Первым делом она приказала извозчику вести в «Билло» на Большой Лубянке. Там испробовала простую хитрость: просила официанта передать срочное сообщение для графа Урсегова. Официант, видя встревоженную даму в дорожном костюме, подумал, что произошло нечто важное, ушел в зал, чтоб опросить товарищей, и вернулся ни с чем: графа не было. Что Агату пока устраивало.
С Большой Лубянки она приказала на Софийку, в «Альпенрозе». Повторив трюк, узнала, что графа Урсегова не было и там. Такой же результат получила в «Континентале» на Театральной площади и в «Праге» у Арбатских ворот. После трех неудач Агата надеялась, что ей повезет в «Мавритании» на Сущевке. Но граф не изволил там отобедать. Предстоял неблизкий путь на Петербургское шоссе, где располагались «Яръ» и «Стрельна». Перед тем как порадовать извозчика дальним маршрутом, Агата решила заехать на Трубную площадь.
Официант «Эрмитажа», как и прочие его собратья, побежал в зал и вдруг вернулся с чудесной новостью: граф как раз начал обедать. Агата тут же изобразила большое волнение и стала спрашивать, кто у него за столом. Дескать, не при всяком может сообщить плохое известие. Официант предложил взглянуть и указал на ближний столик к сцене. Из-за раннего часа выступления еще не начинались, но граф не изменял привычке занимать лучшее место.
Он был один.
Издалека граф казался довольно милым, простодушным и веселым человеком, одетым по последней моде, с бутоньеркой на лацкане сюртука. Он вертел головой, улыбка под завитыми усиками не сходила с лица. Граф Урсегов пригубил бокал светлого напитка, кажется шампанского, и заел ложечкой черной икры. Агате хватило опыта, чтобы оценить: добыча будет не из трудных. Не пройдет и получаса, как она окажется за его столом. После поедут кататься по Москве: надо же приехавшей баронессе фон Шталь показать древнюю столицу. А затем она мягко заставит его познакомить с друзьями. И тут окончательно разоблачит преступников. Господину Пушкину останется арестовать убийц. Если, конечно, она доживет до завтра и ее не прихлопнут ради развлечения. От веселых холостяков всего можно ожидать…
Помня, что на ней мерзкое дорожное платье, Агата внесла изменение в свой выход в зал ресторана, чтобы не выглядеть смешной. Она настроилась и собралась, но в этот момент мимо прошел какой-то господин. Агата успела юркнуть за портьеру, обрамлявшую дверь. Господин был в таких тяжких раздумьях, что ничего не замечал вокруг…
Никаких сомнений, это он. Господин Смольс, оказывается, не доехал до Петербурга, вернулся с полдороги…
Отказавшись от услуг официанта, Агата стала наблюдать, что будет дальше. Смольс что-то приказал, ему принесли на подносе графин и простые закуски. Он налил рюмку, выпил, не закусывая, налил вторую и тут же третью. А потом схватился руками за голову да так и сидел. Как самый обычный жених, которого бросила невеста. Печаль его была столь велика, что Агата ощущала ее физически, будто лицо жгли пощечинами. Страдал самый обычный мужчина, который хотел жениться по любви, а получил пустое купе с багажом вместо невесты…
Впервые в жизни Агате стало стыдно. Стыдно до слез.
Она вышла из ресторана, стараясь забыть картину горюющего дипломата, и уселась в пролетку. Ничего не оставалось, как ждать, когда его светлость, граф Урсегов, закончит обед.
Но где его дружки? Или ему не успели доложить о смерти другой невесты?
* * *
Мадам Капустина женила всех. Кто хочет и не хочет, кто мечтает и боится выходить замуж. Не было случая, чтобы у нее жених сбегал из-под венца или невеста ударилась в бега. Но сейчас, стоя у подъезда дома на Тверской, богато украшенного лепниной, она не знала, чем кончатся смотрины. Как оказалось, Пушкин полон неожиданностей. Нельзя предвидеть, что ему взбредет в голову. К тому же Феклу Маркеловну беспокоило, что он разнюхал про кассу взаимопомощи.
