Признаюсь, это был мой «Момент Гиннеса». Я подумал: могла ли она? Сделала ли она это? Почему бы и нет? Женщина из рабочего класса. Она бросила школу в двенадцать. Стала матерью. И победила фармацевтическую компанию. Фантастика. Но после некоторых размышлений мой восторг поутих. Она не просто победила. Ее дело повлияло на выбор других семей, которые пытались оценить преимущества и риски вакцин. Кроме того, я был журналистом. Я не был участником кампании против прививок. Я верил, что должна победить истина.
Итак, я копнул немного глубже. На самом деле меня ждал год работы. И я обнаружил реальных людей и конкретные факты, что позволило мне, журналисту, высказать иное мнение, отличное от решения Верховного суда.
Невероятно, но история Маргарет тоже началась с доктора, врача лондонской больницы. Он опубликовал свое исследование в медицинском журнале, и на эту статью разом набросилось и телевидение, и пресса. В журнале была приведена серия случаев, когда у детей в течение 14 дней после АКДС развивались неврологические проблемы. Эпидемия страха охватила земной шар.
Но это был не Уэйкфилд. Доктора звали Джон Уилсон. Он работал детским неврологом-консультантом в госпитале для больных детей на Грейт-Ормонд-стрит в Лондоне – в одном из лучших педиатрических центров мира, расположенном в 5 километрах от Royal Free в Хэмпстеде. Журнал был среднего ранга – Archives of Disease in Childhood, а паника в СМИ была запущена в шоу под названием This Week. В Великобритании на тот момент было всего три телеканала. Я заказал это видео и не раз его просмотрел.
– Довольны ли вы тем, что нашли связь между вакциной от коклюша и повреждением мозга? – спросил в апреле 1974 года репортер This Week Уилсона, который был одет в розовую рубашку с большим воротником и массивные очки. Его бакенбарды были аккуратно подстрижены до уровня челюсти.
– Лично я удовлетворен, я видел много детей, у которых, очевидно, имелась связь между тяжелым заболеванием, сопровождавшимся припадками, потерями сознания и очаговой неврологической симптоматикой, и прививкой, – ответил невролог.
– Что вы имеете в виду под словом «много»?
– Ну, за время моего пребывания здесь, то есть где-то за восемь с половиной лет, – вспоминал он о своем стаже работы на Грейт-Ормонд-стрит, – лично мне встретилось около восьмидесяти пациентов.
Уилсон был современником отца Уэйкфилда, Грэхема, и они оба считались первыми среди равных. Его черные волосы были уложены маслом, на рукавах блестели запонки, а его скрупулезный и вялый тон напоминал проповедь не сильно убежденного в своей правоте христианского епископа.
Уилсон заинтересовался иммунизацией в самом начале своей карьеры, еще до того, как была побеждена натуральная оспа. Англия начала борьбу с этой болезнью, и в конце XVIII века врач Эдвард Дженнер изобрел «вариоляцию», которая считается первой настоящей вакциной. Вскочив в последний вагон, в 1960-х Уилсон помогал адвокатом требовать возмещения ущерба от прививок. Он опубликовал свою статью про АКДС в январе 1974 года, за три месяца до того самого выпуска This Week. За 24 года до исследования Уэйкфилда Уилсон с двумя стажерами – немкой Марсией Куленкампф и бразильцем Хосе Саломао Шварцман – заняли четыре страницы в Archives.
«В период с января 1961 года по декабрь 1972 года в лондонском госпитале для больных детей было осмотрено около 50 пациентов. Их неврологические заболевания, вероятно, были вызваны прививкой АКДС, – поясняет Уилсон в тексте. – У 36 детей были получены адекватные данные о клинической манифестации. В исследования были включены только те пациенты, неврологические симптомы у которых возникли в течение 14 дней после вакцинации АКДС».
Уилсон заставил двух своих младших сотрудников обыскать архивы больницы в поисках записей, касающихся вакцины. Затем он использовал выбранный им самим двухнедельный срок для определения жертв вакцинации. «Это было очень наивное исследование», – сказал Шварцман более сорока лет спустя, когда я приезжал к нему в Бразилию.
До телетрансляции 79 % детей в Англии получали АКДС. Но к 1978 году, после фурора в газетах, этот показатель упал до 31 %. Последовало судебное дело. Я обнаружил сообщения о массовых процессах в Канаде и Соединенных Штатах, о двух – в Лондоне. Оба проводились под председательством Стюарта-Смита, судьи-виолончелиста. Именно эти дела преподали мне несколько жизненных уроков, которые позже помогут докопаться до правды в дурно попахивающей истории Уэйкфилда.
