– Говори, конунг.
Мстислав вдруг поднялся со своего места, и разговоры тут же стихли. Все – и гости, и местные – уже успели набить животы и опрокинуть по несколько рогов склафского хмельного меда (ничуть не уступавшего тому, что варила на Барекстаде Иде Хромая – если верить авторитетному мнению Ошкуя-скальда) – и теперь пришло время «официальной части».
Все-таки не дураки были наши предки, подарившие обычаи неписям «Гардарики». Сначала еда, а серьезные беседы – потом. Мало ли что взбредет в голову тому, кто уселся за стол переговоров голодным или – не дай Всеотец – трезвым как стеклышко.
– Ты мой гость, – продолжил Мстислав. – Да ведомо мне, что неспроста в Вышеград с дружиной своей пожаловал. Поведай, чего желаете – а уж вече решит, как быть.
– Мое имя – Рагнар Бьернсон. – Рагнар поднялся на ноги. – Там, откуда я родом, моего отца называли конунгом, ярлом над ярлами. По-вашему значит – князь. Матерь-Фригг не подарила ему других детей, и после смерти отца я унаследовал острова Эллиге как законный правитель.
– Законный правитель… – негромко проворчал кто-то с «купеческих» столов. – Так и сидел бы на своих камнях посредь моря – почто к нам-то пожаловал?
– Цыц! – рявкнул Мстислав. – Покуда конунг мой гость, поперек него слова держать не смей. А почто пожаловал – так он сам то поведает… Говори, конунг.
– Ты знаешь, зачем я здесь, князь. Но остальным не ведомо. – Рагнар грозно зыркнул туда, где до сих пор слышались смешки, будто выискивая среди купцов обидчика. – Дурные времена пришли на острова. Ульвар Черное Копье, один из ярлов моего отца, предал его и убил во время пира. А все прочие или примкнули к предателям, или погибли. И мне, законному наследнику конунга, пришлось бежать с островов с остатками хирда…
– Дозволь слово молвить, княже! – завопил кто-то из купцов. – Ежели у свеев на островах теперь новый князь, выходит, твой гость и не князь вовсе, а вор, голь перекатная, вроде Саврошки-подлеца!
– Нет! – Мне понадобились все двенадцать единичек Силы, чтобы удержать Рагнара. – Имей терпение!
– Прости, конунг. – Мстислав чуть склонил голову и тут же повернулся к стоявшим за его спиной дружинникам. – А Прошку – из-за стола вон. Отведите во двор, да всыпьте полста батогов – чтобы неповадно было слову моему перечить.
Приговор немедленно был приведен в исполнение. Пара здоровенных гридей вытащила из-за стола не в меру языкастого купца и поволокла к выходу. Тот не упирался и лишь негромко бурчал что-то себе под нос – спорить с князем вышло бы себе дороже.
– Боги сохранили мне лишь корабль, меч и малую часть хирда, что служил моему отцу, – продолжил Рагнар, когда шум стих. – И мне, конунгу и сыну конунга, пришлось явиться в твой дом не гостем, но просителем.
– Говори, чего желаешь, конунг, – кивнул Мстислав. – За слово спроса нет.
– Позволь мне и моим людям остаться в Вышеграде. – Рагнар указал руками на сидевших рядом с ним северян. – Нас немного, но каждый, кто рожден на островах – искусный и отважный воин. Я поклянусь быть твоим другом, а мой хирд будет сражаться вместе с твоим, если придется.
– Выходит, желаешь ты просить хлеба для своих людей, да земли Вышеградской – взамен на службу верную? То по справедливости. – Мстислав откинулся на спинку резного кресла и возвысил голос. – Да только так же Саврон в Каменец приходил. А что потом случилось – то всем ведомо. Оттого и нет в Вышеграде свеям никакой веры.
– Дело говоришь! – одобрительно загудели купцы и бояре. – Гони их, княже! Страшнее вора булгарин поганый, да свей еще хуже!
