«Это ты несешь воображаемую чушь, – говорит мать у нее в голове. – Все будет хорошо».
Ее мать, реальная или «реальная». Бредят обе.
Но Саше все равно чуть-чуть стыдно за то, что она сердится на мать и так невежливо отзывается о ней у себя в голове.
Что там насчет героинь, занимающих место? Саша поищет и пришлет матери эсэмэску с источником цитаты. Матери будет досадно и в то же время приятно. Двух зайцев убьет.
Кошмарная пословица.
В голове жуткие картинки. То, что когда-то было зайцем в поле, со сломанным, перекошенным позвоночником, торчащим из ободранной, обгорелой грудной клетки.
Лучше синица в руке.
Нет. Синица в руке – это неестественно, если только эта синица не захотела сесть тебе на руку добровольно, без всякого принуждения.
Хотя для пословицы и длинновато.
Две синицы в руке.
Св. Франциск.
Саша вспоминает фильм на итальянском, что они смотрели, когда родители еще жили в одном доме и смотрели кино с субтитрами, которые матери не нравились, а отцу нравились, еще когда Саше было, как сейчас Роберту. В фильме св. Ф. пытается творить свои утренние молитвы под деревьями, но птицы его так любят, что рассаживаются вокруг на ветках и громко поют и чирикают от любви, так что он просит их замолчать, а то он не слышит, как сам молится.
Потом все его монахи тоже столпились вокруг него, чтобы спросить, в какую сторону света идти и грузить свою божественную лабуду. Он повелел им всем кружиться и кружиться на одном месте, вертеться, пока не попадают от головокружения. Один за другим все попадали. Потом он стал над ними и сказал: «Хорошо, братья мои, в какую сторону вы упали лицом, вот туда идите и разносите весть».
Саша проходит мимо «Теско». В дверях парень, но это не Стив.
Она надеется, что у Стива все в порядке, где бы он ни был. В наши дни на улицах полно бездомных. Сегодня ясно и сухо. В последний раз, как Саша видела Стива, он рассказал ей, что из Ноттингема и с северо-востока пригнали шестнадцать автобусов с людьми.
Бесплатная поездка на южное побережье, – сказал он. – В одну сторону. Свозят всех туда, где только ЧП[8 - Член парламента.] не консерватор. В городе их полно. Отправляют на море. Всем нам можно смело на отдых валить, уж поверь, теперь ведь никто ни хера не заработает, когда все они здесь.
В тот день Саша отдала ему всю мелочь, что лежала в кармане. Кто-то украл у него ботинки.
Спасибо, милая, – сказал он.
Не замерзайте, – сказала она.
Постараюсь, – сказал он. – Ты тоже.
Саша представляет Стива на экране, и счетчик у него за спиной показывает пожертвования, как за спиной у Мерси Бакс, только у Стива сумма каждый раз очень медленно увеличивается всего на 10 пенсов. Саша представляет, как Мерси Бакс кружится и кружится на алтаре Церкви Святого Духа Мерси Бакс, словно исполняя брейк-данс, и не может остановиться, или словно обезумевшая стрелка компаса: Мерси демонстрирует публике, как нужно кружиться, пока все не падают на пол. Затем Мерси Бакс обходит по кругу всех повалившихся от головокружения людей, будто на поле битвы, ласково за ними ухаживая и при этом опустошая их карманы.
Саша представляет, как мать выскакивает из входной двери на слепящее зимнее солнце, проходит через калитку и поднимается по ступенькам, обнажив все свои невидимые лезвия, – слегка похожая на швейцарский армейский нож, выставленный в витрине армейско-флотского магазина: гигантский красный перочинный нож, что вращается на стенде, растопырив все свои инструменты, – и стучит в дверь к отцу и Эшли, чтобы узнать, не у них ли дистанционка.
Мать никогда не пользуется ключом, который дал отец. Всегда стучит.
Саша представляет, как Эшли открывает многолезвенной матери дверь и стоит себе отрешенно. Не слышит. Не понимает. Говорит «нет», качает головой и закрывает дверь.
Если оставить телевизор на такой громкости, мать не сможет работать.
Впрочем на фирме, к которой подкрался брекзец, теперь не так уж много дел.
Саша вспоминает, как утром мать бродила по гостиной, перекрикивая шум телевизора и повторяя слова «стану» и «героиня».
Ах да. Насчет «места».
Найти источник и с молчаливым почтением отправить его Королеве источников.
Саша набирает на своем телефоне в строке поиска «стану» и «героиня».
Выскакивают наркотики. Наркотики, наркотики, наркотики, потом очень далеко внизу – что-то о Джейн Остин и викторианцах.
Саша очищает строку поиска.
Набирает слова «место», «занять» и «жизнь».
Выскакивает что-то о продолжительности жизни на одном месте.
Саша добавляет слово «героиня».
Выскакивает что-то о наркоманах.
Саша листает и листает – появляется единственная картинка с Гретой Тунберг, фото, на котором она в желтой, похожей на рыбацкую, куртке с поднятым капюшоном; Грета смотрит так, будто никому и ничему на свете ее не сломить.
