Корни гор. Книга 2. Битва чудовищ
Елизавета Алексеевна Дворецкая
Корабль во фьорде #4
Елизавета Дворецкая
Корни гор. Книга вторая. Битва Чудовищ
Краткое изложение предшествующих событий
Гельд по прозвищу Подкидыш, молодой удачливый торговец, оказался на Остром мысу одновременно с фьялленландским ярлом Асвальдом Сутулым, собирающим с квиттов дань. Вместе с ним Гельд побывал в Медном Лесу и там виделся с ведьмой Хёрдис. Возвращаясь домой, Асвальд взял с собой Гельда и еще Борглинду, молодую девушку из рода Лейрингов. Фьялленландская знать считает, что Торбранд конунг должен взять ее в жены, чтобы их дети владели Квиттингом по праву наследования.
До этого невестой Торбранда конунга считалась Эренгерда дочь Кольбейна, первая красавица Аскефьорда, но теперь она знакомится с Гельдом. Она не спешила отвечать на чувства столь незнатного человека, как Гельд, но согласилась на свидание. Свидетелем их встречи случайно оказался Орм по прозвищу Великан, и в ссоре Гельд убил его. Чтобы искупить вину, Торбранд конунг предложил Гельду отправиться в Медный Лес и раздобыть там железа, так необходимого фьяллям для ведения их долгой войны за Квиттинг.
В Медном Лесу Гельд приехал в усадьбу Нагорье, где живет Далла, вдова последнего квиттинского конунга Стюрмира. Ей служит Кар, злобный и бездарный колдун, которому колдовство удается только при помощи чудесного огнива, когда-то принадлежавшего ведьме Хёрдис, но оказавшегося у Даллы.
А Хёрдис жаждет вернуть свой амулет и посылает в Нагорье своего помощника, волка-оборотня по имени Жадный…
Глава 1
Однажды утром хозяйку Нагорья вызвали во двор.
– Там пришел какой-то бродяга, – доложила служанка. – Просит поговорить с хозяйкой. Говорит, работы хочет…
– Работы? – Далла подняла тонкие брови. – Какой работы? Сейчас не весна, мне работники не нужны. Пусть Кар посмотрит.
– Он просит хозяйку. Говорит, на всякую работу согласен.
– Ну, хорошо. – Далла поднялась с места и сделала знак подать ей накидку. – Посмотрим, что там за чучело явилось… Такая скука!
Она жалобно посмотрела на Гельда. Он радостно улыбнулся в ответ. С той памятной ночи гадания он почти не отходил от хозяйки, и даже вечером ей стоило больших трудов прогнать его в гостевой дом: он просил позволения лечь на пол возле ее лежанки и охранять от дурных снов. Гельд не упускал случая сесть поближе к ней, прикоснуться к ее руке, осыпал ее похвалами. Все это делалось весело и как бы шутя, так что даже самая надменная вдова не смогла бы упрекнуть его в неучтивости или дерзости. Это было похоже на игру, и Далла, так долго прожившая в глуши, отдавалась этой игре с детским увлечением и женским пылом.
Вот и сейчас Гельд стремительно вскочил, выхватил из рук Фрегны накидку и сам подал ее хозяйке.
– Позволь, я поправлю, – тихо шепнул он, когда Далла натянула накидку.
Его руки скользнули по ее плечам, как бы оправляя мех; Далла сделала большие глаза, будто дивясь его смелости, и отошла, но только когда он уже убрал руки. Служанки с мучительным усилием старались сохранить невозмутимые лица, но кривились и фыркали в рукава, едва лишь хозяйка отворачивалась.
Конечно, Гельд увязался за Даллой во двор. Перед дверями хозяйского дома стоял бродяга – рослый, сильный по виду мужчина средних лет, с грубоватым лицом и жесткими темными волосами, с густой щетиной на щеках и подбородке. Одет он был в простую грубую рубаху, кожаные штаны и накидку из волчьего меха. За спиной у него висел тощий мешок, а в руках он держал здоровенную толстую палку, служившую, как видно, посохом.
– Ну, что тебе надо? – спросила Далла, окинув его небрежным взглядом. – Кто ты такой?
– Ты – хозяйка? – низким, медленным голосом отозвался бродяга. Его зеленоватые глаза внимательно осмотрели нарядную Даллу и мельком зацепили Гельда возле нее.
– Я, разумеется. Другой хозяйки тут не бывало. Чего тебе нужно?
