– Упс, – хмыкнул Кречетов. – Упущение, коллега. Надо было лучше думать над проектом клятвы.
Захаров зло зыркнул на искалеченного профессора, но ничего не ответил. Тот был прав. Самые страшные клятвы в Зоне – это клятвы Зоной, которая реально мстит тем, кто их не исполняет, это знают все, кто хоть немного пожил на зараженных землях. Но если ты упустил хоть один пункт в этой клятве, Зона и не почешется, если тебя пристрелит тот, кто только что распинался тебе в своей верности.
– Хорошо, – буркнул он, направляясь к ряду автоклавов. – Но я вас предупредил.
– Стоять! – рыкнул Волк. – Я не собираюсь рисковать телом единственного настоящего друга. Может, ты на самом деле косорукий шарлатан и сейчас вместо оживления растворишь его в своем автоклаве или еще чего удумаешь. Вон у тебя в соседнем стеклянном ящике еще один мертвец валяется, синевой отливает. Оживи-ка сначала его, а я посмотрю, как ты это сделаешь.
Захаров усмехнулся в усы.
– Этого легендарного мертвеца зовут Снайпер, он тоже отравлен «синей пылью». И я имею совершенно четкий научный прогноз насчет того, что если вернуть к жизни этого сталкера, то мир рискует…
– Мне плевать, чем рискует этот гребаный мир! – заорал Волк, теряя последние остатки самоконтроля. – Или ты сейчас его оживишь, или я просто пристрелю тебя на хрен! Ясно?
Захаров видел – этот ненормальный армейский сталкер не шутит. У него, похоже, серьезные проблемы с психикой, так называемый посттравматический синдром, который у военных часто напрочь сносит крышу. И получать очередь в живот от долбанутого вояки совершенно не входило в планы академика.
– Как скажете, – пожал он плечами, поворачиваясь к автоклаву. – Запускаю программу оживления биообъекта.
– А может, его сначала почистить?
Академик удивленно обернулся. Как и Волк, кстати.
Молодой боец, на которого сейчас вопросительно смотрели все присутствующие, развел руками.
– Ну, как мы радиоактивную воду чистим. Крупинками «веретена».
Захаров задумчиво почесал бородку.
«Веретено» был артефактом причудливой формы, который обычно находили в местах повышенной гравитационной активности. Эта своеобразная «губка», нейтрализующая радиоактивное излучение, встречалась достаточно редко и стоила немало. Однако торговцы в Зоне нашли «веретену» еще более выгодное применение.
Размолов артефакт до мельчайших крупинок, барыги продавали их сталкерам, которые мигом расхватывали дефицитный товар. Ведь если положить крупинку «веретена» во флягу, то можно было наполнять ее из любой радиоактивной лужи. Через несколько минут жидкая грязь превращалась в кристально чистую воду. Правда, поговаривали, что если пить ее постоянно, то через некоторое время сам очистишься от всего человеческого и превратишься в морального урода, которому наплевать на всех, кроме себя. Но это в Зоне мало кого пугало – тут и так почти все такие за редчайшим исключением.
Волк нахмурился.
– Это – академик, – ткнул он пальцем в Захарова. – Высшее образование имеет, и, небось, не одно. А ты, младший сержант Наливайко, закончил восемь классов, ПТУ и учебку. Потому не с твоими соплями солидному ученому указывать, чего ему делать…
– Погодите, – прервал его Захаров. И, повернувшись к покрасневшему от смущения сержанту, спросил: – У вас есть фрагмент «веретена»? Я располагаю лишь целым, а дробление займет немало времени.
– Да, есть, – кивнул парень, отстегивая флягу с пояса. – Сейчас.
Он спустил вниз рукав камуфляжа, заткнул им горлышко фляги, вылил воду на пол, осторожно извлек из мокрой материи требуемое, похожее на кусочек бутылочного стекла величиной со спичечную головку, и протянул его ученому.
– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал Захаров, забирая кусочек артефакта. После чего сунул его в приемник автоклава и набрал комбинацию из букв и цифр на пульте, расположенном в изголовье стеклянного гроба.
Загудели приборы в лаборатории. Из внутренних стенок автоклава вылезли гибкие манипуляторы с прозрачными трубками, увенчанные внутривенными иглами, которые немедленно вонзились в руки трупа. По трубкам потекла вязкая, слабо фосфоресцирующая жидкость.