Героиня моей собственной жизни!
Лишь могучая Грета способна побороть решимость интернета воспринимать слово «героиня» как неправильное обозначение наркотика класса А, а не героя женского пола.
Будто всякий, кто набирает это слово, просто обязан иметь в виду героин, а не героиню, ведь героиня – такое малоупотребительное понятие.
Саша вспоминает брайтонский вокзал с маленьким входом, куда можно незаметно проскользнуть, стоянкой такси и местом для велосипедов, с людьми в «Прет-а-манже» и «Маркс энд Спенсер». Саша представляет все это сверху, будто на ладони гигантской руки. Но чья это рука?
Ничья.
Сашина, раз уж она сама это представила.
Незачем просить подержать твой мир за тебя кого-то другого.
Саша стоит перед воротами школы и подмышкой куртки протирает экран телефона от отпечатков. При этом на телефоне выскакивает эсэмэска.
От Роберта.
«кажется щас сделаю какую-то глупость; – \ на пляже напр жоп стр пж приходи щас же если можешь нужна помощь на 3 мин»
На Сашу действует не «щас же», а «пж». Значит, это действительно срочно, раз брат проявил непривычную вежливость.
Может, это розыгрыш.
А может, и правда.
Под «жоп стр» он подразумевает Шип-стрит.
Саша отходит от ворот, пока никто не заметил и не спросил, почему она топчется, а не заходит в школу как полагается.
Она шлет эсэмэску Мел, которая, наверное, уже прошла регистрацию.
«Меланииии можешь извиниться за меня и передать что у меня семейные обстоятельства и я буду через час спасибки мел (смайлик «сердечко» смайлик «сердечко) сашххх»
А если это розыгрыш? Тогда она его убьет.
Саша его любит, но… Он ее младший брат. Но… Он умный, типа реально умный. Но… После того как Роберту исполнилось тринадцать, на глаза ему словно опустилось темное забрало и он смотрит на все и вся сквозь щелку в металле. Из мальчика, который говорил остроумные, пусть и сумасбродные вещи типа: «арбузы на 92 % состоят из воды и на 8 % из всего остального, это означает, что содержание воды = 92 %, а все остальное – это арбуз, значит, арбуз вообще-то равен всего 8 %, но самое занимательное в том, что можно вывести математическое уравнение для всего, даже для фруктов и овощей», он превратился в мальчика, которого отправляют из школы домой за то, что он говорит в классе вещи типа: «а почему нельзя говорить, что у чернокожих арбузная улыбка?»[9 - Стереотип, который гласит, что афроамериканцы имеют необычайно большой аппетит к арбузам.]
Ты правда сказал то, что здесь написано? Вслух? Перед всем классом? И перед учителем? – спросила мать, подняв глаза от мейла, в котором их с отцом вызывали из-за сына в школу.
Роберт, такого нельзя говорить, – сказала Эшли.
Это было еще в те времена, когда Эшли разговаривала.
Нет, можно, – сказал он. – Все могут говорить что угодно. Это называется свободой слова. Это право человека. Мое право человека.
Это не шутка, Роберт. Это безнравственно, – сказала Эшли. – Говорить так – безнравственно и совсем не смешно. Как ты можешь такое говорить?
Легко, – сказал он. – Еще я объяснил им, почему люди ненавидят женщин за то, что они такие зубрилки и полезны только для секса и рожания детей, особенно детей, которых мы не признаем, потому что быть мужчиной – значит распространять свое семя.
Роберт! (Хор голосов.)
Да и в сущности все, включая немало женщин, считают, что женщины должны заткнуться, – сказал он. – Вы вечно говорите, что мы должны больше прислушиваться к истории и к тому, что она рассказывает нам о нас самих. А я говорю, что недаром история вставила нам в рот кляп.
В мейле из школы говорилось, что, встав и сказав все это, Роберт вызвал смех и сорвал урок.
Да ты у нас сатирик, Роберт, – сказал отец.
Нет, я прагматик, – сказал Роберт.
Я не потерплю его в доме, если он и дальше будет такое говорить, – сказала Эшли.
Насколько Саша помнит, это была одна из последних фраз, сказанных ею, прежде чем она перестала говорить совсем.
Необязательно ударяться в мракобесие, чтобы быть как все, – сказал отец.
Ты называешь нашего премьер-министра и других политических лидеров мракобесами? – сказал Роберт. – Хватит охаивать нашу великую страну. Мы должны отстаивать Британию. Все прочее – измена родине и изобличает в тебе алармиста и пессимиста.
Расскажи-ка отцу, Роберт, что ты говорил об образовании и что особенно возмутило твоих учителей, – сказала мать.
Я всего лишь отметил, как писал в своем блоге главный консультант нашего премьер-министра, что дети, родившиеся и растущие в нищете, не заслуживают того, чтобы получать образование, поскольку у них просто нет для этого способностей, – сказал Роберт. – Они никогда не смогут ничему научиться, так что государству нет смысла платить за их образование, которым они от природы никогда не сумеют воспользоваться. При этом я просто повторяю то, что думает главный консультант нашего родного премьер-министра. К тому же его главный консультант так хорошо справляется со своей работой, что нашего премьер-министра недавно избрало подавляющее большинство. Ну и чему это учит вас?
