– Только если в сочетании с матча[4 - Японский порошковый зеленый чай.].
– Пф. Ну ты и сноб.
– Это называется иметь вкус!
– А как насчет темного шоколада?
Никки жует, обдумывая мое предложение.
– Простой. Классический. Тогда – да.
– Это культовый продукт.
– Как и мы. – Никки сверкает ослепительной улыбкой и разворачивает обертку цвета лаванды. – Жизнь слишком коротка, чтобы наслаждаться только одним вкусом.
– С этим не поспоришь.
Жужжащий гул кафетерия превращается в рев. Я оборачиваюсь и вижу, что мальчишки неторопливо идут к нам. Девяти- и десятиклассники разбегаются в стороны, уступая им дорогу. Роберт на несколько шагов опережает остальных, лавируя между столиками. Генри не слишком отстает от него. Его рюкзак перекинут через плечо, густые волосы песочного цвета аккуратно спадают набок, галстук свободно болтается на шее. Генри приветствует кулаком о кулак Тофера Гарднера – коренастого прыщавого одиннадцатиклассника из Игроков, – жаждущего его внимания. Квентин замыкает шествие, на ходу подмигивая какой-то симпатичной десятикласснице из бейсбольной команды. Малышка краснеет как помидор. Роберт первым плюхается на свое место и, срывая крышку с бутылки газировки, разом осушает ее наполовину.
– Привет, детка, – говорит Генри, усаживаясь рядом со мной. Он прижимается губами к маленькой треугольной впадинке над моей ключицей. Дрожь пробегает по моим конечностям, и я слышу, как ахают за столиком позади нас. Группа девятиклассниц в длинноватых юбках, захвативших места в первом ряду, смотрят на нас широко распахнутыми глазами. Напрасно они думают, что могут претендовать на этот столик в течение всего года. Он тоже зарезервирован для нас. Мы отдадим его Игрокам-новичкам в качестве подарка. Они скоро это увидят.
Ну а пока девчонки хихикают, перешептываются за сложенными чашечкой ладонями, поглядывая в нашу сторону.
Марла шлепается на свое место, и вот мы снова все вместе. Сидим просторно, поскольку столы рассчитаны на восьмерых. А с нами уже нет Шайлы и Грэма. Но мы научились рассредоточиваться, занимая больше места, чем нужно. Это помогает. И теперь, когда все Игроки в сборе, игра продолжается.
Воздух между нами накаляется, дрожит от обрывков разговоров, уводящих к выходным, всегда к выходным.
– Я слышал, Энн Мари Каммингс приласкает тебя, если ты скажешь, что тебе нравится ее дерьмовая группа.
– Рид Бакстер обещал, что сегодня вечером принесет мегабутыль. Не впускай его, если он даст задний ход.
– Ну, если ты не хочешь проснуться расписанным фломастерами, в следующий раз не напивайся до чертиков!
Клочки разговоров проплывают над нами и разлетаются по всему залу, как почтовые голуби, рассеивая по школе самые важные новости. Иногда мы наклоняемся друг к другу так близко, что кажется, будто наши головы вот-вот соприкоснутся. Но порой внутренне сжимаемся, образуя партнерства и союзы. Кто на моей стороне? Друг или враг?
– Гм! – Никки стучит ножом по банке с сельтерской.
Роберт стонет, но улыбается в ее сторону. Если неделя хорошая, за обедом эти двое обычно обмениваются взаимными ругательствами, выговаривая их одними губами, не отрываясь от своих подносов. Если неделя плохая, Никки делает вид, будто его не существует.
– Вот дерьмо. – Никки высовывает язык и упирает руки в бока, отчего ее грудь вздымается так, что сиськи оказываются прямо под подбородком. Роберт откидывается на спинку стула и поднимает брови, явно впечатленный. Неделя обещает быть превосходной.
– Ладно, мисс Ву, – говорит Квентин. – Валяй, выкладывай.