Нельзя сказать, что касса невест пряталась под глухим покровом тайны. Кому надо, и без того знали. Каждая небогатая мать, у которой дочке исполнилось шесть лет, пять лет, а то три или два годика, получала предложение накопить на приданое. Никто не отказывался. И никто не распускал язык. Дело процветало без лишней огласки. Откуда же Пушкин пронюхал?
Капустина гадала, где совершила промашку, и не могла догадаться. Что несколько тревожило. Она подумала отказаться от сватовства вовсе, заявив жениху, что ему дали от ворот поворот. Такая слабость бросила бы пятно на ее мундир. Если, конечно, свахи носят мундиры… Чего в Москве не бывает… К тому же мадам Бабанова так захотела видеть именно его в женихах…
Появление Пушкина избавило сваху от трудного выбора. Войдя в мраморную залу, которая оказалась прихожей, Капустина извинилась, что должна обмолвиться с мадам Бабановой парой словечек. Она отвела Пушкина в малую гостиную и оставила в одиночестве, обещав вскоре вернуться.
Малая гостиная купеческого дома по размерам могла стать жилищем для небольшого семейства. Но простым смертным делать тут было нечего. Вызывающая роскошь и наглое богатство мебели, золоченых обоев, атласных французских штор, итальянского хрусталя люстры, фигурок и ваз мейсенского фарфора кричали, что здесь имеют право жить только те, кто не привык считать деньги.
Посреди главной стены висел портрет, написанный в современной реалистической манере. Герой портрета еле вмещался в золоченые рамки. Художник изобразил дородного господина с окладистой бородкой слишком правдиво. В тяжелом взгляде, сверлящем из-под массивного лба, читались сила и злость хищника, что позволяют добиться в жизни всего и богатства в частности. Между густых бровей виднелась глубокая ложбинка, будто след от давнего удара. Портрет как будто глядел на незнакомца и говорил: «Это еще что такое явилось? Пшел вон!»
Пушкин увидел достаточно. Он прошел к диванам, стоявшим в центре гостиной напротив друг друга, и огляделся. На персидском ковре и под диваном было разбросано печенье, как будто горничная забыла подмести. Пушкин узнал известные печенья из набора «Экстра» фабрики Эйнем. Между диванами располагался резной столик в мавританском стиле, которому, по строгим правилам вкуса, здесь было не место. Подобные правила Пушкина интересовали мало. Его привлекла хрустальная вазочка на столике. Вместо печенья в ней лежал полусгоревший обрывок бумаги, пахнущий свежим дымом. Подчиняясь не разуму, а полицейскому инстинкту, Пушкин воровато оглянулся на двери, каковых здесь было три, вытащил черный блокнот и смахнул пепел между страницами… Поступок мальчишеский, нелогичный и недостойный чиновника сыска. Оправданием было врожденное любопытство, которое толкает открывать новые континенты и раскрывать преступления… Многие приличные люди им страдают…
Он успел повернуться к портрету, чтобы не возникло сомнений, чем он тут занимался, как в гостиную вошла Капустина. Она сопровождала даму. Дама была так молода и красива, что Пушкин не сразу понял, кто она. Одна из дочерей Бабановой? Нет, все-таки сама мадам. Кажется, младше его. И уже мать двух дочерей. В каком же возрасте вышла замуж?
На всякий случай Пушкин поклонился.
– Алексей Сергеевич, позвольте вам представить: Авива Капитоновна Бабанова, вдова купца I гильдии Федора Козьмича Бабанова, владелица торговлей шерстью под фирмой «К. М. Бабанов и сыновья»…
Помпезное приветствие должно было указать жениху его место: гляди не дури, в такой дом попал, что многие и мечтать не могут. Пушкина интересовало не купеческое богатство, а протянутая чуть полноватая ручка. Надо принять решение: целовать или отдать поклон. Пушкин выбрал второе.