– Меня звать Ульв сын Ульва. Я оттуда. – Бродяга показал концом своего посоха на север. – Ищу какой работы. Может, тебе пастух нужен? Я со скотиной хорошо управляюсь.
Из своей каморки вышел Кар и остановился поодаль, разглядывая пришельца. Держась за пояс, он недовольно хмурился, заранее готовясь отказать.
– Пастух мне нужен! – несколько живее отозвалась Далла. – Только у нас пасти скотину не так легко. У нас тут много волков и еще троллей.
Ульв сын Ульва насмешливо хмыкнул, в темной бороде блеснули отличные белые зубы.
– Вот уж чем меня не напугать. Дайте мне любого тролля, я его живо… – Он показал верхний конец своей палки, куда был врезан черный железный шар, и сделал несколько быстрых ловких движений. Было видно, что он отлично умеет драться с помощью этой палки, не хуже, чем иной знатный ярл мечом. – А уж с волками я… Мои тезки меня слушаются.[1 - Очень распространенное имя Ульв означает «волк».] Я знаю волчьи заклятья. Хочешь послушать?
– Нет, нет! – Далла махнула рукой.
Она не знала, на что решиться. Ульв сын Ульва говорил неловко, как человек, больше привыкший жить один, но в то же время не выглядел тупым. Его спокойствие дышало уверенной и диковатой силой. Впечатление от него было двойственное: он казался человеком вполне надежным и притом внушал смутную тревогу.
– Что-то мне не нравится это парень, – серьезно шепнул Далле Гельд. Он не сводил глаз с Ульва и готов был поклясться, что при этих словах ухо у того дрогнуло. – Какой-то он странный.
– Послушай, а ты не беглый раб? – строго спросила Далла.
– Нет, – уверенно ответил Ульв. – Была у меня, правда, хозяйка, так она меня сама отпустила, и проводила, и одежды дала, и припаса на дорогу. – Он тряхнул плечом, за которым висел дорожный мешок. – Клянусь башмаком Видара!
– А ты не объявлен ли где-нибудь вне закона? – спросил Гельд. – Вид у тебя решительный, и я не удивлюсь, если ты своей палкой умеешь бить не только волков.
– Я не вне закона. – Ульв посмотрел на него, и Гельду стало не по себе.
В зеленоватых глазах не было неприязни и угрозы, но было что-то настолько чуждое, что Гельд невольно поднял руку и коснулся груди, там, где прятался его надежный щит – руна «торн».
– Мы не можем платить тебе много, – подал голос Кар. – Еда, одежда. Если всех овец убережешь, десять пеннингов весной…
Ульв махнул рукой:
– Какие-такие пеннинги? Не знаю я никаких пеннингов. Если овец уберегу, одна овца весной моя. Идет?
– Ты думаешь его взять? – Гельд бросил на Даллу предостерегающий взгляд. – Ты очень смелая женщина. Не всякий решится. Я бы на свой корабль такого удальца не взял, даже если бы мне самому пришлось сидеть на весле от зари до зари.
– Нам нужен хороший пастух, – нерешительно пробормотала Далла. – А он – как зверь, корми его, и он будет служить. Надежные люди так редко встречаются… Мы только за месяц потеряли четырех овец. Если так будет дальше, к весне останемся нищими…
– Я думаю, это человек подходящий, – весомо произнес Кар и метнул враждебный взгляд на Гельда. – Если кто любит сидеть у очага с женщинами и болтать языком, ему можно привередничать. А если кто должен отвечать за хозяйство, то приходится выбирать людей, которые способны делать дело. Я думаю, этого человека стоит нанять.
Гельд пожал плечами и сделал шаг назад: дескать, вы хозяева, вам и решать. Кар напрасно опасался, что барландец собирается вытеснить его из усадьбы и стать управителем Нагорья. Еще не прошло и месяца с тех пор, как Гельд сюда прибыл, а он уже с нетерпением мечтал о весне, которая освободит его из «долины свартальвов». Ему было здесь тревожно и тоскливо.
Далла бросила взгляд на Гельда, убедилась, что он больше не возражает, и повернулась к Ульву.
– Хорошо, я тебя нанимаю, – милостиво произнесла она. – У нас овцы сейчас на горном пастбище. Я хочу, чтобы ты попытал счастья на Горбатой горе – там овец пропадает больше всего. Кар выделит тебе отдельное стадо. Проводите его кто-нибудь и соберите еды. – Она махнула рукой челяди.