– Смотрите, молодые люди, это любопытно, – Захаров царственным жестом указал на автоклав. – Про оживление мертвецов знали давно. Например, африканские шаманы практиковали это столетиями – в малочисленных племенах взрослые обученные воины были наперечет, а на Черном континенте воевали постоянно, что подразумевает естественную убыль личного состава. Так вот, зомби, воскрешенный подручными средствами, тоже может убивать – правда, похуже, чем живой. Но, тем не менее, может. У него сохраняются рефлексы, навыки и даже обрывки воспоминаний о том, кем он был при жизни. Правда, вследствие необратимых процессов в мозге, вызванных смертью, нервная система мертвеца практически всегда повреждена, движения хаотичны, речь бессвязна. Короче, боец из него очень посредственный. Как я понимаю, в Африке служители культа преимущественно оживляли мертвых лишь для того, чтобы продемонстрировать свое могущество.
Когда я начал эксперименты с воскрешением трупов, вначале мои результаты были не лучше, чем у тех шаманов. Плюс в научных кругах на меня стали смотреть косо, едва ли не в глаза обвиняя в шарлатанстве. Отчасти поэтому я уехал из Москвы в Чернобыль. Здесь столичное светило в моем лице приняли довольно тепло – даже выделили этот научный комплекс, который я в значительной степени модернизировал. Немногим позже я узнал, что Чернобыльская АЭС обеспечивает энергией не столько Киев, сколько обширную систему подземных лабораторий, работающих на военно-промышленный комплекс. Но не в этом суть.
Мои работа по оживлению мертвых зависла, как игра в дешевом компьютере. Мне легко удалось вернуть к жизни не один десяток трупов, но интеллект у них был не выше, чем у трехлетнего ребенка, – сказывались разрушительные последствия смерти. Я был на грани отчаяния, но тут произошла та самая авария на Четвертом энергоблоке, разорвавшая границу вселенной. Наши соседи по Розе Миров крайне обрадовались этому факту – их мир задыхался, не в силах переработать огромное количество отходов производства. И вот те, кого мы называем «мусорщиками», принялись сваливать их к нам в виде артефактов и аномалий. Впрочем, это вы все и без меня знаете.
Академик прошелся туда-сюда, заложив руки за спину, словно увлеченный своей лекцией преподаватель перед студентами. Впрочем, бойцы слушали его очень внимательно, наблюдая при этом, как время от времени меняется цвет жидкости, которая вливалась в вены мертвеца, лежащего в автоклаве.
– Как говорится в народе, нет худа без добра, – продолжил академик. – Я первый понял, какие необычайные свойства скрыты в технологическом мусоре наших соседей по вселенной, и первым начал его подробное изучение. Сейчас результатами моих исследований пользуются ученые всего мира – но лишь малой их толикой, той, которой я счел нужным поделиться с ними.
– Смотри не лопни от важности, – негромко пробормотал Кречетов, но Захаров то ли не услышал его, то ли просто не счел нужным ответить.
– Итак, сейчас вы наблюдаете уникальное явление, – продолжил академик. – Победу разума над смертью! Благодаря изучению свойств артефактов и аномалий мне удалось обратить вспять необратимые процессы и разработать целых две методики воскрешения. Самый простой способ вы наблюдаете сейчас. Благодаря введению в вены мертвого тела особого состава умершие клетки организма получают импульс к дальнейшей жизни. И они оживают! Мало того, они стремительно регенерируют, в результате чего прямо на глазах затягиваются самые страшные раны трупа. Восстановление длится от десяти минут до нескольких часов в зависимости от степени повреждений тела и индивидуальных способностей организма, но в результате к жизни возвращается совершенно тот же человек, что ушел из нее.
– Впечатляет, – кивнул Волк, наблюдая, как постепенно розовеют пергаментные щеки трупа. – А что насчет возрождения из одной мертвой клетки? Об этом по радио говорили.
– Сами понимаете, это гораздо более сложный процесс, – отозвался академик. – Однако я уже не раз проделывал подобное. Но к сожалению, для этого требуется крайне дорогостоящая матрица – биологический материал, которому сообщается информация о восстанавливаемом организме, полученная от той самой клетки.
– Матрица, – фыркнул Кречетов. – Скажи лучше, просто чей-то труп, из клеток которого полностью стерта информация о прежнем хозяине…
– Еще одно слово, и я из вашего мозга, коллега, полностью сотру всю информацию, – сухо бросил Захаров. – Вы точно хотите стать овощем, потеряв не только конечности, но и способность мыслить?
– Все, я заткнулся, – криво усмехнулся Кречетов.
– Мне все равно, чьи тела вам нужны, чтобы оживлять мертвых, – сказал Волк. – Если нужно, трупов мы вам притащим сколько угодно. Мне важно лишь одно – чтобы мои бойцы вновь встали в строй.
Он достал из кармана взятую у отрубившегося Гудрона связку нагрудных жетонов, покрытых запекшейся кровью.
– У вас сейчас есть готовые матрицы, господин академик? Как только я удостоверюсь, что этот сталкер ожил и при этом находится в здравом уме и твердой памяти, я бы хотел, чтобы вы немедленно приступили к оживлению людей, чья кровь осталась на этих жетонах…
– Смотрите! – воскликнул боец, который подал идею насчет очистки «веретеном».