Авива Капитоновна простила невоспитанность, села на диван, не замечая разбросанного печенья, будто домашнего пустяка, и пригласила Пушкина устроиться на другом. Как ему будет удобно.
– Обратили внимание на портрет моего покойного мужа? – спросила она. – Каким его нашли?
– Когда он умер? – спросил Пушкин, чем заставил вздрогнуть Капустину: жениху вести себя так не подобает.
Неловкость манер мадам Бабанова спустила.
– Несчастье случилось на Масленицу… Федор Козьмич чрезмерно объелся блинами и умер буквально за столом… Доктор сказал, что такое часто случается в Масленицу…
– Чуть меньше двух месяцев назад, – сказал Пушкин, глядя на светлое платье вдовы.
– Понимаю ваше удивление, – ответили она, не смущаясь, что свойственно красивым женщинам с точеной фигурой. – Мы отдали христианский долг на упокоение его души, а траур никому не нужен… Федору Козьмичу в первую очередь. Он бы одобрил, что выдаю Астру Федоровну замуж, не выжидая года. К чему мучить влюбленные сердца, которые стремятся друг к другу? Моя вторая дочь, Гая Федоровна, тоже созрела для замужества… Родились вместе с разницей в несколько минут… Люблю обеих всем сердцем, как может любить только мать. Так мило, что они не близняшки. У каждой свой характер. Гая Федоровна как будто создана для семьи: мягкая и добрая…
Намек совсем откровенный. Капустина взялась помочь Пушкину прочистить уши.
– Гая Федоровна – чудесная девушка. Воспитана в знаменитом пансионе Пуссель, где обучение стоит четыреста рублей в год… Закончила восемь классов, умница и красавица, – сказал она, и добавила: – У нее легкий характер и доброе сердце…
Так Фекла Маркеловна обычно говорила, когда хотела смягчить в девушке милый недостаток, который обязательно выплывет. Когда хромую ножку, а когда невесту в положении[12 - Так называли беременность.].
– Ваша дочь выходит за графа Урсегова…
– Да, свадьба состоится через три дня в храме Святых Бориса и Глеба у Арбатских ворот. Буду рада видеть вас среди гостей… Вот приглашение. – Мадам Бабанова протянула карточку с кружевом, золотыми шарами и миртом. Текст отпечатан в типографии. Не выразив положенной благодарности, Пушкин сунул приглашение в карман.
Такое поведение мадам Капустина не могла простить: неужели он настолько глуп? Ему буквально говорят: желаем видеть вас родственником. Что еще надо? Обсуждай приданое Гаи Федоровны и забудь о кассе невест…
Чего-то подобного ждала мадам Бабанова. Она придирчиво смотрела на Пушкина, как изучают перед покупкой редкую вещь.
– Астре Федоровне поступали угрозы? – спросил чиновник сыска, а вовсе не вещь.
Мадам Бабанова глянула на Капустину. Сваха только плечами пожала. Она окончательно перестала понимать этого господина.
– Угрозы? – повторила Авива Капитоновна. – Какие могут быть угрозы? От кого? Полагаю имя нашей семьи – достаточная защита от любых угроз… Кто посмеет угрожать невесте графа Урсегова…
– Мой служебный долг задать такой вопрос.
– Милейший Алексей Сергеевич беспокоится по причине письма женихов невестам, что нынче напечатали в газете. – Капустина постаралась погасить неловкость.
– Ах, вот в чем дело! – обрадовалась мадам Бабанова. – А то я не знала, что и подумать… Это такая глупость, на которую и внимания обращать не следует…
– Астра Федоровна завтра будет на свадьбе Таисии Юстовой?
Слушать об этом Авива Капитоновна не пожелала.