Первое лондонское дело об АКДС касалось мальчика с отклонениями в развитии. Его звали Джонни Киннер. Согласно показаниям его матери Сьюзен, в ночь после укола у него было пять или шесть припадков. Потом они случались каждый день. В дневниках врач отметил ряд легких недугов, и в амбулаторной карте не было обнаружено ничего серьезного.
Мать солгала. Сцена была трагичной. Сьюзен рычала на суде, как львица, защищающая своего детеныша: «Видите, вы сейчас пытаетесь меня запутать. Вы пытаетесь меня запутать». Но это было не так.
Стюарт-Смит постановил, что мать «не говорила правды», и ее собственный адвокат признал это. «Любой, кто присутствовал в суде и заслушивал свидетелей, видел расхождения между показаниями и медицинскими записями. Нет сомнений в том, что перспективы дела фактически равны нулю», – обратился он к судье в мае 1986 года.
Затем прошло второе заседание по делу Сьюзан Лавдей, девочки с проблемами развития. Однако на этот раз родителям не разрешили давать показания (из-за страха второго коллапса, с огромными затратами и задержками), пока ученые не сделают собственные выводы. В частности, в рамках этого дела была проанализировано британское исследование, в котором сообщалось, что «приписываемый риск» необратимого повреждения мозга после АКДС составляет 1 случай на 310 000.
Это исследование (названное Национальным исследованием детской энцефалопатии) длилось три года, включало 2 миллиона доз АКДС и было самым масштабным в мире. На него будут ссылаться в технических паспортах вакцин по всему миру.
Но когда судья приступил к работе, он обнаружил, что расчет конечной цифры был сделан только на основании семи ключевых пациентов. Итак, проигнорировав возражения исследователей, он заказал записи о семи детях и изучил их, одну историю за другой. У одного ребенка был синдром Рейе, который никак не связан с вакцинами. У троих было отмечено вирусное поражение. А в оставшихся историях и вовсе были «нормальные» результаты. Итого, относительный риск сократился до нуля.
Стюарт-Смит начал рассматривать другие педиатрические дела и пришел к выводу, что даже самые печальные рассказы не всегда заслуживают доверия.
«Дело 1473: показания родителей не соответствуют с изначальной историей».
«Дело 1509: симптомы появились в октябре прошлого года, эта запись была изменена несколько месяцев спустя на “начало приступов через 24 часа после прививки” на основании новых показаний родителей».
«Дело 1215: Заявление родителей о том, что ребенок был здоров до вакцинации, явно не соответствует действительности».
Он обнаружил мошенничество. Трудно представить, как еще можно все это объяснить. Например, были найдены две распечатки с оценкой навыков детей, в которых баллы необъяснимо изменились. В них были зарегистрированы одни и те же показатели, полученные в один и тот же день. Во второй распечатке баллы были ниже, что позволило отнести некоторых пограничных пациентов к группе заболевших. «Странно. Мне трудно понять, как одни и те же данные могут получить разные оценки», – подчеркнул судья.
Однако хуже всех ситуация была у Уилсона. Стюарт-Смит занялся исследованием, в котором заявлено о трех десятках жертв вакцинации. Судья просмотрел их все. Невролог признал, что у восьми не было связи между вакциной и симптомами. В пятнадцати случаях он согласился, что могла быть и альтернативная причина. Он стоял на своем только у двенадцати пациентов. Из этой оставшейся трети всего в трех случаях было достаточно информации, и даже в них роль вакцины не могла быть доказана. Удивительно, но у некоторых детей, о которых сообщил Уилсон, первые симптомы появились еще до вакцинации. Но самой поразительной в его серии была пара девочек-близнецов, которым не только поставили диагноз генетического заболевания, но и никогда не прививали АКДС.
В это просто невозможно поверить. Мое расследование завершилось почти семью тысячами слов на шести страницах Sunday Times. Я усвоил урок: когда речь идет о жертвах вакцинации, нельзя верить ни родителям, ни врачам. И после того, как я изучил загадочные темы, которые мне никогда больше не понадобятся (от «теста на набор веса мыши» до «принципов Арлвина-Гриффита»), я решил, что эта область исследования слишком сложна, чтобы ею заниматься по сиюминутной прихоти.
Буквально в этот же момент, в пятницу 27 февраля 1998 года, в приемной врача я взял в руки The Guardian и прочел первую страницу статьи из Хэмпстеда. В моем мозгу все еще прокручивалась история с АКДС, а Уэйкфилд уже попал в новости с MMR.