Никки подается вперед и понижает голос, так что нам приходится наклониться ближе к ней, чтобы расслышать, хотя ничего нового она и не скажет. Сегодня она устраивает вечеринку. (Без балды.) Родители сваливают, улетают в Париж на выходные. (Похоже на правду.) Будет много пива. (Кто бы сомневался.)
Генри поворачивается ко мне и рукой находит мое бедро под столом. Большим пальцем он выписывает маленькие круги на моей голой коже.
– Я заеду за тобой в половине девятого, – говорит он.
Я растягиваю губы в улыбке, пытаясь не обращать внимания на жар между ног. Его кожа светится летним теплом, и, клянусь, я до сих пор могу разглядеть линию загара, оставленную солнцезащитными очками на переносице в тот день, когда он предложил мне официально объявить всем о том, что мы – пара. Это был один из самых жарких июньских дней, знойный на суше, но прохладный на лодке его родителей посреди пролива. Переписка в групповом чате на время затухла. Все разъехались на каникулы перед началом элитных летних программ. Я еще не приступила к работе консультантом в местном планетарии. Из нашей компании только мы с Генри оставались дома.
«Ты ведь любишь звезды, правда?» – Генри отправил сообщение вне темы.
Все знали, что я одержима астрономией. Точнее, астрономией и астрофизикой. Сколько себя помню, это мой конек. Еще в пять лет я заболела всем, что происходит там, наверху, и папа стал брать меня с собой на Оушен-Клифф после каждого ливня, когда небо самое ясное, и показывал созвездия, галактики, планеты и звезды. Это самая высокая точка Золотого берега[5 - Прозвище Северного побережья Лонг-Айленда, где с конца XIX – начала XX веков находятся имения богатых и знаменитых.] – огромное каменное образование, вздымающееся высоко над водой. «Только так можно разобраться в этом хаосе», – говорил папа, когда мы сидели на камнях. Он признался, что всегда хотел быть астронавтом, но вместо этого стал бухгалтером по какой-то причине, которую я никогда не могла понять. Когда мы вернулись домой в ту первую ночь, он прикрепил к потолку моей комнаты пучок светящихся в темноте звезд в виде спиральных ветвей.
Меня успокаивают наблюдения за маленькими чудесами в заоблачной выси, неподвластными времени. Так мне легче прогнать ночные кошмары, справиться с темнотой. Хотя бы иногда.
«А то!» – ответила я Генри.
«Как насчет морской прогулки на закате?»
Я выждала немного, прежде чем ответить. Генри знал, на что давить, и поднажал.
«У меня есть телескоп, можем взять его с собой».
Генри не давал мне проходу с тех пор, как нас распустили на каникулы, – подъезжал к моему дому, предлагал подвезти на вечеринки, присылал странные новостные ролики, которые, как он думал, развеселят меня. Мне надоело ему отказывать, надоело ждать кого-то другого. Поэтому я послала к черту все сомнения и согласилась.
«Ладно. Но аппарат у меня есть. Большой телескоп не понадобится».
Портативный «Селестрон»[6 - Компания Celestron – ведущий дизайнер, производитель и дистрибьютор высококачественных оптических и электронных приборов, среди которых и телескопы.] – подарок от папы на Хануку[7 - Иудейский праздник света, отмечающий восемь дней обновления.] в прошлом году – стоял у меня на тумбочке.
Несколько часов спустя мы уже были на полпути к береговой линии Коннектикута, на борту маленького катера «Олли Голаки»[8 - Olly Golucky (англ.) – дословно «Счастливчик Олли».], названного в честь двенадцатилетнего золотистого ретривера Генри. Солнце зашло, и жара наконец спадала. Подул ветерок, и первые крошечные звездочки начали пробиваться сквозь облака. Я вдохнула соленый воздух и улеглась на влажную палубу. Волны разбивались вокруг нас, пока Генри развлекал меня удивительно забавными историями о своей первой неделе летней стажировки на «Си-эн-эн»[9 - CNN (англ.) – телеканал, созданный Тедом Тёрнером 1 июня 1980 года.]. Он раскраснелся, рассказывая о том, как встречал своих кумиров в коридорах телекомпании. Это было так мило. Потом он достал бутылку розового вина и банку русской черной икры, которую нашел в маленьком холодильнике. Предлагая мне угощение, он задал вопрос, с надеждой в широко распахнутых глазах.