– Прошу простить, это излишне… Достаточно, что я разрешила Гае Федоровне быть дружкой на свадьбе этой Юстовой… Мы, конечно, не аристократы, но слишком вольному общению со служащими фирмы должна быть граница…
– Именно так, границы надо знать и понимать, что делаешь, – в сердцах выразилась Капустина. Она поняла, что худшие опасения оправдались: не будет никакого сватовства. Опозорилась. С треском провалилась…
– Мадам Бабанова, позвольте поговорить с Гаей Федоровной, – попросил Пушкин.
Вопрос был встречен вздохом облегчения обеих женщин. Сваха не могла поверить, что обреченное сватовство мгновенно обернулось в нужную сторону.
– Буду рада, Алексей Сергеевич, вашему знакомству с моей дочерью, – ответила Авива Капитоновна. Еле заметная тень скользнула по ее лицу. Она о чем-то задумалась. – Вы, кажется, служите в сыскной полиции?
Пушкин молча кивнул.
– Прекрасное место для молодого человека… Позвольте говорить напрямик…
Он ждал, что последует дальше.
– Для матери счастье ее детей – главное… Астра Федоровна составила отличную партию стараниями Феклы Маркеловны… Я не верю в приметы, что сестры не могут жениться в один день или год… Они родились вместе, почему бы им не выйти замуж вместе? Где одна свадьба, там и две… Больших сборов не потребуется, все и так готово… И с платьем успеем… Теперь о главном. Даю за Гаей Федоровной двадцать тысяч годового дохода[13 - Жалованье чиновника сыска составляло 1200 рублей в год. Теоретическим пересчетом можно предположить, что 20 000 рублей 1894 года примерно соответствуют 20–25 миллионам рублей 2021 года. Смотря как считать.] в процентных бумагах, свой дом и меблировку. Подумайте над моим предложением, Алексей Сергеевич…
– Обещаю подумать, – ответил Пушкин, вставая с такого мягкого и удобного дивана, что вставать было лень.
– В таком случае приглашаю вас завтра с Агатой Кристафоровной к нам на ужин… Соберемся семейным кругом… Фекла Маркеловна, проводите господина Пушкина к Гае Федоровне… Позаботьтесь о приличиях…
На прощанье Авива Капитоновна улыбнулась будущему жениху, но ручку на всякий случай не подала. Она не сомневалась, что в Москве не родился еще мужчина, который сможет отказаться от такого приданого.
Зря сваха глупости болтала…
* * *
Граф Урсегов изволил обедать полтора часа. Сидя в пролетке на апрельском ветерке, Агата так продрогла, как не замерзла в проруби[14 - Об этом в романе «Выгодный риск».]. Дорожный туалет из английского твида не согрел московской весной. Руки заледенели, под носом появилась предательская капля. Агата держалась.
Она видела, как из «Эрмитажа» вышел Смольс, покачиваясь и печально встряхивая головой. Видела, как выходили другие сытые господа, которых успела заметить в зале. Граф все еще вкушал. Наконец и он появился. Агата обрадовалась так, как не обрадовалась бы Пушкину.
Предводитель шайки убийц наел отличное настроение. Агата видела его улыбку и сдвинутую набекрень шляпу. Окинув взглядом площадь, граф свистнул в пальцы. Как по волшебству к нему подкатил извозчик. Урсегов прыгнул на диванчик пролетки и что-то крикнул «ваньке». Агата не расслышала, куда он едет, приказала следовать в некотором отдалении.
Интерес привел графа на Красную площадь и Верхние торговые ряды[15 - Нынешний ГУМ.]. Приказав извозчику ждать, Агата побежала за ним, стараясь потеряться в толчее. По торговой традиции на Фоминой неделе началась дешевка[16 - Распродажа.]. Магазины сбрасывали цены больше, еще больше и отдавали товар почти даром. Покупатели толпились на галереях. Урсегов прогуливался в толпе, не заходя ни в какой магазин. Внимание его привлекали не витрины, а барышни, которым он заманчиво улыбался и приподнимал шляпу. Агата следовала за ним и никак не могла выбрать удобный момент, чтобы попасться на глаза и начать знакомство.