– Вам следует за это взяться, – предложил доктор, когда я уходил.
– Ну уж нет, – засмеялся я в ответ, – ни за что на свете.
8. Первый контакт
Итак, с чего все началось на самом деле? Был ли это телефонный звонок Мисс номер Два, когда Уэйкфилд впервые услышал о проблемах своего «сигнального случая»? Может, точкой отсчета можно считать создание женщиной в алом из Newsnight общества JABS для поиска союзников в борьбе за компенсацию?
Или все началось несколько десятилетий назад, на Грейт-Ормонд-стрит, с исследования другого врача?
Я представлю вам это дурно попахивающее дельце под кричащим заголовком:
Правда
Сначала действительно был телефонный звонок. Но звонили не Уэйкфилду. Он сам связался с британским государственным служащим, мужчиной 46 лет по имени Дэвид Солсбери, высокопоставленным чиновником, контролирующим вакцинацию. Это был довольно безэмоциональный и осторожный персонаж, не склонный к опрометчивости. До получения должности он работал педиатром под руководством невролога Джона Уилсона, и этот опыт сформировал его жизненную позицию.
Он был там, в палатах, и наблюдал приступы коклюша. Он присутствовал при переводе детей на Грейт-Ормонд-стрит, в специализированную детскую реанимацию с аппаратами искусственной вентиляции легких. Дэвид видел, как непривитые младенцы буквально захлебываются кашлем до смерти, когда их несут из машин скорой помощи, как плачут родители, как бегают медсестры. Он слышал рассказы о пациентах, заболевших коклюшем, с неизменно печальным концом. Солсбери видел синдром врожденной краснухи, который может привести к повреждению мозга, глухоте, слепоте и сердечным заболеваниям у младенцев. Ему были хорошо известны ужасы подострого склерозирующего панэнцефалита (ПСПЭ). Это медленная вирусная инфекция, вызванная тем самым вирусом кори. Он поражает мозг спустя долгое время после первоначального заражения. Обычно заболевание манифестирует легкой амнезией, затем следуют обмороки, припадки, кома, вегетативное состояние и смерть. Эта мрачная картина разворачивается за пару лет. Солсбери даже сопровождал Уилсона на встрече с родителями одного из таких пациентов, обреченного маленького мальчика. Им надо было сообщить ужасную новость.
«Я всегда буду помнить, как Джон объяснял им очень нежно и чутко, что их ребенок умрет», – рассказал мне Солсбери по телефону.
На момент звонка Уэйкфилда Солсбери работал в Friar’s House: офисном здании в Elephant and Castle, захудалом райончике со сложным рисунком транспортных линий, расположенном в паре километров к югу от реки Темзы. Здесь функционировало несколько правительственных кабинетов, где занимались пенсиями, социальным обеспечением и другими социальными услугами. Лишь немногие сотрудники могли претендовать на что-то более комфортное, чем офис Солсбери № 388 с видом на парковку.
Все началось за два с половиной года до звонка мисс Два Уэйкфилду и за два месяца до вакцинации сына Джеки – Флетчера Роберта, о чем она позже будет рассказывать в Newsnight. В среду, 23 сентября 1992 года, секретарю Солсбери поступил тот самый звонок, который можно считать отправной точкой всей этой истории.
В то время команда Солсбери начала большой проект – выпуск новой вакцины против Haemophilus influenzae типа b. Сам Дэвид занимался вопросами поставки, общался с фармацевтическими компаниями, устранял препятствия для транспортировки вместе с подрядчиками Министерства здравоохранения и отвечал на бесконечные вопросы врачей.
«На линии доктор Эндрю Уэйкфилд. Медицинская школа Royal Free. Что-то о MMR».
Опять MMR. Солсбери слышал новости о проблемах с ее безопасностью. Всего неделю назад, в прошлый понедельник, Кеннет Кайман, главный санитарный врач, написал буквально каждому доктору в Англии и Уэльсе, что две марки этой вакцины отзываются. Одна называлась Plusarix (британская компания SmithKline Beecham), другая – Immravax (французская компания Pasteur-Merieux). Остается только одна – M-M-R II компании Merck, при условии, что поставки из США будут бесперебойными.
В своем письме Кайман объяснял причину такого решения. Грубо говоря, вирус паротита был слишком силен, и у некоторых детей после этих прививок появлялись симптомы. В MMR все вирусы оставались в живом, хоть и в ослабленном виде. И после введения одной из двух вышеназванных вакцин у пациентов развивался паротит, который, по идее, эти прививки должны предотвращать. Заболевание обычно проявляясь в легкой форме менингита – воспаления слизистой оболочки мозга.