Мертвец в автоклаве дернулся, словно его током ударило. Внезапно на его шее и руках страшно вздулись вены, при этом сквозь тонкую кожу было видно, что по ним течет синяя, слабо светящаяся кровь.
А потом труп начало корчить. И это было страшно. Мертвое тело начало биться об крышку автоклава, из его рта, брызгая во все стороны, хлынула иссиня-черная пена. Автоматические манипуляторы повыдергали иглы из рук беснующегося трупа и жались вдоль стенок автоклава, словно испуганные змеи…
– Твою ж Зону, – покачал головой Волк. – Профессор, это нормально?
– Если вы ко мне, то, на мой взгляд, это полный звездец, – сказал Кречетов. – И я еще очень мягко выразился.
Волк поморщился.
– И вообще-то я не к тебе обращался, говорящая голова. Я и сам вижу, что в этом ящике происходит какая-то хрень. Так что, господин Захаров, все идет по плану?
Захаров, не спуская глаз с автоклава, вдумчиво теребил бородку, словно намеревался ее оторвать.
– Я с вами говорю! – возвысил голос Волк.
– Да-да, я вас слышу, – рассеянно проговорил Захаров. – И, если честно, понятия не имею, что это такое, подобную реакцию объекта я наблюдаю впервые. Но могу предположить, что сейчас его организм действительно освобождается от последствий пагубного отравления синей пылью. Если, конечно, данный процесс не убьет объект – слишком уж интенсивно происходит процесс этого освобождения…
Академик еще проговаривал последние слова, когда труп начало выворачивать. Его рвало так, что казалось, он вот-вот начнет извергать из себя собственные внутренности. Крышка автоклава, сработанная из пуленепробиваемого стекла, уже настолько была заляпана мерзкой черно-синей жижей, что увидеть происходящее внутри прозрачного гроба стало проблематично.
– Кажись, сдох, – неуверенно произнес Волк, вглядываясь в недра автоклава и непроизвольно морщась. Этот боец повидал в жизни всякое, но такое количество блевотины видел впервые.
Захаров неуверенно покосился на приборы, но они ничего не показывали. Вообще ничего. Не иначе, все датчики оторвались, когда мертвец неистово бился в своем стеклянном гробу…
– Есть только один способ это проверить, – сказал он, нажимая на кнопку открытия автоклава.
* * *
Вонь была ужасной. Непередаваемой. Такой, что я, едва вынырнув из мрака беспамятства, чуть снова не утонул в нем.
Но я не хотел вновь окунаться в черную ледяную пропасть, из которой выплыл на слабый свет, мерцающий в недосягаемой высоте. Поэтому я старался. Очень старался. Мне нужно было вернуться!
Зачем?
Не знаю…
Там, откуда я выбрался, не было слов, мыслей, чувств… Не было даже времени. И единственное, что было во мне, что стало мной там, на дне, холодном, словно могила, – это осознание того, что я должен возвратиться.
Обязан.
Потому что не могу иначе.
Но как странно… Неужто то, к чему я так стремился, это яркий свет, воняющий так, что смерть по сравнению с ним кажется не таким уж страшным наказанием?
Однако я не вырубился вновь, удержав сознание в теле, которое я теперь ощущал. Надо же, как это приятно – чувствовать, что ты вновь стал обладателем скрюченного от боли туловища, адски ноющих конечностей и разламывающейся головы. Я осознавал, что мой рот раскрыт, что я ору во всю глотку от боли, но из горла вырывается лишь жалкий булькающий хрип.
А еще я ни черта не видел. Перед глазами плавали лишь размытые пятна неопределенной формы. Но в какой-то момент поле моего зрения заслонило одно белое пятно и чей-то отдаленно знакомый голос произнес:
– Спокойно, Снайпер. Сейчас сделаю укол, и сразу полегчает.
Над левым локтем кольнуло довольно сильно, следом в этом месте появилась раздирающая боль. Но разве можно ее сравнить с той болью, что пронизывала каждую клетку моего тела, скручивая его в эмбрион?
Однако чувство болезненного распирания в руке быстро прошло – вместе с нестерпимым ощущением, что меня сейчас разорвет изнутри на тысячу кусков.
И вместе с этим вернулось зрение.
Пелена спала с глаз, и я увидел, что сижу в автоклаве, заблеванном так, словно в него выворачивало целый взвод военных, перебравших по поводу новогоднего праздника. Кстати, вон они стоят, глядя на меня словно на выходца с того света. Интересно, не их ли это была затея излить на меня содержимое своих желудков?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64498506&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
События романа «Закон проклятого», первой книги о Снайпере литературной серии «Сталкер».