– Мне не нужны ваши земли! – Голос Рагнара прозвучал, подобно грому, без труда перекрывая галдеж за столами напротив. – Саурон-хевдинг оставил север, чтобы найти пристанище за Большим морем, но для меня нет и не будет иного дома, кроме Эллиге! И я не стану служить тебе, князь, хоть и великая честь назваться человеком достойного. Князь и конунг равны перед богами – негоже одному другому кланяться!
– Вот как? – усмехнулся Мстислав. – Чего же тогда пожелаешь, если не земель и не чину боярского?
– Позволь нам перезимовать в Вышеграде, князь. – Рагнар сложил руки на груди. – А когда придет весна, мы покинем эти земли. Я вернусь на север и мечом возьму обратно все, что отняли у меня предатели. И если кто-то из твоих людей отправится со мной на кораблях – вернется домой богатым человеком. А те, кто пожелает остаться на Эллиге, получат достаточно земли и трэллов, чтобы зваться тэнами и ярлами. Твоим купцам будет дозволено торговать на любом из островов Эллиге, и никто не посмеет тронуть их корабли в море. Мои хирдманны станут братьями твоим, и мой народ – твоему, князь. И будет так, пока стоит Вышеград, и пока не прервется мой род!
После этих слов купцы притихли – видимо, принялись подсчитывать возможную выгоду – зато зашептались дружинники. Любой поход с князем сулил знатную добычу – но отправиться на север на боевых ладьях – это еще и слава, какой не видывал Вышеград. Будет, о чем рассказать дома.
– Дозволь слово молвить, княже!
Один из бояр медленно поднялся со своего места. С явным трудом – похоже, подводила из-за давнишней раны то ли спина, то ли нога – до старческой немощи он все-таки не дотягивал, хоть наверняка и перевалил за пятый десяток. Я уже давно заприметил его среди остальных – и не только по стати и шитой золотом одежде, а скорее по тому, что боярин по большей части помалкивал. Даже когда остальные вопили, перекрикивая друг друга и чуть ли не кидаясь объедками. Серьезный мужик – и явно ветеран, а не торгаш, хоть и одет богато и сидит среди купцов.
– Говори, Лют Вышатич. – Князь чуть склонил голову. – Сам знаешь – на вече твой голос после моего первый. Тебя и бояре, и дружина, да и простой народ завсегда послушает.
– Вещает конунг, что не надо ему не земель, ни злата, – неторопливо, с расстановкой произнес Лют. – Правда то, или нет – мне не ведомо. Саврошка-подлец тоже красиво пел князю каменецкому, да как вошел в силу – не сносил старый Ратша головы буйной. То ладно! – Лют поднял руку, разом успокаивая тут же зашелестевших купцов и бояр. – Сильны свеи, да числом невелики, и дружина вышеградская получше каменецкой будет. Да ты, Мстислав Радимич, Ратши сильнее да разумом крепче, даром, что молод еще. Не страшен тебе конунг. Хоть в сече лютой, хоть один супротив одного биться. Глядишь – и то верно: уйдут по весне свеи – и поминай, как звали. А то и сдержит конунг слово, озолотит добрых молодцев, что за него стоять будут. Да только нескоро то случится… А зима уж за окном! Свеям в княжих хоромах столоваться выгода прямая, то ясно вижу. – Лют вдруг повернулся к Рагнару. – А скажи, конунг – что для князя в дружбе твоей? Поди, немного ты на ладьях привез – чем дружину свою потчевать будешь? Что девкам красным дарить? Чем Вышеграду-батюшке за добро отплатишь? Говори – покамест мне то неведомо!
Глава 6
– Верно! – тут же подхватил кто-то из купцов. – Правду Лют Вышатич говорит! Отвечай, конунг – на что твои свеи Вышеграду сгодятся? Почто всю зиму у князя столоваться будете?
Рагнар сдвинул брови, но промолчал. Только повернулся в мою сторону и коротко кивнул. Обращаться к Мстиславу он должен был сам, лично – а вот «окучивать» бояр и купцов предстояло уже ярлу из местных.
Что ж, мой выход.