– Так ты хочешь этого? Чтобы мы стали парой?
Ответ напрашивался сам собой. Генри был капитаном команды по лакроссу и ведущим школьного канала новостей. Своим красноречием он превосходил большинство наших учителей. После выпивки вел себя учтиво, в то время как другие парни превращались в монстров. К его несомненным достоинствам добавлялась и красота в стиле мужских моделей Nantucket J. Crew[10 - Американская мультибрендовая сеть по продаже одежды и аксессуаров.]. Густые светлые волосы. Зеленые глаза. Почти идеальная кожа. Он был обречен на величие. Настоящий Игрок. Став его девушкой, я бы здорово облегчила себе жизнь.
К тому же тот, с кем я действительно хотела быть, парень, из-за которого я оказалась здесь, находился за сотни миль отсюда. Так что сделать выбор было несложно. Генри – рядом и стремится быть со мной. Адам Миллер – увы, нет.
– Конечно, – ответила я. Генри уронил банку и липкими руками обхватил меня за талию. Икринки прилипли к моей голой спине. Он бы никогда не узнал, что, пока его язык ласкал мой рот, я мечтала о том, чтобы Адам увидел меня и понял, что потерял.
Раздается звонок, и Роберт пинает Генри ногой под столом.
– Идем, старик. У нас испанский.
– А у нас английский, – говорю я, поворачиваясь к Никки. Она в отчаянии откидывает голову назад, но берет меня за руку и тянет за собой через двойные двери во двор. Солнце смещается, пока мы идем, и, если прищуриться, можно заглянуть далеко за служебную парковку позади здания театра и увидеть, как в устричных киосках опускают парусиновые навесы и собирают пустые ящики, закрывая утреннюю торговлю.
Мы с Никки успеваем пересечь кампус к третьему звонку и плюхаемся за соседние парты. Я достаю свой экземпляр «Великого Гэтсби», классического романа из списка, заданного на лето мистером Бомонтом.
– Привет, девочки, – говорит мистер Бомонт, проходя мимо наших парт. – Хорошо отдохнули летом?
Никки поднимает на него озорной взгляд.
– Отлично.
– Замечательно. – Мистер Бомонт улыбается и поправляет на носу очки в толстой оправе. Он выглядит более загорелым, чем в прошлом году, как будто провел все лето на пляжах Хэмптонс, являя собой взрослую версию одного из нас, что, пожалуй, в некотором смысле так и есть.
Он приехал на Золотой берег три года назад и приступил к преподаванию в нашей школе сразу после Дня благодарения, когда миссис Маллен ушла в декретный отпуск. Мы с Никки и Шайлой оказались на его первом курсе английской литературы, как раз когда узнали об Игроках. В первый же день занятий он покорил нас своей дерзостью.
– Не подставляйте меня, и я не подставлю вас, – он произнес это с улыбкой. Шутка. То, что он упомянул о подставе, говорило о его крутизне. Сразу видно, рубит фишку. Мой телефон зажужжал посреди урока, когда пришло сообщение от Шайлы. «БЕЗ УМА», – написала она, добавив несколько красных сердечек. Я подняла глаза и поймала ее взгляд.
– Размечталась, – прошептала я одними губами.
Прошло всего несколько дней, прежде чем мы узнали, что он вырос на Золотом берегу. Окончил школу десять лет назад. С дикой копной темных волос и в грязной майке для лакросса, он выглядит совершенным чудиком на своей странице в выпускном альбоме. Генри думает, что когда-то он был Игроком. Даже ходили слухи, что именно он все это затеял. Но я никогда не верила им до конца.