Прогулявшись по этажам и ничего не купив, граф вышел на Красную площадь. Опять по мановению руки добыл извозчика. Талант для Москвы на редкость полезный.
Приехав на Тверской бульвар, Урсегов сошел и, кинув извозчику рублевую монету, занялся самым главным для мужчины делом: прогулкой по бульвару. Агата не отставала, ощутив охотничий азарт.
И тут случилось странное. Заметив свадебную карету с женихом и невестой, граф сорвал с голову шляпу и принялся салютовать. При этом выкрикивал пожелания счастья. Жуткое притворство поразило Агату: и это человек, который согласился на убийство собственной невесты? Ну и ну…
Намахавшись, граф нацепил шляпу на затылок и отправился дальше. В середине бульвара он заметил праздничную толпу около небольшого храма Иоанна Богослова. Тут же свернув налево, Урсегов присоединился к зевакам. Как только из ворот церкви вышли жених с невестой, граф принялся кричать: «Ура молодым!» и «Многая лета!» и «Виват!» При этом сотрясая шляпой на вытянутой руке. Агата стояла поблизости, скрытая толпой, не веря глазам своим: до какого цинизма опустился этот человек! Подозрения окончательно стали твердой уверенностью: граф фальшиво радуется чужим свадьбам потому, что свою невесту приговорил. Сегодня утром Астра Федоровна чудом спаслась, в другой раз с ней будет покончено. Надо сделать все, чтоб спасти ее и других несчастных девиц, над которыми нависла смертельная угроза.
Между тем, вполне насладившись свадебным торжеством, до которого не успели дотянуться его преступные дружки, граф вернулся на бульвар. Агата уже изготовилась попасться ему навстречу, как Урсегов призвал извозчика. Прыгнул в пролетку и поехал прочь.
Бегом примчавшись к своей пролетке, Агата успела не потерять удиравшего преступника. Граф приехал в Театральный проезд и вошел в левое крыло Центральных бань. Швейцар приветствовал его как дорогого гостя. А мадемуазель в дорожном костюме на порог не подпустил.
– Просим прощения, женское отделение рядом-с, – было сказано ей.
Агате осталось проклинать мужское господство, женскую долю и неравенство полов. Столько стараний – и все напрасно. Наверняка Урсегов сейчас в компании приятелей. И она бессильна. Ждать, когда граф с друзьями выйдет из бань? Господа, чего доброго, до ночи просидят. И Пушкину сказать нечего…
Окончательно пав духов, Агата забралась в пролетку и приказала отвезти ее на Страстную площадь.
* * *
Приличия были беспощадны. Даже после сговора и обручения молодой человек не имел права оставаться наедине с девушкой без присмотра родственников до самой свадьбы. А тем более когда он находился в статусе гостя и пока не сделал то, чего от него ждали. То есть предложения.
Капустина нашла сестер с Василисой в малой столовой. Барышни сидели молчаливые, как на поминках. Чай не пили, конфектами не угощались. Зная, что настроение шестнадцатилетних девиц переменчиво, как вода, Фекла Маркеловна не стала донимать расспросами, а высказалась напрямик: в доме приятный молодой человек. Он желает познакомиться с Гаей. С ней надо находиться сестре и Василисе. Сама сваха не будет смущать своим присутствием молодежь.
От волнения Гая стала крутить пуговицу и манжету блузки и тут же оторвала. И не смогла спросить Феклу Маркеловну, кто он и что он. Зато Астра не растерялась, потребовала полный отчет. Капустина ничего не скрывала: чиновник сыскной полиции, младше тридцати лет, хорош собой. Обучался в Московском университет математике да потом ушел служить в полицию. Умен, честен, прямолинеен, правда, излишне сух и строг. Небогат, но за деньгами не гонится вовсе. Чего доброго, не пожелает оставить службу после женитьбы, потому что горд и своенравен. Что Капустина не сочла нужным скрывать: пусть бедняжка сразу знает, какое счастье ей привалило. Родители господина Пушкина давно умерли, из родственников – пожилая тетушка. Поведения исключительно пристойного, женат не был, детей нет…
Выслушав полную характеристику, Астра похлопала в ладоши.