– Дозволь слово молвить, княже. – Я чуть отодвинул лавку и поднялся на ноги. – Ведомо мне, чего боярин знать желает.
– Говори, ярл, – кивнул Мстислав. – Ты над людьми конунговыми старший, да и речь нашу разумеешь. Отвечай, чего Лют спрашивал.
– Велика дружина княжья, – заговорил я, – против конунгова хирда впятеро больше. А где пятеро прокормятся, там и еще одному завсегда хлеб найдется. Но не про то я слово молвлю.
Я сделал небольшую паузу, позволяя Люту задать закономерный вопрос – но тот промолчал, и вместе с ним промолчали и остальные. Похоже, среди знати и купцов авторитет боярина немногим уступал княжескому. Что ж отлично: уболтаю его – уболтаю и остальных.
– Власть князя не златом держится, – продолжил я, – а людьми ратными. За то и привечает князь гридей своих, бояр да сыновей боярских, да потчует их что в лихое время, что в доброе… Так и мы к вам не побираться пришли! – Я возвысил голос. – Случись беда – встанем рядом под знамена княжеские и будем стоять за землю Вышеградскую, как за родную, а уж в ратном деле свей скловена не хуже… Но не про то я слово молвлю!
На этот раз Лют явно собирался что-то возразить – но не успел.
– Невелико богатство конунгово, не многое мы смогли забрать с островов. Но сыщется у нас злато и хлеба с медом купить, и люду рабочему заплатить по-справедливому, и девкам красным на платки да на серьги. – Я снова прервался, позволив сидевшим вперемежку хирдманнам и дружинникам вдоволь похихикать. – А все не про то я слово молвлю!
Притихли все. Я уже выложил пару весомых аргументов, каждый из которых сулил Вышеграду некоторую выгоду – но дал ясно понять, что основой еще впереди. И вновь никто не попытался меня перебить или затянуть излюбленное купеческое «гнать свеев метлой поганой». Хорошо. Слушайте. Ближе, бандерлоги, ближе…
– Умеют люди торговые свою выгоду посчитать, да не злато единое цену имеет на земле скловенской. – Я упер руки в бока. – Не службу конунг князю предложить желает, а побратимство настоящее. А кто на беде братской наживаться посмеет? То и людям противно, и богам неугодно – что вашим, что нашим, северным… Да только и не про то я слово молвлю!
Есть! Удалось. Последний мой пассаж выглядел откровенно слабенько для главного козыря – и купцы уже набрали легкие воздуха, чтобы словесно разорвать меня на части – но не тут то было! И если до этого кто-то слушал вполуха, уделяя больше внимания собственной тарелке, то теперь все взгляды устремились на меня – оставалось только прихлопнуть бояр, купцов, дружинников, князя и весь Вышеград разом предложением, от которого не отказаться.
– Дорогого стоит дружба княжья – то мне ведомо. – Я чуть склонил голову. – И брататься пристало равному с равным. Мы же покамест в Вышеград гостями пришли, да милости княжьей просить. Но сыщется у конунга для Мстислава Радимича да для Вышеграда-батюшки такой подарок, что только брату от брата принять впору.
И снова в цель. Купцы, бояре – а на сей раз и гриди гневно зашептались. Виданное ли дело – я желал обменять дружбу князя на какой-то там подарок.
– Вот оно как? – Мстислав грозно сдвинул брови. – И за что же ты дружбу мою покупать собрался, ярл? Уж не за злато ли? Или за иную подать?
– Разве мало тебе злата, князь? – Я выдержал недобрый взгляд не отводя глаз. – И мехов, и мечей добрых, поди, найдется в избытке, и другого добра. Да сам знаешь – не все добром да златом меряется… Скажи, княже, верно говорят, что ты Ратшу, князя каменецкого, едва не за отца почитал?
– Верно, – проворчал Мстислав. – К чему спрашиваешь, ярл?
– Стало быть, месть Саврону твоя – кровная… Кровь-то, вестимо, любого злата дороже. – Я возвысил голос. – А подарит тебе конунг, княже, ни много ни мало, а целый Каменец!
