Нина Люкке "По естественным причинам. Врачебный роман"

– Ах! Астрид Соммер! – воскликнул хозяин Фартук. – Никто не способен создать рождественское настроение так, как она. Я обожаю эту передачу.

Он промокнул глаза краем фартука и прильнул к Садовнику.

Я взглянула на остальных гостей, постоянных жителей Гренды, которые, как и мы сами, жили здесь все эти годы. Среди них была семейная пара – профессор и главный редактор, – которая на предновогоднем родительском собрании в ходе обсуждения музыкального репертуара праздника спросила, не может ли исполнение песен со словами «Бог», «Иисус» и «рай» быть расценено как пропаганда христианства и не было ли это запрещено учебным планом. Эти двое стояли, уставившись в экран телевизора, на котором одетый в национальный костюм человек из 60-х говорил в по-старомодному медленном темпе об Иисусе, Марии и Ироде. Но поскольку все это было организовано парой гомосексуалистов, они ничего не могли поделать или сказать.

Потихоньку гости стали украдкой поглядывать вокруг себя, словно пытаясь отыскать скрытые камеры, на случай если это было своего рода проверкой, и мы оказались невольными участниками социального эксперимента, целью которого было уличить нас в расизме и прочих предрассудках, показать, насколько мы ведомы; и тогда мы, жители Гренды, сделали бы все возможное, чтобы перехитрить зачинщиков этого эксперимента, поскольку считали себя выше этих категорий, как, впрочем, и всех категорий вообще.

– Пользуясь случаем, – вступил Садовник, когда телепередача закончилась, – я бы хотел предложить нам всем привести в порядок свои сады. Мы живем в живописном квартале, и мне жаль, что у нас все так запущено, тогда как сады через дорогу ухожены. Как насчет того, чтобы совместно заказать мусорный контейнер после Пасхи? И, возможно, имеет смысл обсудить, не избавиться ли нам от некоторых деревьев. Наши сады явно заросли, деревья создают слишком много тени.

Все смотрели на Садовника, никто не осмеливался посмотреть друг на друга. В воздухе повисли его слова: живописный квартал и нужно избавиться от деревьев. В Гренде существовало еще одно правило – не рубить деревьев, в частности, потому, что хозяева вилл через дорогу умудрились вырубить у себя почти все. Тем не менее все промолчали. Как молчали каждый раз, когда индийцы возили своих детей в школу, расположенную в трехстах метрах от дома, на машине и парковались прямо у входа. Раз в полгода мы получали электронные письма от директора и родительского комитета, призывающие не парковаться у школы, и все же ни у кого не поворачивался язык сделать индийцам замечание, равно как никто из нас не стал обсуждать тот факт, что на дверце холодильника у геев висел магнит «Голосуй за правых».

Весной Садовник заказал мусорный контейнер, и, хотя расходы за контейнер поделили на всех, все соседи игнорировали эту затею. Геи съехали в конце лета.

Когда мы были молоды, мы верили, что двадцать лет спустя – то есть сегодня – мы будем по-прежнему собираться вокруг самодельных мангалов, седые, постаревшие, но, словно герои рекламы, нацеленной на активных пенсионеров, загорелые и подтянутые, и все будет так же очаровательно неопрятным, все будет идти в том же темпе и направлении. Тогда мы не знали, что такого не бывает: никто не способен избежать непрерывного изменения, составляющего основу самой жизни, в том числе нашей собственной. Спонтанным садовым вечеринкам и какой бы то ни было общности в Гренде давно пришел конец. Теперь сады в Гренде так же ухожены, как на той стороне дороги, а самодельные мангалы уступили место большим блестящим газовым грилям. Во всех домах Гренды расширены подвалы и надстроены чердаки, а пока они строились, повзрослевшие дети один за другим разъехались, и теперь Гренда состоит так или иначе из опустевших дворцов. Старая садовая мебель давно свезена на помойку, на ее месте красуются добротные плетеные гарнитуры, которыми, впрочем, никто не пользуется. На мраморных кухонных столешницах стоит дорогая техника вместо плакатов, приколотых канцелярскими кнопками, на стенах развешано оригинальное искусство в рамах. И хотя большинство браков в Гренде сохранились, а в виллах – распались, хотя дети Гренды образумились и учатся в солидных университетах, тогда как многие дети, выросшие на виллах, до сих пор не могут покинуть родительское гнездо, – несмотря на это, до сих пор бытует мнение, что виллы – оплот буржуазии, а Гренда – форпост оппозиции и мятежников.

