обратился к Эрствину, стараясь придать голосу как можно более теплые интонации:

– Ну как, поможешь мне? Только мне сейчас нужно идти. Вон мой клиент вернулся с компаньоном. Ты же понимаешь, что я, в отличие от людей твоего сословия, вынужден заниматься целый день ремеслом… Словом, давай встретимся сегодня вечером в «Шпоре сэра Тигилла», ладно?

Эрствин оглянулся на Хига с Томеном, печально вздохнул и кивнул утвердительно…

* * *

В Ренприст мы возвратились к началу осени. И, хотя народу в «Солдате» было еще по-летнему немного, я рассудил, что в этом году больше найма не предвидится – по крайней мере, для таких новичков, как я. Я не строил иллюзий на свой счет. Несколько месяцев унылой гарнизонной службы не сделали меня ветераном.