А вот теперь не сдержался даже невозмутимый Лют. Бояре и купцы наперебой загалдели, а дружинники и вовсе потеряли дар речи – только хлопали глазами и попеременно смотрели то на меня, то на Мстислава. Наверняка обалдел и сам князь – разве что в отличие от остальных не подал вида.
– Славной подарок припас конунг, – проговорил он, когда шум за столами чуть стих. – Да только как бы мне его взять? Говорят – в каменецких хоромах, что в детинце за стенами стоят, Саврошка поганый сидит.
Захохотали все. За исключением северян и, как ни странно, Люта. Хитрый боярин, похоже, уже смекнул, что я не бросаю слов на ветер, и ждал продолжения.
– Сидит, да не высидит. Непросто Саврошку из Каменца выгнать, да смекалка нам на что дана? Мое дело – кречету лихому крылья подрезать, а ты уж подходи да бери его хоть без рукавиц. – Я улыбнулся. – Разве не братский то подарок, княже? Что скажешь?
– Скажу, – отозвался Мстислав. – Да вперед пусть вече скажет… Что думаете, бояре да купцы? А вы, люди ратные? Милы вам конунг с ярлом? Али думать надобно?
– А чего тут думать? – Ратибор поднялся на ноги. – Я за боярина. Ежели он меня на кулаках забороть смог, то и Саврошку поганого из Каменца выгонит.
– Ишь, нашелся богатырь, – фыркнул кто-то из купцов. – Воеводу старого побил, так теперича первый молодец в Вышеграде.
– Ты, Путята, говори, да не заговаривайся! – гаркнул Ратибор. – Может, я и стар, да еще сгожусь князю послужить. А ты, если такой языкатый – так выйди сам супротив меня во двор. Там и поглядим, кто в Вышеграде молодец.
Гриди дружно заржали, и пристыженный купец тут же уткнулся в тарелку – связываться с Ратибором он, понятное дело, не собирался. Но вместо него тут же заговорил другой – постарше и, судя по всему, побогаче.
– А по мне так гнать вон их надобно! Может, и хорош боярин в ратном деле, и крови нашей, скловенской, да с лихими людьми спутался. Говорили Ратше – не жди добра от свеев, а он не послушал – и вон как вышло!
Купцы тут же хором подхватили гневные вопли. Но на этот раз оказались чуть ли не в меньшинстве. Ратибор и дружинники целиком стояли за нас, да и в рядах бояр образовался заметный раскол. Половина примкнула к купцам, но остальные, похоже, уже успели положить глаз на каменецкий престол.
– Нет среди нас единства. – Мстислав устало вздохнул и откинулся на резную спинку. – А ты что скажешь, Лют Вышатич?
Когда старый боярин вновь поднялся на ноги, все разговоры стихли. Похоже, Лют вообще говорил нечасто, но если уж и говорил, то по делу. И слушали все, от самого молодого из гридей до князя.
– Стоит на Вишиневе Вышеград-батюшка. Стоит на Вишиневе славный Каменец. – Лют на мгновение замолк, будто вспоминая что-то. – Стоит за лесами к югу Круглица, а за ней и Есеник – город небольшой, да богатый. Немало таких на земле скловенской… Нет у меня большой веры свеям, княже, да сам посуди: ежели прогонишь конунга – уйдет прочь. Другой гридницы дружине своей искать. И сыщет, поди. А наступит весна, так и пойдет на Вышеград князь круглицкий или есеницкий. Поглядишь – а средь его гридей щиты круглые да бороды свейские. Лихая сеча будет. Перун вспоможет – одолеешь ты, княже, отстоишь Вышеград – да многие ли с поля вернутся? Будут девки да детки малые плакать, отцов хоронить. Сам видел – крепко боярин бьет, раз Ратибора-воеводу заломал. Вот что я скажу, княже. – Лют вздохнул и опустился обратно на свое место. – Примешь свеев – может и беда случиться. А не примешь – как бы не хуже вышло.
