– На подол наступил ботинком?
– И даже не заметил! – обрадовался Зефирчик. – Ну разве я виноват? Она – в слезы, а меня вон за порог…
– Допустим… А вторая?
– Еще смешнее… Понимаешь ли, у нее матушка достаточно молода, к тому же они похожи, как сестры… Да и вообще я платья плохо различаю… А прически тем более…
– Неужели ты сделал предложение вместо невесты ее матери? – не веря в догадку, спросил Ванзаров.
Зефирчик отважно опрокинул в рот бокал клюквенного морса, и только салфетка, подставленная Ванзаровым, спасла его манишку от красного пятна.
– Представь… Ну прямо как в «Ревизоре». Другая бы посмеялась, а эта, глупая, в истерику ударилась… Не понимают барышни комизм момента…
– Допустим, – сказал Ванзаров, стараясь сообразить, как спасти нынешнюю невесту от талантов Зефирчика. Давно не общавшись, он обнаружил, что с годами у приятеля усилились способности создавать бедствия. – Что натворил с последней?
– Вот зачем ты, Пухля, так говоришь, – обиделся Зефирчик. – Я вообще ничего не делал… Пришел, как полагается, в парадной форме… Мне сказали, что она сейчас выйдет… Присел на диванчик, тепло, знаешь ли, хорошо… Меня сморило… Не заметил, как прилег маленько…
– А проснулся на полу, свалившись с дивана, – закончил Ванзаров.
– Ну, в целом все верно, – замялся Зефирчик.
– Неужели газы выпустил?
Зефирчик хмыкнул.
– Я же не знал, что они семейством в гостиную вошли… И такие странные: обиделись… А ведь смешно, как в водевиле, вышло…
В общем, Ванзаров понял, что шансов сделать предложение у Зефирчика не больше, чем трижды выиграть на рулетке ставкой на «зеро». А виноват будет он. Надо предпринимать срочные меры для спасения.
Ванзаров спросил, как он намерен просить руки и сердца. Зефирчик предложил прочитать что-нибудь из «Искусства любви» Овидия или какой-нибудь сонет Данте к Беатриче, или, на худой конец, сцену на балконе Ромео и Джульетты. Причем каждый из вариантов – на языке оригинала. Идея была категорически отвергнута. Ванзаров вынул из кармана сюртука книжку, привезенную из столицы.
– Запоминаешь любое стандартное объяснение в любви, слово в слово, здесь их множество, и точно повторяешь… Никаких выдумок, Овидия и Шекспира…
Глянув на обложку «Полного письмовника для женихов и невест», Зефирчик скривился.
– Ну, Пухля… Это же так по-мещански… По?шло и глупо… Никакого стиля, формы, вдохновения…
– Зато надежно, – отверзал Ванзаров. – Невесте точно понравится. В твоем положении выбирать не приходится… Или свадьба, или голова с плеч… Учи признание…
Тяжко вздохнув, Зефирчик стал шевелить губами и ехидно ухмыляться простым, но таким искренним словам о вечной любви, которые говорят друг другу обычные люди. Не Данте с Джульеттами.
Как раз принесли закуски.
Ванзаров налил рюмку себе и запретил Зефирчику мутить голову водкой. Сам же выпил и вкусно закусил. Сегодня ему требовалось серьезно укрепить силы. Водка укрепляла не силы, но дух. К тому же, несмотря на юный возраст, Ванзаров умел пить не пьянея. Чего нельзя было сказать о Зефирчике, который начинал декламировать Марка Аврелия после второй рюмки.
* * *
К неприятностям Жанна Вейриоль относилась как к булавкам: укололась и забыла. Много лет она имела дела с источниками всех неприятностей, то есть дамами. И не с какими-нибудь приятными, а с капризными, вздорными, плаксивыми и обижающими по любой мелочи. То есть самыми обычными женщинами, которые шьют новое платье, желая выглядеть неотразимыми, а потому нервничают. Кто не знает, что сшить платье куда опасней, чем идти с рогатиной на медведя, тот не владел модным салоном. Мадам Вейриоль умела угадывать вкусы капризных заказчиц и научилась неплохо разбираться в людях.
Нынешняя неприятность сбила маску привычной услужливости ненадолго. Утерев глазки и носик, она уже говорила милые комплименты приставу, до каких мужчины большие охотники. Фон Глазенап был холост, а потому его жена не могла интересоваться салоном. Но дружба с местной полицейской властью никому не мешала. Утешая расстроенного ротмистра, Вейриоль говорила о его талантах так искренне, что фон Глазенап окончательно поверил. Когда из примерочной вышел господин, еще недавно влетевший с улицы как вихрь, она поняла, что неприятности только начинаются. И смело пошла к ним, забыв о приставе.
Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить: предстоит иметь дело с опасным человеком. Тем более – красивым молодым мужчиной младше тридцати. К тому же неженатым, что для любой женщины становится особым вызовом.
Изящно склонив головку, она приветливо улыбнулась Пушкину. Если не сказать обещающе. Что у другой дамы могло показаться развязным, у Вейриоль вышло невинным. У красивой и не слишком старой женщины такая улыбка не выглядит неприличным намеком.
– Господин пристав сообщил мне, что вы из сыскной полиции, – с оттенком почтительности сказала она. – Если бы не обстоятельства, была бы рада столь приятному знакомству… Тем не менее я рада… Позвольте представиться: мадемуазель Вейриоль… Может называть запросто Жанна…
Она протянула ручку для поцелуя. Пушкин и бровью не повел.
– Погибшую барышню зовут Астра Федоровна Бабанова?
От него не ускользнуло, что хозяйка модного салона вздрогнула.
– С чего вы взяли? – ответила она с улыбкой, в которой утопила неловкость. – Избави Бог! Это Тася… Таисия Юстова, моя клиентка… Барышня милая, образованная, но не слишком богатых родителей… Завтра у нее свадьба…
– Ее платье… – начал Пушкин, но его перебили.
– О да, не совсем по ней, но Тася так хотела дорогое свадебное платье в стиле принцессы со стоячим воротником… Прямо по картине из «Вестника моды» шили… Я предлагала уменьшить расходы, но она отказалась… Все-таки свадьба раз в жизни, для девушки такое событие… Вам, мужчинам, не понять…
Болтливость Вейриоль была на руку. Пушкин терпеливо выслушал.
– Расчет за платье сегодня?
– Ну конечно… Таков порядок… Оно совсем готово… И я вам скажу: в нем Тася выглядит чудесно, вы не находите?
– За платье должно быть заплачено сорок рублей?
Мадам не сдержала удивления.
– Впервые за пять лет, что держу модный салон, встречаю мужчину, который разбирается в цене платья. Обычно господа жалуются на дороговизну. Вы поразили меня.
Комплимент Пушкин отставал без внимания. Не надо угадывать, если знать, сколько денег было в сумочке Юстовой.
– Когда мадемуазель появилась у вас в салоне?
Вейриоль задумалась и даже взглянула на большие часы в футляре, качавшие маятник в углу.
– Вероятно, часа два тому…
– Юстова была одна?
– О да, приехала без матушки и дружки.
– Разве так принято? Кто-то должен оценить платье невесты…
– О, вы правы. – Вейриоль совсем не понравилась осведомленность господина из сыска. – Тася – самостоятельная барышня, желала все принять сама…
– С ней были ваши портнихи?
– Нет, – излишне быстро ответила мадам. – Тася экономила, где могла… Она сама надевала платье и смотрела в зеркало…
– Почему закрылась на ключ?
Пряча раздражение за улыбкой, Вейриоль только руками развела.
– Ну, это же девичья стыдливость… Так объяснимо…
– Разве у вас могут появиться мужчины?
– Конечно нет! – излишне резко ответила она. – Тасе хотелось в тишине, быть может, проститься с девичьей жизнью… Выйдя из моего салона, у нее больше не будет случая побыть одной… Я понимаю чувства барышни, не беспокоила ее…
– Куда выходит дальняя калитка сада? – спросил Пушкин.
– На соседний переулок… Но почему вы…
– Кто поднял тревогу и заставил взломать дверь?
Вейриоль была готова к вопросу.
– Уже рассказала господину приставу: такая странная дама в дорожном платье… Пришла, хотела видеть мадемуазель Бабанову… Я предложила ей подождать… Потом ворвалась какая-то девица, стала стучать в дверь примерочной, устроила скандал, убежала… Эта дама стала требовать вызвать полицию… Побежала за городовым, приказала ломать дверь… Потом стала распоряжаться, удивительная невоспитанность… Если она баронесса фон Шталь, так разве ей все позволено?
С этим Пушкин готов был согласиться.
– Вам знакома девушка, что стучала в дверь?
– Не имею чести знать, – ответила Вейриоль, глядя прямо.
– Что она желала?
– Вероятно, подозревала измену…
– Неизвестная барышня предполагала, что мадемуазель Юстова не одна, а с ее женихом. Или с мужем…
– Да это просто какая-то сумасшедшая! – резко ответила Вейриоль. – Поверьте, такие происшествия у нас бывают чуть ли не раз в неделю… Женская ревность не знает преград…
Достав черный блокнот, Пушкин раскрыл чистый лист.
– Опишите ее, составим словесный портрет.