– Изумительно, тетя Фекла… И сестренку продали… Полагаю, матушка с приданым не поскупилась?
– Попридержи язык, милая, – строго ответила Капустина. – Твоего совета не спрашивают. Будешь при сестре. И помалкивай, не смей язык свой змеиный распускать…
Астра присела перед свахой в образцовом книксене, как научили в пансионе.
– Слушаюсь, мадам… Не извольте беспокоиться, мадам…
Фекла Маркеловна горестно вздохнула.
– Пороть тебя надо было по-простому, по-купечески… Не выросла бы такой. – Тут она обратилась к Василисе. – На тебя надеюсь, будешь за старшую. На этих сорок надежды никакой…
Василиса послушно поклонилась:
– Не беспокойтесь, Фекла Маркеловна, все будет хорошо.
– Тогда отправляемся в Зеленую гостиную, – сказала она и на всякий случай перекрестилась.
Зеленая гостиная находилась рядом с малой, в нее вела одна из дверей. Пушкин осматривал стены, выложенные зеленоватым мрамором, похожим на малахит. Архитектор хотел сделать гостиную в английском стиле, для чего поставил мраморный камин с большим зеркалом над каминной полкой, книжные стеллажи из мореного дуба и глубокие кожаные кресла. Купеческий дух потребовал установить фигуры казаков с копьями и шашками кастлинского литья, золоченые вазы на каминной полке и портреты предков с окладистыми бородами, похожих на персонажей лубка. На каждом портрете – мужчины, женщин отчего-то не было, – Пушкин отмечал фамильный признак породы.
Распахнулась дверь. Капустина, как придворный церемониймейстер, впустила сестер. Астра разглядывала будущего родственника дерзко и прямо, презрительно улыбаясь. Она демонстративно осталась стоять, не присев, когда сваха представила ее, и даже головы не наклонила, показывая полное презрение. Гая хотела присесть, как полагается воспитанной барышне, но у нее предательски подвернулся каблук. Если бы не подхватила сестра и Василиса, полетела бы лицом в ковер. И так стыда не обобраться. Она покрылась пунцовыми пятнами. Василиса была названа компаньонкой.
Усадив девиц, Капустина извинилась, что вынуждена оставить, у нее срочное дело. Фекла Маркеловна пылала гневом не хуже огнедышащего дракона: обе мерзавки окончательно допекли, каждая своим характером. Требовалось успокоить душу рюмкой ликера. Но прежде она осталась подслушать под дверью. До замочной скважины не долетал никакой звук. Она подумала: «Неужели будут молчать, как на похоронах?» и «Может, вернуться?» Но потом плюнула, дескать, пусть сами разбираются, и отправилась на кухню.
Пушкин молчал, поскольку бессовестно рассматривал барышень, что делать не принято. Астра бесстрашно отвечала прямым взглядом, Гая разглядывала платочек, скомканный в руках, Василиса изучала обстановку гостиной.
– Служите в полиции? – спросила она, получив от Астры локтем в бок.
– В сыскной полиции, – ответил Пушкин.
– Чрезвычайно интересно, должно быть…
– Обычная служба.
Астра с Василисой переглянулись: жених вел себя совсем не так, как принято. Комплименты не говорит, никакой учтивости и заискивания перед богатыми невестами. Да что он себе позволяет?
– Разве ловить преступников скучно? – спросила Астра. – В романах это выглядит занимательно.
– В жизни по-другому. Астра Федоровна, позвольте задавать вам вопрос…
Астра так удивилась, что забыла о презрении к будущему родственнику.
– Мне? Вы хотите задавать вопрос мне? Гая Федоровна, – она указала на сестру, – с большим удовольствием ответит на любой ваш вопрос…