Директор Вайнгартен был настолько доволен его работой в том году, что оформил Бомонта на полную ставку и поручил вести углубленный курс английской литературы, предназначенный только для выпускников. Теперь он называет наш класс своим «первенцем».
Когда мистер Бомонт пускается в монолог о Восточном Яйце и Западном Яйце[11 - Два полуострова на побережье Лонг-Айленда, повторяющие основной конфликт романа «Великий Гэтсби» – различие между «старыми деньгами» и «новыми деньгами».], я яростно строчу в тетради, стараясь записывать каждое его слово.
– Не понимаю, зачем ты это делаешь, – шепчет Никки, указывая шариковой ручкой на мою тетрадку. – Тебе не нужны никакие конспекты.
Очевидно, она права. В файлах Игроков хранится огромная заначка информации по «Великому Гэтсби» наряду с сотнями тщательно прописанных учебных пособий для промежуточных и выпускных экзаменов в «Голд Кост». Там же – куча прошлогодних заданий для SAT[12 - Scholastic Aptitude Test (англ.) – общеобразовательный американский экзамен, используемый для оценки знаний абитуриентов, поступающих в вузы США.], копии экзаменационных работ по углубленным курсам, неофициальные советы по написанию эссе для колледжа от деканов приемных комиссий Гарварда и Принстона. Прошлой весной я видела эти методички среди экзаменационных листов по органической химии на уровне колледжа, присланных от Игрока, чье имя мне ни о чем не говорило.
«Они никогда не меняют вопросы! – написал он. – Гребите свои чертовы пятерки!»
Файлы – это наш вход в элиту внутри элиты. Наша возможность преуспеть, даже если мы могли бы сделать это сами. Файлы передаются как награда за нашу преданность, чтобы мы могли наслаждаться всеми прелестями статуса Игроков. Вечеринками. Весельем. Привилегиями. Они отчасти снимают стресс, напряжение. Файлы многое облегчают. Окрашивают в розовый цвет. Не стоит обращать внимание на сокрушительное чувство вины и стыд, заползающие в меня всякий раз, когда я открываю приложение, в котором они хранятся. Файлы – это наша страховка.
Особенно для тех из нас, чьи родители не могут позволить себе оплачивать престижных частных репетиторов и персональные консультации в колледже, стоимость которых сопоставима с обучением в школе «Голд Кост». Или для тех, кому необходимо поддерживать средний балл 93, чтобы сохранить стипендию. Впрочем, остальным не обязательно знать этот нюанс.
– Мисс Ву, – окликает Никки мистер Бомонт. – Что вас так заинтересовало в записях мисс Ньюман? Я удивлен, что вы смотрите на что-то еще, кроме своего телефона.
Никки выпрямляется за партой, и прямые темные волосы рассыпаются по плечам.
– Мистер Бомонт, вы знаете, я так полюбила эту книгу, и мне стало интересно, что думает о ней Джилл.
– А вы, мисс Ньюман, что думаете о Гэтсби? – он спрашивает меня, как будто действительно хочет это знать.
– Ну…
Раздается звонок с урока.
– В другой раз, мисс Ньюман. Всем хороших выходных. Берегите себя, – он обращается ко всему классу, но я чувствую на себе его взгляд, как будто он знает наши секреты, как будто знает, что происходит с Игроками. Все, чем нам приходится жертвовать. Все, что мы должны сделать, чтобы выжить. И прежде всего мы, девчонки.
2
– Джилл! – Генри стоит возле своего автомобиля, почти нового «Лексуса» с любовным прозвищем «Брюс». – Погнали отсюда. – Тепло разливается в моей груди, и я спешу к нему, чувствуя, как нас провожает каждая пара глаз.
Я запрыгиваю на переднее сиденье «Брюса» и ставлю сумку в ноги, рядом со стопкой книг в твердых переплетах.