Хозяйка салона оглянулась к приставу, будто ища защиту, но тот был чрезвычайно занят разглядыванием занавесок на окне. Как всегда: когда нужна помощь, от мужчины не дождешься…
– Но как я могла запомнить? Она влетела, стала ломиться в дверь и убежала.
Блокноту не суждено было получить новый рисунок.
– Для чего утюг в примерочной? – спросил Пушкин.
– Вечная необходимость… Иногда шов разгладить, иногда плиссе закрепить…
– Сельтерской водой угощаете клиенток?
Вейриоль простила такую наивность.
– Смотря по клиентке, – ответила она. – Кому чай подаем, кофе, а кому и бокал вина…
– Мадемуазель Юстова заслужила минеральную воду?
– Вы шутите? – Кажется, Вейриоль обиделась. – С какой стати угощать Тасю дорогим напитком? И так ей существенную уступку на работу портних сделала… С нее и того довольно будет…
– Вы уверены, что мадемуазель Юстова в примерочной была одна?
У Вейриоль внезапно заболела голова. Она стала массировать виски.
– Господин Пушкин, у меня модный салон, у меня репутация, о чем вы говорите… Умоляю, прекратите…
Мучить женщин, тем более симпатичных, не входит в обязанности сыска. Пушкин попросил, если мадам вдруг вспомнит или узнает барышню, устроившую скандал, немедленно сообщить ему.
Мигрень тут же отпустила. Вейриоль расцвела.
– Обещаю вам, господин Пушкин… И всегда буду рада видеть вас в нашем салоне… Заглядывайте, если будет желание. – Протягивать ручку для поцелуя она не стала, чтобы не оказаться в неловкой ситуации.
– Позвольте нескромный вопрос?
Глазки Вейриоль озорно блеснули.
– Как могу отказать сыскной полиции? Все, что угодно…
– Заслужили у клиенток какое-нибудь прозвище?
Могло показаться, что вопрос доставил хозяйке модного салона большое огорчение.
– Возможно, за глаза меня называют как-нибудь шутливо, но мне об этом ничего не известно, – ответила она. – Заезжайте почаще, быть может, подслушаете дамскую болтовню…
Пушкин обещал вернуться. Напоследок спросил адрес мадемуазель Юстовой, чтобы не искать. Адрес, куда доставить подвенечное платье, Вейриоль был известен: невеста жила с родителями на Пречистенке, в переулке Сивцев Вражек.
Подошел пристав. Всем видом показывая, как раздосадован, что не проявил служебного рвения, стал обещать, что выполнит переданные через Вановского поручения. Тело доставит в участок, доктора Преображенского вызовет, собранные сыском улики будут храниться в целости и сохранности. Кажется, фон Глазенап решил не оставлять о себе дурного впечатления. Пушкин спросил, где проживает сваха Капустина. Почтенная дама приставу была известна. Он назвал частный дом в Мароновском переулке. Тут неподалеку…
Выйдя в сад, Пушкин нашел клочок бумаги, приколотый на перилах крыльца булавкой так, что нельзя не заметить. Торопливым почерком было написано: «Даже если ошиблась и Астра Федоровна не погибла, это ничего не меняет. Они все равно не откажутся от своих планов. Я должна спасти ее и других невест. На ваши вопросы ответы ищите сами. А.К.».
Записка источала тонкий, ни на что не похожий аромат. Пушкин осторожно вдохнул его и закрыл глаза от удовольствия. Этот запах он вспоминал и нигде не мог найти. Так чудно пахла единственная женщина во всем мире. Которая не могла послушно дожидаться в саду, проникла в примерочную и подслушала под дверью. Чего и следовало ожидать. Бедняга Вановский не смог помешать защитнице невест. Она только улыбнулась – он и пропал. Еще лист и чернила выдал ей для записки… Не его вина, такая кого угодно обаяет.
Ну, почти кого угодно…
* * *
Воспоминания были свежи и не скоро забудутся. Портье Сандалов настрадался достаточно. История в декабре прошлого года чуть не стоила ему места, и того хуже – мог за решетку загреметь. Урок пошел впрок. Поддаваться соблазну легкой наживы запретил себе категорически. Служба портье знаменитой гостиницы дороже денег. А потому со старой знакомой Сандалов был настолько любезен, насколько же боялся ее. Он не только предоставил отличный номер на третьем этаже, поклялся на любые расспросы отвечать, что баронесса фон Шталь у них не проживает, но и пошел еще дальше: отказался брать плату за проживание. Ну какие могут быть счеты между старыми друзьями? Тем более если старый друг, то есть подруга, не рассказала сыскной полиции о мелких делишках портье. Подарок Агата приняла без особых благодарностей. Ее молчание стоило значительно дороже.