Канада и Япония уже действовали. Британские правительственные лаборатории тем временем определили риск: 1 на 11 000 инъекций. Однако, как подчеркивается в письме Каймана, этот показатель все равно был «значительно ниже», чем риск естественного заражения.
В течение девяти дней Солсбери следил за новостями в газетах, которые каждое утро доставлялись прямо на его стол. Первой была Times, опубликовавшая 140 слов во вторник, 15 сентября. Комментарий был достаточно сдержанным, а поскольку две вакицины были отозваны, общественное беспокойство по этому поводу было минимальным. Солсбери никогда не слышал о докторе без пациентов. И после того как секретарь соединила его со звонящим, который представился грудным голосом и изложил свои мысли, государственный служащий был озадачен. Как Уэйкфилд узнает два с половиной года спустя, когда Мисс номер Два добралась до его места работы, Солсбери не сразу понял причину этого звонка.
Со стороны журналиста было бы неразумно полагаться на воспоминания лишь одного из участников. Так что я в долгу перед Уэйкфилдом, который на двух страницах зафиксировал их беседу. В то время он ждал публикации своей статьи в J Med Virol о вирусном происхождении болезни Крона – той, в которой он сообщил об обнаружении вируса кори и предоставил его микрофотографии.
«Почему мы должны относиться к этому серьезно? У нас очень хороший календарь вакцинации. У нас нет кори», – спросил Солсбери.
Но в тот день во время телефонного разговора Уэйкфилд был достаточно откровенен. Он ссылался на J Med Virol, хотя и признавал, что статья не имеет ничего общего с вакцинами (или, если на то пошло, эпидемическим паротитом или мозгом). Тем не менее он хотел встречи. Более того, он хотел денег.
Если бы я мог разделить экран, как в ранних фильмах Квентина Тарантино, сейчас был бы подходящий момент. Потому что Уэйкфилд был не единственным игроком, который увидел в отзыве вакцин новые возможности.
Наш следующий смышленый персонаж – юрист Ричард Барр, о котором позже будет писать Sunday Times, и чье имя появится на доске объявлений, той самой, которая привлечет внимание Мисс номер Четыре.
Темноволосый, с широко расставленными глазами и особым акцентом, Барр мог сойти за настройщика фортепиано, продавца ковров или хозяина паба с настоящим элем. В возрасте 42 лет его главной претензией на известность было соавторство в книге «Как купить и продать дом: все о переезде». До прекращения поставок двух вакцин его карьеру сложно было назвать успешной. «Юрист по найму. Мелкие тяжбы утром, составление актов в обед, завещания во второй половине дня»», – описывает он свою работу на нашей встрече почти 12 лет спустя.
Он практиковал в King’s Lynn, недалеко от побережья Норфолка, на полпути к восточному побережью Англии. Но, как и в Royal Free, все королевское в King’s Lynn ограничивалось названием. Городок с населением 40 тысяч жителей в значительной степени утратил все свое средневековое наследие. С 1960-х годов здесь ничего не строилось, даже университета не было, что могло бы оживить атмосферу вечеров молодежными посиделками. Тем не менее Барр хотел известности и денег, чего жаждет большинство юристов. И, помимо этого, у него были немалые амбиции. Он хотел передать дело в Королевский суд, национальный храм дебатов. Его отец был юристом, а мать врачом, так что все сошлось: больше, чем чего-либо другого, он желал подать фармацевтический иск.
После первой же статьи в The Times он почуял добычу. Уже через несколько часов Барр общался с журналистами. Восемь лет назад, благодаря удачному стечению обстоятельств, он осуществил передачу права собственности ресторатору по имени Анджела Ланкастер, которая купила бунгало с четырьмя спальнями недалеко от поместья Сандрингем, одного из многих домов королевы, в 15 километрах к северо-востоку от King’s Lynn. Покупка была разовой и не представляла большой юридической ценности. Но его клиентка объявилась снова. В мае 1990 года – за два с половиной года до отзыва вакцин – сын Ланкастеров, 13-летний Ричард, заболел вирусным менингитом. Это случилось после того, как в эксклюзивной частной школе его выстроили в очередь с остальными учениками и сделали прививку MMR.
«Это было ужасно», – вспоминает Анджела об острой фазе заболевания, когда ее сына мучили головные боли и такие симптомы, как фоточувствительность, лихорадка, рвота, ригидность мышц шеи и приступы летаргии. «Они измеряли ему температуру каждые 10 минут».
