Александр Холин "Кристаллы Иркамы"

в этом смачном переходе
боли, сумраков и бед?
Неужели спозаранку
разлилась по небесам
кровь убитых и подранков?..
А кого – не знаю сам.
Но навряд ли эту смуту
враг затеял с леганца.
Выстрел – каждую минуту,
и расправа до конца.
Не судите люди строго
русских злых писарчуков.
Мы же ходим все под Богом
лишь без рамок, без оков.
Ни к чему влезать на танки,
но поэт – всегда поэт!
И наутро спозаранку
льётся кровь на Божий свет.

17.07.1918 г., или Смутное время Екатеринбурга

Одичалые люди.
Дни Гражданской войны —
ежедневные будни
обнищавшей страны.
Межсемейные розни,
восемнадцатый год.
Из-за дьявольской козни
веселится народ.

В тополиной пороше
под берёзовый всхлип
милый мальчик Алёша
за Россию погиб.

Кто-то ляжет на плаху,
кто-то пьёт без конца,
разрывая рубаху,
убивает отца.
Арфы порваны струны,
в храме кру?жится взвесь.
Миром правят коммуны,
да плебейская спесь.

Эта тяжкая ноша
под берёзовый всхлип,
а царевич Алёша
за Россию погиб.

У реки Смородины

Рожали в муках нам века
скрижали Нового Завета.
От слёз дрожали облака.
Рука Творца творила это.
Но где-то выстрелы?!
Расстрел!
Шестую Заповедь убили.
Подумай, сколько мёртвых тел —
за жизнь —
мы Богу возвратили?
Убийство вызвало экстаз —
в экстазе верещали суки:
– Пусть кровь Его лежит на нас,
на детках наших и на внуках!
Но каждый день, но каждый час
моленье к Господу:
– О, Боже! За что же Ты покинул нас?!
Вернись, проступки подытожим
и разберёмся:
Кто творил?
Кто наделил нас вольнодумством?
Дрожат скрижали, нету сил
сражаться с дьявольским безумством.
Ах, человек, твои долги
давно прошли в Пасхальном звоне.
Но просишь Бога:
– Помоги!..
а поклоняешься Мамоне.

Простите меня, православные!

Простите мне, что я живой
за наши драки, склоки, смуты,
за поклоненье злобе, мути.
Простите мне, что я живой!
Простите мне, что я не смог
спасти Россию от позора,
от деградации и мора.
Простите мне, что я не смог!
Простите мне, не доглядел,
что Кремль ворами переполнен,
что о победах смутно помню.
Простите мне, не доглядел!
Простите мне, я виноват
за казнь царя и за разруху,
и мне земля не станет пухом.
Простите мне, я виноват!
Простите мне, что я живой
за поклонение Мамоне
в последнем хрипе, крике, стоне.
Простите мне, что я живой…

«Перестук колёс, перестук…»

Моей бабушке —

Екатерине Холиной,

поэту Серебряного века

Перестук колёс, перестук
или звон в ушах, или звон?
Мир давно пронзил тяжкий звук,
тяжкий звук пронзил или стон?
Но беда моя – не беда,
если рядом ты в снег и в дождь.
И в голодный год лебеда
уж не вызовет страх и дрожь.
Уж не вызовет смачный дым
недокуренных сигарет.
Я же был всегда молодым
и умру, поверь, в цвете лет.
Мир опять пронзил тяжкий звук,
и стрела летит вслед за мной.
Перестук колёс, перестук.
Или вой по мне, волчий вой…

«Закипел над Москвой фиолетовый день…»

Закипел над Москвой фиолетовый день,
разбудил полноцветие улиц,
колыхнулась моя придорожная тень,
и вороны под небо взметнулись.
Мы проснулись с тобой в фиолетовом дне.
Что ж ты, милая, смотришь печально?
На Руси не отыщешь спасенья в вине,
и судьба не бывает случайна.
Тайны нет без Творца и творения нет
без Божественной искорки Свыше.
только вижу в глазах твоих пламя комет,
пролетающих в полночь над крышей.
Только вновь осторожная поступь берёз
прокатилась Измайловским парком.
Мы любили друг друга взахлёб и всерьёз,
а теперь мы не свечи – огарки.
Обожжённые вскользь фиолетовым днём
под весёлые звуки свирели,
мы с тобой мотыльками неслись над огнём,
но пока от любви не сгорели.
Но пока ещё слышен метронома звук
и стремление к небу и звёздам.
Наш полёт превращается в замкнутый круг,
и я снова дарю тебе розы.

«Обрывки грязных словоблудий…»

Обрывки грязных словоблудий,
как птицы реют надо мной.
И ноты солнечных прелюдий
пронзает тяжкий волчий вой.
Ищу покой, но вместе с потом
исходит злоба из меня.
Я стал советским идиотом,
и всё прошу:
– Огня! Огня!
На грани небыли и были
я распластался в небесах
в клубах слепой вселенской пыли,
но вижу свет на полюсах
не мной погубленной планеты,
не мной распятого Христа.