6

На часах десять, до обеденного перерыва еще два часа. На прием приходит женщина 1965 года рождения, которая хочет удалить родинку. Я рада возможности выйти из кабинета, оказаться в другом месте, поработать скальпелем, наложить шов. Я проверяю, свободна ли операционная, и зову пациентку с собой. Пока она раздевается, а я достаю необходимые инструменты, я пытаюсь вспомнить, о чем же думала в субботнее утро год назад, на следующий день после того, как добавила Бьёрна в друзья на «Фейсбуке». В одном я уверена: о Бьёрне я не думала точно. Скорее всего, опять зарекалась пить и, разумеется, на этот раз на полном серьезе. Потом, как обычно по субботам, я убирала дом.

Я делаю женщине местную анестезию и в этот момент меня осеняет, что в тот субботний день я была так довольна проделанной уборкой, что позволила себе выпить один-единственный бокал за ужином, и все началось по новой, а в воскресенье утром, чтобы избавиться от тревоги с похмелья, я пошла прогуляться по лесу. Время от времени я пыталась ходить на пробежки вместе с Акселем, но моя физическая подготовка в тот момент в подметки ему не годилась, поэтому толку от моих попыток было мало. Акселя хватало на то, чтобы поддерживать мой темп первые несколько минут, а потом он в два прыжка исчезал в зарослях вереска.

С прогулки я вернулась румяная, бодрая и полная сил, и решила, что один-единственный бокал за ужином не повредит, ведь завтра понедельник, а по понедельникам я не пью. А дальше все по кругу: грех – наказание, грех – наказание, одно неизменно следовало за другим, и так дни напролет. Всякий раз, когда я снова оказывалась в этом абсолютно прогнозируемом сценарии, с неизбежными взлетами и падениями, мне казалось, что все это происходит впервые.

В тот далекий субботний вечер, как и положено, дом сиял и благоухал свежестью, корзина для грязного белья была пуста, чистая одежда разложена по шкафам, обувь аккуратно расставлена в коридоре, унитаз и раковины сверкали белизной, зеркала натерты до блеска, а я стояла у кухонного стола и наполняла свой заслуженный бокал. Пока я пила вино, между делом взяла телефон, чтобы проверить, не писали ли девочки, и тут увидела сообщение от Бьёрна.

Нам вовсе необязательно встречаться. Это было просто наваждение. Не буду больше тебе надоедать:-)

Сообщение было отправлено после полуночи. Вино уже давало о себе знать, к тому же я была довольна собой и проделанной работой по дому и поэтому ответила:

Привет, Бьёрн! Рада тебя слышать. Буду рада выпить кофе сегодня:-)

К тому моменту я уже пребывала в гораздо более общительном и человеколюбивом состоянии, чем пару часов назад. Порой кажется, что в разное время суток в каждом из нас пробуждаются абсолютно разные личности, которые начинают бороться друг с другом за время. Так, моя модификация «суббота после уборки» взяла верх над версией «пятничный вечер». Каждая буква моего сообщения свидетельствовала о том, что я в очередной раз умудрилась во что-то впутаться. Тем не менее в тот момент все представлялось нормальным и предельно логичным: рад тебя слышать, да, очень приятно, давай выпьем кофе и вспомним былое, да, почему бы и нет. Несколько сообщений спустя мы договорились встретиться сразу после работы в понедельник, у Бьёрна в этот день как раз была назначена встреча в Осло. Что сделано, то сделано, подумала я.