Женщина спросила Барра о перспективах подать в суд на доктора. Она слышала от другой матери, что врачи общей практики получают премиальные за выполнение планов по иммунизации. Таким образом, по ее мнению, тот, кто провел вакцинацию в школе, получил прибыль от рискованной процедуры.
Первым шагом Барра было запросить юридическую помощь: деньги налогоплательщиков для финансирования людей, которые не могут позволить себе оплатить юриста. В британской системе несовершеннолетние всегда имели право на подобную помощь, поэтому Барр сделал и второй шаг – отправил запрос на заключение эксперта и оформил заявление матери о том, что и когда случилось с ее сыном. Дело выглядело многообещающим, и правительственный совет по юридической помощи оплатит счет адвоката, неважно, выиграет он или проиграет.
Однако через пять недель нахождения в затемненной палате мальчик полностью выздоровел. Он не потерял доход. У него не было иждивенцев. А если уж на то пошло, то у его матери сложилось впечатление, что вакцина даже принесла пользу.
«Вероятно, это изменило моего сына, – сказала она мне, посмеиваясь над мыслью, что, возможно, легкое воспаление обострило его умственные способности. – До 13 лет он взахлеб читал компьютерные журналы. После болезни он сказал, что хочет работать в NASА, забросил их и начал учиться».
Перенесемся в ноябрь 1992 года, когда поставка вакцин была приостановлена. Барр вспомнил случай Ланкастеров. Во вторник Анжела вернулась домой около четырех часов дня и обнаружила сообщение от адвоката с просьбой разрешить сообщить журналистам ее номер телефона. История ее сына стала новостью: идеальный анекдот, позволяющий извлечь максимальную пользу из действий правительства.
Мать сообщила мне, что дала интервью Daily Mail, но журналист прозевал крайний срок подачи статьи. Тем не менее с ней связалась более престижная газета Independent, медицинский редактор которой, Селия Холл, давно занималась борьбой с АКДС. В тот вечер она подготовила не одну, а две статьи. След Барра определялся в обеих. Связь в одной статье была косвенной, возможно, это даже было совпадением, несмотря на то что речь идет о стране с населением 58 миллионов человек. Холл взяла интервью у семейного врача из деревни недалеко от Висбеха, в 20 километрах от King’s Lynn. В Висбехе у фирмы Барра был филиал, а его отец долгое время работал там адвокатом.
Первая статья Холл заняла три колонки на странице номер 2: «Детей привили, несмотря на риск менингита». Семейный врач раскритиковал Министерство здравоохранения за недостаточную скорость реакции.
«Врач-терапевт обвиняет чиновников в том, что они предпочитают затяжные административные процедуры максимальной безопасности». «Они хотят, чтобы MMR II была закуплена до того, как все узнают правду о двух других вакцинах», – считает доктор Дэвид Беван из Аутвела, деревни недалеко от Висбеха, Кембриджшир.
Не самый авторитетный источник, чтобы изречь новость национального значения. Особенно, если учесть признание доктора, что даже такие вакцины лучше, чем ничего. Но Холл, в любом случае, прорекламировала бизнес Барра.
«Ужасный опыт побуждает некоторых родителей обращаться в суд», – гласил заголовок второй статьи в Independent. При этом единственным описанным в газете случаем было дело Ланкастеров. В четырех абзацах речь шла о том, как Анджела планировала подать в суд. Затем следовала гениальная фраза:
«Их адвокат Ричард Барр из King’s Lynn, специалист по делам компенсаций, уже представляет другую семью с севера Англии, чей пятилетний сын остался глухим после менингита, который развился в результате вакцинации MMR».
Барр… специалист по делам компенсации? Тем не менее Холл оказалась пророком. Ибо тогда, в начале 1990-х (до того, как в интернете появилось все, даже меню каждого индийского ресторана), упоминание в газете было той самой приманкой, которая помогала юристам заполучить клиентов. Таким образом, едва не забытый всеми правовед выиграл контракт у юридического совета и начал представлять семьи, которые подавали в суд на врачей и производителей MMR
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66646748&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
1
«Большой фармой», или «биг фармой» (от английского «Big Pharma», или «большая фармацевтика»), называется группа крупнейших международных фармацевтических компаний, штаб-квартиры которых расположены в основном в США и Европе и которые занимаются изготовлением лекарств и медицинских препаратов. Компании «большой фармы» имеют ежегодные обороты в сотни миллионов долларов.