Кар увел нового пастуха в кладовку, чтобы дать ему пару одеял и еще кое-какую мелкую утварь, нужную для жизни на пастбище. Один из работников в тот же день отвел Ульва на пастбище, и до вечера все умы и языки были заняты новым пастухом. Длинными зимними вечерами обитатели Нагорья, как и все прочие, очень любили послушать страшные саги, и, как нарочно, очень во многих из них говорилось о пастухах.
– Возле одной усадьбы завелась какая-то нечисть, и сколько хозяин ни нанимал пастухов, ни один из них не доживал до конца срока – все пропадали, – рассказывал один из работников, старый Строк. – И вот однажды явился к хозяину один человек и назвался Гестом. Хозяин спросил, какая работа ему больше всего подходит, а он ответил, что хочет пасти овец. Хозяин ему говорит: «У нас тут завелась нечисть, и не хотел бы я, чтобы с тобой случилось то же, что и с другими». Но Гест ответил, что ничего не боится. И вот пас он овец, а ночью на самую Середину Зимы было очень холодно и шел сильный снег….
Далла сидела на лежанке, а Гельд пристроился на ступеньке спального помоста, касаясь плечом ее колен. Хозяйка вначале ковыряла иглой какое-то шитье, потом незаметно уронила руку на плечо Гельда, и он тут же накрыл ее своей. Уже совсем хорошо. Но только она ведь хитра не меньше. Любовь любовью, а железо под замком. Да возьмут его тролли!
– … И вот пошли люди его искать и искали долго, а нигде его не было. И только уже на самом краю долины нашли одно место: оно все было изрыто и истоптано огромными следами, и там же виднелись большие пятна крови. Тогда один человек сказал: «Должно быть, это великанша из Темной долины. Каждые сто лет у нее родится ребенок, а великаньих детей выкармливают человечьим мясом. Должно быть, она и губит всех наших пастухов…»
– Слушайте! – Одна из женщин, сидевшая ближе к дверям, вдруг подняла руку вместе с веретеном.
Рассказчик мигом замолчал, все стали прислушиваться. Издалека, приглушенный стенами, доносился тоненький, как ниточка, далекий волчий вой.
– Это в горах, – определил Вадмель, один из молодых работников. – Сдается мне, это там, где наш новый пастух. На Горбатой горе.
– Сдается мне, что завтра там найдут изрытую землю и пятна крови, – хихикнула женщина. – А нового пастуха мы больше не увидим.
– А мне сдается, что это воет он сам! – возразил другой работник, Лодден. – По нему видно, что он сам знается с нечистью. Не зря же он сказал, что знает волчьи заклинания.
– Так он их отгоняет или приманивает? – беспокойно спросила Далла.
Челядь переглядывалась и разводила руками.
– Завтра же съездите кто-нибудь… Нет, я сама поеду на пастбище, – решила хозяйка. – Надо посмотреть.
Наутро оказалось, что ночью выпал снег, но поездке он не помешал, потому что глубина его не превышала и ладони. Под белым покрывалом «долина свартальвов» показалась Гельду еще более унылой, чем раньше. Снег спрятал все разнообразие, которым она могла похвалиться: бурый и желтый камень, черную землю и рыжие комки руды, палые листья и зелень мха, сизые кустики лишайника. Теперь везде был только снег, да сухие стебли вереска упрямо торчали над белым пухом.
Гельд ехал рядом с Даллой, позади них не спеша трусили лошадки трех работников: того старика, что рассказывал про великаншу, Вадмеля и Лоддена. Хозяйка взяла их с собой для надежности: странноватый вид Ульва, сага про нечисть и волчий вой напугали ее, хотя она и не хотела в этом признаться. А Гельд ничего не боялся, кроме того, что весна так никогда и не придет. При виде белой равнины ему казалось, что он прожил тут уже много лет, а сам того не заметил: так всегда бывает в сказаниях. Человек проводит у альвов или троллей один день, а на его родине проходит сто лет. Вот приедет он обратно в Аскефьорд, а Торбранд, Асвальд и остальные давно умерли… И какие-нибудь юные красавицы расскажут ему об Эренгерде как о своей прапрабабушке. Только тролль из Дымной горы останется на месте, но к троллям Гельда сейчас не тянуло. И здесь хватает.