«А тебе не кажется, что писать не буду больше тебе надоедать, при всей притворной застенчивости, – очень агрессивный ход? – спрашивает Туре, стоило мне войти в кабинет. – И что значит фраза необязательно встречаться? Уж если на то пошло, тебе было вовсе необязательно отвечать на это».

Жду встречи! – написал Бьёрн.

И я! – ответила я.

Я написала это вовсе не потому, что правда ждала встречи, ведь я уже раскаивалась. В глубине души свербело: после работы ты слишком устаешь, чтобы с кем-то встречаться, тебе не удастся отключиться и выбросить из головы весь вздор, который ты слышишь от пациентов в течение дня. Но, как обычно, пальцы сами застучали по экрану, ведь мне не терпелось поскорее выпутаться из этой затянувшейся переписки, всё, хватит, оставь меня в покое.

«Господи», – фыркает Туре.

«Но что же мне было отвечать? Раз все с первого же раза зашло так далеко?»

Сколько я себя помню, всю свою жизнь я руководствовалась чувством, будто я задолжала миру – внимание, деньги или вещи, – что существует некий бухгалтерский учет, согласно которому я всегда в минусе.

Раньше, когда я еще вела достаточно активную социальную жизнь, я то и дело воображала, что мне давно пора с кем-то связаться, а когда включала телефон, вдруг обнаруживала, что последней писала как раз я, и, мало того, второй человек, даже не удосужился ответить на мое последнее сообщение. Оказывается, то, в чем я себя винила – подвела, проигнорировала, – на самом деле проделали со мной. Помни об этом, говорила я себе, но вскоре снова воображала, что мне нужно увидеться и с тем, и с другим, хотя у меня не было ни малейшего желания встречаться ни с кем из них. Вообще говоря, мне хотелось только одного – как можно скорее прекратить все контакты, все встречи, всю СМС-переписку.

Тот, с кем я общалась, мог легко принять это за энтузиазм, поскольку нежелание поддерживать отношения я компенсировала наигранным рвением, которое произрастало из этой самой неохоты, из стремления побыстрее удрать, отделаться от всего, и поэтому я продолжала ввязываться в планы и договоренности, лишь бы поскорее положить общению конец. Разумеется, это позволяло лишь ненадолго оттянуть мучения, ведь в скором времени планы предстояло либо реализовать, либо отменить, причем оба исхода были одинаково утомительны.

Как только я написала Бьёрну, что тоже жду встречи, с пробежки вернулся Аксель. Он вошел в кухню и стал наполнять водой свою литровую флягу, из которой всегда пил, чтобы следить за объемом потребленной жидкости.

– Угадай, с кем я встречаюсь в понедельник? – спросила я.

Аксель, глотая воду, покачал головой. Его кадык так резко и отчетливо двигался под тонкой кожей, что мне захотелось отвести глаза.

– Я встречаюсь с Бьёрном.

Аксель оторвался от фляги.

– С каким еще Бьёрном?

– С Бьёрном, с которым я встречалась до тебя.

Аксель поставил пустую флягу на стол и обтер рот тыльной стороной ладони.

– А, с ним. С этим психом. И с чего бы вдруг?

– Вчера он добавил меня в друзья на Facebook, и мы договорились встретиться выпить кофе. Это, конечно, полное безумие. Я не видела его почти тридцать лет.

– Да уж, – ответил Аксель, который прекрасно знал о моих неврозах, о том, что всякий раз я встречалась с людьми в надежде, что, стоит мне только сделать то-то и то-то, сразу все закончится и мне не придется больше видеться с ними. Он знал, что для меня общение с людьми было повинностью, работой, с которой нужно расквитаться, прежде чем я смогу заняться тем, чем действительно хочу. То есть улечься на диван, и смотреть телевизор, и пить белое вино.

Аксель улыбнулся, покачал головой и пошел в душ. Ему бы никогда не пришло в голову согласиться пить кофе с бывшей подругой из прошлой жизни.