– И то верно. – Мстислав задумчиво потеребил бороду. – Вот тебе мое слово, конунг: гнать вас не станем. Ежели желаете торговать – покличьте Третьяка, пусть разъяснит, что к чему. Места у меня в хоромах да в домах боярских для дружины твоей вдоволь сыщется, и потчевать вас будем, как сами едим… Но ни земли Вышеградской, ни леса, ни гридей, ни ладей вам не дам, – Мстислав подался вперед и возвысил голос, – покуда ярл свое слово не сдержит. А ежели выгонит Саврошку-гада из Каменца – тогда и поговорим.
– Благодарю, князь. – Рагнар чуть склонил голову. – Да хранят тебя боги.
– Но не обессудь – покамест за вами пригляд особый, – снова заговорил Мстислав. – Ежели кто из твоих людей девку прихватит, чего украдет или прибьет кого, даже если и холопа – повешу!
– Смотри, боярин, не прогневи князя. – Ратибор легонько толкнул меня локтем. – Я за тебя слово замолвил, теперь случись чего – с меня первого голову снимет, не пожалеет старого.
– Ежели кто из наших учудить удумает, – отозвался я. – Сам прибью гада, княжьего суда ждать не буду. А у меня рука тяжелая.
– Верно, боярин. – Ратибор закряхтел и потер себя по груди. – Знатно ты мне бока намял. Стыд да позор свею в драке уступить. Видать, старый совсем стал…
– Так разве ж я свей, дядька? – усмехнулся я. – Из скловен я. Неужто забыл?
– И то верно! – Ратибор радостно заулыбался. – Коли так – не стыдно, раз наша земля такого богатыря родила.
Вече завершилось – условно в нашу пользу – но разошлись мы не сразу. Купцы тут же принялись обсуждать торговые дела, Ратибор пересел к князю и что-то рассказывал, а Рагнара обступили дружинники. Мне досталось не меньше внимания, но я поспешил избавиться от словоохотливых гридей и вышел за дверь. Не то чтобы они мне так уж сильно надоели – но меня будто бы влекла во двор неведомая сила.
Словно кто-то тихонько нашептывал – выходи. Сюда, наружу, в холод и темноту подступающей ночи, которые еле разгоняли горящие вокруг княжеских хором факела.
– Братик! – Завернутая в пуховый платок Злата бросилась мне на шею. – Слыхала я уже все – не выгнал вас князь! А и выгнал бы – пусть! Ушел бы твой конунг, да тебя бы я не пустила. Костьми бы легла, да…
– Значит, вот он каков – твой брат? – раздался за спиной негромкий скрипучий голос.
– Дед… дед Молчан… – пробормотала Злата, разглядывая выступившую из темноты высокую фигуру. – Ты откуда взялся? Вот только ж…
– Ступай, малая. – Тот, кого назвали Молчаном, вытянул скрюченный, похожий на коготь гигантской птицы палец и указал на ворота. – Надобно будет – позову тебя… А ты, боярин, обожди.
Глава 7
– Ты волхв? – спросил я, когда Злата удалилась. – Зачем?..
– Не спеши, боярин. – Молчан развернулся на месте, взмахнув полами то ли мантии, то ли рясы, будто черными крыльями. – Идем. Да не болтай – дело у нас особое, оно тишину любит.
– Что за дело у тебя? – Я зашагал следом. – И зачем?..
Молчан сердито фыркнул, и я счел за благо заткнуться. Уж не знаю, откуда выскочил этот суровый дед, но на пиру у князя Мстислава его определенно не было. Да и до этого…
Так. Стоп! А не он ли пытался «зондировать» меня после поединка с Ратибором? По всему выходит, что больше некому. Вряд ли он смог каким-нибудь образом пробить мою идеальную ментальную защиту… А если смог – что увидел? И что ему от меня нужно?