Ему отчаянно хотелось домой, к Альву Попрыгуну, хотелось в Аскефьорд к Эренгерде, хотелось даже на побережье, в Речной Туман – куда угодно, только бы к живым людям и подальше от повелительницы свартальвов. Чем дальше, тем труднее ему было изображать пылкую страсть к Далле – уж очень она была непохожа на женщину, которую он любил на самом деле. Но и не будь на свете Эренгерды, никогда бы ему не понравилась Далла: скрытная, тщеславная, упрямая, завистливая, себялюбивая и коварная, даже будь она прекрасна, как Брюнхильд и Гудрун вместе взятые. Женщина, достойная любви, должна быть доброй, открытой, приветливой… а если она знатна родом и горда, то гордость отнюдь не помеха доброте. Он знал такую женщину. Эренгерда ждет его, и если он справится с поручением Торбранда, то…
И Гельд снова поворачивался к Далле, значительно улыбался ей и прижимал руку к сердцу – к тому месту, где она когда-то начертила руну любовного огня. Успех его похода, а значит, счастье с Эренгердой, зависят от того, насколько он сумеет ей понравиться.
Когда впереди показались Горбатая гора и пастбище, отведенное Ульву, Далла изумленно обернулась к Гельду.
– Посмотри! – воскликнула она. – Мне не мерещится?
– А что такое? – Гельд посмотрел вперед. – Это оно? Вон то, зеленое? Это ведь Горбатая гора, да?
– В том-то и дело… Ну, да! Оно зеленое! Ты посмотри – везде снег, а там нет!
В самом деле: склон горы, к которой приближалась хозяйка со своими людьми, был почти свободен от снега. На зеленой траве были хорошо заметны бело-серые катышки пасущихся овец.
– А я думал, здесь всегда так, – сказал Гельд. Он помнил, что находится в Медном Лесу, и ничему не удивлялся.
– Как такое может быть всегда? Уж если снег идет, он засыпает все!
Домик пастуха стоял в самом низу склона, и вскоре Ульв уже шел им навстречу. Опираясь на палку, закутанный в серый плащ из грубой шерсти с капюшоном, он выглядел уверенно и прямо-таки сливался с зимним пастбищем, как дух.
– Привет тебе, хозяйка! – крикнул он еще издалека и взмахнул над головой своей грозной палкой. – Ты уж приехала меня проведать?
– Да, хочу узнать, как ты справляешься. – Далла милостиво кивнула. – Не было ли ночью волков? Целы овцы? И почему тут нет снега?
– Овцы целы, волков я отогнал и снег тоже, – спокойно ответил Ульв.
– Как – отогнал снег? Что ты несешь?
– Я снежное заклятье знаю – скажу, и весь снег по сторонам разнесет, у меня не будет, – так же спокойно ответил Ульв. – Вон, посмотри.
Далла проехала на пастбище. Все овцы были целы: она пересчитала их три раза и получила одинаковое число. Гельд усмехался, покачивая головой, будто не знал, что об этом подумать. Его забавлял вид озадаченной Даллы. Она не умела хвалить за хорошую работу, а бранить было не за что.
Трое работников хмуро переглядывались и бросали на Ульва неприязненные взгляды.
– Видите, бездельники! – Хозяйка наконец нашла выход из положения. – Вот как надо работать! Вот таких людей надо держать в усадьбе! Человек знает и снежное заклятье, и волчье заклятье! А ты, Вадмель, знаешь хоть одно слово, кроме «дайте поесть» и «пошел ты на…»? Молчишь? Теперь и эти-то позабыл! Смотри у меня!
Дав таким образом выход своим чувствам, Далла благосклонно кивнула Ульву и поехала дальше, осмотреть заодно и соседнее пастбище. Отъезжая, они слышали, как Ульв громко и грубо орет, собирая овец. Кар вчера предлагал ему взять собаку, но он ответил, что собака ему без надобности, только помешает. И верно: овцы повиновались его крикам и сбивались в кучу, как будто вокруг них с лаем носилась свирепая собака и кусала непослушных за ноги.
На заднем склоне горы, где раскинулось другое пастбище, Даллу ждали не такие утешительные вести. Трое здешних пастухов вышли ей навстречу, уныло понурив головы и всем видом изображая раскаяние.
– Опять! – гневно и горестно воскликнула Далла еще до того, как хоть один посмел поднять голову и раскрыть рот. – Что вы опять натворили, бездельники! Негодяи! Свинячьи дети! Что случилось! Опять тролль?
– Нет, это… Волк. – Один из пастухов кивнул на избушку, под стеной которой лежало что-то очень бесформенное, бело-красное, смерзшееся. В глаза бросались располосованные и окровавленные клочья овечьей шкуры с набитым в шерсть снегом. – Нашли утром у самого гребня… Ночью волки выли… Верно, зарезали…