Аксель никогда не ревновал меня к Бьёрну. Аксель вообще никогда не ревновал. К тому же повода у него никогда и не было. А вот Бьёрн был тот еще ревнивец.

– Кто он такой? – спросил Бьёрн в тот единственный раз, когда я рискнула взять его с собой на вечеринку студентов-медиков. Он сразу же обратил внимание на Акселя. Точнее, он обратил внимание на мое поведение в присутствии последнего.

– В смысле? – ответила я. – Это Аксель, мы вместе учимся.

– Со мной ты так себя не ведешь, – сказал Бьёрн, а я в очередной раз притворилась, будто не понимаю, о чем он. Я назвала его истериком и ревнивцем, но Бьёрн словно в воду глядел: уже через пару недель он устроил мне грандиозный скандал в квартире на Оскарс-гате, и в результате я ушла от него к Акселю.

– Со мной ты так себя не ведешь! – кричал он снова и снова. – Никогда не видел, чтобы ты так лыбилась и лебезила, как перед ним! Со мной ты такой не бываешь!

Отношения с Акселем были похожи на глоток свежего воздуха, словно до этого меня долго держали в душной влажной комнате. Аксель не ревновал, не использовал иностранных слов, значения которых не понимал или не знал, как произнести. Он любил бегать и кататься на велосипеде – в те времена это нравилось и мне, – мы оба учились на врачей, у нас был общий круг друзей.

– Рыбак рыбака видит издалека, – сказала мать. Еще она говорила, что вовсе необязательно ходить в школу – можно просто заучивать наизусть пословицы и поговорки. Она верила, что все поговорки – чистая правда, а если кто-то с этим не согласен, то только потому, что он слишком молод. Запас поговорок – единственное, что не пострадало от ее деменции, и когда она произносит очередную из них, случается, что она точно попадает в тему разговора, и создается впечатление, что это проблеск интеллекта, который сохранился где-то в тайниках ее черепной коробки. Когда я поведала ей, что переехала в клинику и что мы с Акселем, вероятно, разведемся, она просто-напросто выдала:

– Счастье не палка, в руки не возьмешь.

Три дня спустя после того, как я добавила Бьёрна в друзья на «Фейсбуке», я шла вдоль улицы Фрогнервейен [15 - Фрогнервейен (норв. Frognerveien) – улица в центральном Осло, которая берет свое начало на площади Солли-пласс.]. Был понедельник, первый теплый день мая, в теле ощущалась тяжесть похмелья, ведь в воскресенье я, как обычно, много пила вечером. Но сегодня я не собиралась пить: кофе с Бьёрном и сразу домой, смотреть шотландский сериал про путешествие во времени.

В течение рабочего дня, пока я принимала нескончаемый поток пациентов, я почти не замечала похмелья, но теперь меня мучили головная боль, дрожь в теле, беспокойство, когда это закончится, наконец. И зачем только назначать какие-то встречи, с кем-то общаться?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66362940&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Гренда (норв. Grenda) – жилой район в Осло. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2

Фредрикстад (норв. Fredrikstad) – город в губернии Эстфолд, на юго-востоке Норвегии.

3

Валер (норв. Hvaler) – архипелаг на юго-востоке Норвегии.

4

Да, ее зовут Мария. Ей пять лет. Она живет с бабушкой и дедушкой в Польше. Конечно, я скучаю по ней (англ.).

5

NRK (Norsk Rikskringkasting) – Норвежская вещательная корпорация.

6

Оскарс-гате (норв. Oscars gate) – улица в центре Осло неподалеку от Солли-пласс.

7

Закон Янте (норв. Janteloven) – устойчивое выражение для объяснения скандинавского склада ума. Имеется в виду сформулированный датско-норвежским писателем Акселем Сандемусе в романе «Беглец пересекает свой след» (издан в 1933 году) свод правил, согласно которому общество не признает права своих членов на индивидуальность.

8

Ты в порядке? (англ.)

9

Стортинг (норв. Stortinget) – однопалатный парламент Норвегии.

10