Но вопросы лучше задавать потом. Зачем сердить старикана, который может не только помочь нам устроиться в Вышеграде, но и научить меня еще парочке умений из арсенала Видящего? Я уже понемногу приближался к двадцатому уровню – довольно серьезно с учетом непростого и растянутого во времени кача – но до сих пор так и не овладел ни одним по-настоящему серьезным колдовским скиллом… Нет, было исключение: фокус, который я провернул, пустив по Вишиневе что-то вроде цунами, определенно тянул на полноценную магию. Вот только повторить его я вряд ли бы смог – так, разовое прозрение, вспышка, озарение – и все.
А неплохо бы напроситься в ученики к этому самому Молчану. Судя по тому, что рассказывала о нем Злата – дед реально крут. Да я и сам ощущал буквально исходящие от него волны. Такие мощные, что я побоялся переключаться на «Истинное зрение».
Все равно без толку – или зарезистит, или подсунет мне чахлую «маску» вроде той, что использовал Гримнир-Романов. А то и рассердится – и тогда ни обучения, ни ответов на какие-нибудь важные вопросы мне не видать.
Так что я послушно топал за Молчаном, закрыв рот на замок.
– Проходи, боярин, – произнес он, толкая узкую деревянную дверь.
Жилище княжеского волхва оказалось совсем небольшим: на ум тут же пришло слово «келья». Такая же спартанская обстановка, как в древесном домике Хильды. И примерно такое же количество всяких странных – если не сказать страшных – штуковин, развешанных по стенам. Правда, здесь преобладали кости, крохотные птичьи черепушки и резные фигурки, а не травы. Молчан то ли не слишком-то жаловал зельеварение, то ли попросту в нем не нуждался, предпочитая оперировать чистой энергией.
Надеюсь, это мне еще предстоит узнать, а пока…
– Подь сюда.
Молчан поманил меня рукой, снял со стены небольшую миску из серебристого металла и тут же ловко соорудил на столе из свечи и пары то ли камней, то ли потемневших от времени кусков дерева крохотную жаровню.
– Что это? – полушепотом поинтересовался я. – Какой-то обряд?..
– Цыц! – Молчан сердито сверкнул глазищами. – Обожди. Потом говорить будем, как ворожбу закончу.
Как скажешь, почтенный…
Ничего запредельного в действиях Молчана не наблюдалось, поэтому я принялся рассматривать его самого. Света пары свечей вполне хватало, чтобы понять: волхв стар. Немыслимо стар – даже Хильда годилась бы ему в дочки. Впрочем, на стати Молчана возраст сказался не так уж сильно. Года высушили некогда крепкое тело чуть ли до скелета, но так и не смогли согнуть спину – даже теперь волхв держался прямо и ничуть не уступал мне ни ростом, ни осанкой. Его лицо напоминало печеное яблоко – такое же морщинистое и темное от загара. Молодыми остались только глаза, поблескивающие в полумраке кельи зеленоватыми огоньками.
Чем-то он напоминал одновременно и Рунольва, и Гримнира – и при этом не был похож ни на одного из них. Первого годы превратили в подслеповатого, неопрятного и скрюченного старикашку, а второй – напротив, уж слишком смахивал на волшебника из сказок. Молчан тоже носил бороду и даже в свои годы не растерял длинные седые волосы, но до роскошества шевелюры переехавшего в вирт Романова ему было далеко. Тот выглядел буквально сошедшим со страниц «Властелина Колец», а Молчан – настоящим.
При взгляде на него вполне верилось, что старик действительно родился и прожил свою немыслимо долгую жизнь здесь, вдоль и поперек исходив леса и поля земель склафов в поисках тайных знаний. Что он мерз от холода и жарился на горячем летнем солнце, год за годом сушившем его кожу. Нет, его волосы выбелили годы, а не мастерство дизайнеров – а мощь и мудрость нарастали по капле, крохотными крупицами. Может, поэтому Молчан и научился никуда не спешить и беречь силы, не тратя их на пустые разговоры.
И не случайно его так прозвали. Интересно, что это вообще – имя или?..
– Дай руку, боярин. – Молчан бесцеремонно схватил меня за запястье. – Терпи!