Сашу это рассмешило.
Но Роберт начал говниться насчет нее, как в тот раз, когда Джейми и Джейн, которую отец заставил уволиться, зашли выпить на Рождество (в знак примирения, без обид), а Роберт встал в дверях и заявил на всю комнату:
Моя сестра – идиотка. Она и правда думает, что способна изменить мир, что если она и ее сознательные подружки чуть-чуть поднажмут, то все изменится. Этим новейшим способом св. Саша привлекает к себе внимание.
А Джейн, что из Новой Зеландии, сказала ему: «Так, значит, ты немного скептик, Роберт, и это твой способ привлечь к себе внимание?»
А он сказал ей, что она иностранка, и высмеял ее произношение.
Скептик.
Затем в дом пришла полиция, застукав его за порчей сидений припаркованных на стоянке велосипедов. Полиция сказала, что по малолетству он получит только предупреждение и что в таком возрасте его еще нельзя задержать, предъявив обвинение в хулиганстве, или упечь на шесть лет в безопасный учебный центр[10 - Частные образовательные центры для заключенных мальчиков и девочек в возрасте от 12 до 17 лет.]. Полицейские, которые привели его домой, были добродушными, хоть и говорили эти суровые вещи. Их добродушие явно раздражало Роберта, и он заявил полиции, что готов получить обвинение или что угодно, если только представит, как все эти велосипедисты возвращаются домой с мокрыми лоскутьями в дуплах.
Мать называет Роберта бескомпромиссным, отец говорит, что он ведет себя как чертов придурок, а Эшли, если бы Эшли говорила вслух, назвала бы его таким матерным словцом, что их отец буквально был бы вынужден от нее уйти и снова вернуться домой.
Все из-за того, что его так сильно задирают, – сказала Саша, когда Роберта не было в комнате. – Из-за того, что вы перевели его в новую школу. Чтобы выжить, ему приходится себя переделывать.
Они не знают, что делать с этой хренью в соцсетях, которая его преследовала, ведь соцсетям даже не надо переводить дух, и перекочевала из старой школы в телефоны всех ребят в новой.
Мать за него волнуется.
Отец на него сердится.
Саша знает, что он яркий.
Она помнит день, когда он вынес Алексу из дома на пляж, спрятав ее в куртке, и затем как бы невзначай уронил с края пристани в море, крикнув вдогонку: «Алекса, научи нас плавать брассом». Помнит день, когда он все-таки начал носить кроссовки, которые до этого служили экспонатами на Выставке кроссовок в Галерее Роберта Гринлоу на полках в его комнате. Помнит фильм, который он снял на свой телефон (а это было в те давние времена, когда снимать фильмы на своем телефоне было не так-то просто), фильм о том, какими разобщенными выглядят люди, когда они слушают музыку в наушниках в поезде, катаясь на велосипеде или шагая по улице. В своем фильме Роберт показал их взгляды, как они сидят и двигаются, даже не осознавая этого, в ритме, никак не связанном с тем, что происходит снаружи, а вместо саундтрека к фильму Роберт, которому тогда было всего девять, записал самого себя, как он ходил за людьми в наушниках по городу и задавал им вопросы о них самих, которых они, естественно, не слышали.
Этот фильм так потряс Сашу, когда она его посмотрела, что она сама надолго перестала носить наушники на людях.
Но в последнее время Роберт словно присоединил к своей яркости регулятор и произвольно убавляет ее, заглушая и затемняя, чтобы она могла затем – тыдыщ! – стать ослепительной или наоборот, а тем временем человек, которого она знает, оказался пойманным в ловушку. Он то вспыхивает, то гаснет, как тот игровой автомат на пристани.
Роберт – ее яркий брат.
Еще ей обидно, что приходится быть сестрой, вечно помнящей о своем ярком брате. Словно это ее удел. На всю жизнь.
Роберт – тот ребенок, который (когда однажды после обеда он увлекся всеми этими личностными тестами в интернете, а Саша сидела и смотрела какое-то время, после чего сказала: «Ты знаешь, что они используют все эти тесты для сбора информации?» А он ответил: «Но я же информационный анархист и умышленно вру в своих ответах, я всегда придумываю человека, который отвечает на вопросы, чтобы испортить всю собранную ими информацию», а Саша сказала: «Ага, но знаешь, Роб, даже все эти выдуманные люди – это все равно ты, ведь ты же сам их придумываешь») посмотрел на нее с таким ужасом на лице, что Саша чуть не расплакалась над его поражением и от избытка эмоций ей пришлось выйти из комнаты.
Вот.
Так где же он?
Саша обводит глазами пляж.
Только девять утра, но на пляже всегда кто-нибудь есть: она видит несколько человек – молодую пару у кромки воды, каких-то стариков, показывающих на море, кого-то с ребенком и собакой.
Роберта она пока не видит.
Но ее телефон подает сигнал.
Это не Роберт. Это эсэмэска от Мел.