– Упс, не обращай внимания. – Генри небрежным жестом показывает на книги. – Новый улов. – Книги нагоняют адскую тоску словами «война» и «демократия», мелькающими на обложках. Генри переключает радио на волну своего любимого NPR[13 - National Public Radio (англ.) – крупнейшая некоммерческая организация, которая собирает и распространяет новости с 797 радиостанций США.], и я сдерживаю улыбку. Это так мило, что он бредит журналистикой.
– Мы пригласили кое-кого из новеньких на вечеринку к Никки. – Генри лихо выруливает со школьной парковки, помахивая на прощание доктору Джарвису, пожилому учителю физики, у которого вечно вся еда на галстуке, но старикан в глубине души обожает меня.
– Уже? – удивляюсь я. – Не слишком ли рано для новичков болтаться в нашей компании? – Я пытаюсь вспомнить свою первую вечеринку Игроков, когда Адам пригласил меня с собой. Тогда в воздухе пахло скорее осенней свежестью хрустящих листьев, а не ароматами солнцезащитных кремов. Но у нас пока еще в разгаре сезон SPF[14 - Sun Protection Factor (англ.) – солнцезащитный фактор.].
– Роберт начал присматриваться к мелким чувачкам на предсезонке по лакроссу, – продолжает Генри. – Говорит, что у нас уже есть несколько победителей.
Я пожевываю нижнюю губу.
– Но все равно еще слишком рано, тебе не кажется?
– Может быть, – осторожно произносит Генри, как будто действительно обдумывает мои слова, как будто мой голос имеет значение. – Но надо заранее подбирать себе смену. Не об этом ли всегда говорят выпускники?
Ага, смена. Типа подопытных кроликов. Проклятие моего существования. Мне устроили первое боевое крещение через неделю после того, как взяли в команду Игроков. Этот говнюк Томми Котлав приказал мне пробраться в школьную химическую лабораторию после теннисной тренировки и стащить мензурку для его подружки Джули Штраус, чтобы использовать посудину как вазу для цветов. Я чуть не расплакалась на месте. Тогда я еще не знала, что это одно из самых легких испытаний.
– И все равно еще рановато, по-моему, – говорю я.
– Знаешь, Брайс Миллер вполне мог бы сгодиться.
– Он сгодится, – медленно отвечаю я.
– Адам тебе что-нибудь говорил об этом?
Если честно, Адам прислал мне сообщение этим утром перед школой. Текст короткий, но он весь день не выходит у меня из головы: «Остерегайся моего брата, понял? Я знаю, что ты меня прикроешь, Ньюман».
– Я уверена, он только и ждет этого, – говорю я.
Генри закатывает глаза.
– Да, но Брайсу придется рассчитывать не только на своего брата. Родство с Адамом Миллером не гарантирует того, что весь мир ляжет к его ногам.
– Верно. – Я хочу прекратить этот разговор. Имя Адама всегда звучит в устах Генри ядовито и озлобленно.
– Посмотрим, подойдет ли он нам. Мы всегда так делаем. – Генри останавливается перед моим домом.
У меня мурашки бегут по коже, и мне не терпится сбежать от его вопросов об Адаме. Я оставляю быстрый поцелуй на его щеке.
– Увидимся позже, детка.
– Джилли! Это ты? – доносится голос мамы, когда я распахиваю дверь. – Я на кухне. Иди сюда!
Она частенько встречает меня дома в льняных топах свободного кроя и широких шелковых шарфах, и ее руки художницы всегда вытаскивают что-то из духовки или коробки с красками. Сегодня она заворачивает в фольгу щедрый противень лазаньи. Она традиционно готовит это блюдо по случаю начала учебного года.
– Как все прошло? Первый день выпускного года! – чуть ли не визжит она. От возбуждения ее разрастающиеся морщинки превращаются в кратеры.
– Отлично! – Я широко улыбаюсь, чтобы не давать повода не верить мне.
– Это машина Генри?
– Ага.
Она качает головой и смеется.
– Какой парень.
