Воскрешение секты
Мариэтт Линдстин
Крафтовый детектив из Скандинавии. Только звезды
София Бауман бежала из зловещей секты, обосновавшейся на Туманном острове, и рассказала правду о ней всей стране. Лидер культа, Франц Освальд, был осужден за жуткие преступления, творившиеся за высокими стенами его усадьбы, и попал за решетку. Но с помощью своего адвоката, беспринципной женщины, по уши влюбленной в него, он начинает плести сети зловещего плана мести тем, кто упек его в тюрьму. И один из самых главных пунктов в нем – проект «София Бауман». Это воистину адский план – превратить ее жизнь в бесконечный кошмар. Неужели София думает, что разорвала оковы вероучения, призванного спасти мир? Неужели она всерьез решила восстать против нового Бога? Тогда она заблуждается. Смертельно заблуждается…
Мариэтт Линдстин
Воскрешение секты
Mariette Lindstein
Sekten Som Ateruppstod
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Mariette Lindstein 2017, by agreement with Andrew Nurnberg on behalf of Enberg Literary Agency AB
© Колесова Ю.В., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022
Пролог
И опять ей приснился кошмарный сон. Сердце отчаянно колотится, кожа покрывается по?том. Тело кажется тяжелым и безжизненным, никак не вырваться из удушливых объятий сна… Но вот она все же разрывает его путы и просыпается с испуганным возгласом.
И тут же ей кажется, что она попала куда-то не туда. Чего-то не хватает – нет того облегчения, когда глаза видят свет, вещи в комнате. Полная тьма. Никаких контуров или теней. Запах земли и плесени; сквозняк, как из открытого окна.
С телом что-то не так. Затылок и веки свинцово тяжелые. Тошнота, головокружение. Мозг отказывается работать, не может собрать все воедино. С каждым вдохом грудь сдавливает от смутного страха, но это ощущение проскальзывает, ни за что не зацепившись. Во рту сухо, глаза словно засыпаны песком. В памяти пустота. Некоторое время она борется с этой пустотой, потом возникают образы. Кровать в квартире. Вино, вялость. Рука, ложащаяся ей на лоб. «Расслабься!» Потом комната поблекла, исчезла. Много времени спустя – краткий миг просветления. Покачивание, крики чаек. Быстрый взгляд вверх – и она видит туман, повсюду туман. Укол в бедро – и все снова погружается в темноту.
Внутри все обрывается. Осознание. Она не хочет впускать эти мысли. Не хочет понимать, что произошло. Однако понимает. Где-то в глубине души она всегда боялась, что ее везут именно туда.
Поток света, устремившийся в комнату, когда открылась дверь, пробуждает слабую надежду, – но тут она слышит хорошо знакомые шаги. В воздухе повисает запах его одеколона. От его близости все тело начинает дико чесаться. Возникает импульсивное желание вскочить и бежать – настолько сильное, что замирает дыхание. Но тут что-то до боли сдавливает грудь. Дыхание затрудняется, вся сила утекает из мышц. Сердце бьется тревожно и неровно. Перед глазами начинают плясать черные точки.
Его голос звучит спокойно и доброжелательно:
– Добро пожаловать! Ты вернулась.
У него за спиной с громким стуком захлопывается дверь.
София испускает звериный вопль. Крик рождается, как щекотание в нёбе, поднимается из легких, водопадом хлещет из горла и достигает такого крещендо, что закладывает уши.
Потом становится тихо – теперь в темноте только он и она.
Записки
Следственный изолятор, Гётеборг
Из пепла ты восстал, пеплом снова обернешься.
Птица феникс сжигает себя на костре, из которого возрождается новая птица, моложе и сильнее прежней. Она живет пятьсот лет, а затем уничтожает сама себя в величественном ритуале. И возвращается в еще более могущественном обличье.
Парит высоко в воздухе.
Озирает острым взглядом убогий ландшафт земли.
Своей ослепляющей красотой она пробуждает страсть и бесконечное вдохновение.
Как птица феникс, сумею я возродиться, и возродится то, во что я верю.
Все, к чему стремится человек, есть здесь, во мне.
Толстые бетонные стены, запах дезинфекции, грязные углы и дохлые мухи в плафонах вокруг ламп.
Все это меня не затрагивает. Лишь заставляет меня увидеть возможности, которые не снились мне в самых мрачных кошмарах.
Я могу переноситься во времени и пространстве над этой убогой лачугой и озирать все свысока.
Этот краткий миг заточения – всего лишь один удар в бесконечном пульсе вечности.
Всего несколько месяцев – и я вернусь, сильнее и могущественнее прежнего.
Я уже тоскую по ней.
По едва уловимому запаху духов от ее кожи. По завиткам волос, которые выбивались из косы и спускались на ее белый затылок.
Мягкий абрис ее лица.
Как у нее дрожали уголки губ, когда она выходила из равновесия. Грозные тучи, порой мелькавшие в ее глазах.
Зевки, которые ей не удавалось подавить. И то, как забавно она произносила: «Да, сэр!» – совершенно неискренне.
Вся эта дерзость, которую мне не удалось усмирить.
Я всегда славился как мастер деталей, и те детали, из которых состоял ее целостный образ, выглядели неотразимо. Она была так очаровательно бесхитростна…
Я чувствую, как сердце начинает стучать сильнее, когда я думаю о ней.
Во мне живет также гудящий гнев, с которым я не могу справиться. Но когда мне это удастся, я спроецирую на нее всю собранную силу. Я погружаюсь в эту мысль и какое-то время нахожусь в очень темном месте.
Словно я оказался в тени чего-то зловещего.
Но потом думаю о будущем, которое простирается, как паутина, вся в блестящих капельках росы на утреннем солнце.
И вот я слышу шаги. Высокие каблуки, стучащие по бетонному полу. Шаги приближаются.
Я знаю, кто это.
Другое эфемерное существо, которое промелькнет в моей бесконечной жизни.
Анна-Мария Каллини.
О, Анна-Мария, ты себе даже представить не можешь, какие у меня на тебя планы…
Скоро ты появишься в дверях. И я улыбнусь тебе своей самой очаровательной улыбкой.
Представление начинается!
1
Анна-Мария Каллини разложила вещи на оттоманке, ровно и аккуратно. Сверху блузка, ниже юбка. На блузке лифчик, на юбке трусики, чулки стей-ап[1 - Вид компрессионных чулок.] расправлены по всей длине. Она достала туфли, повесила на вешалку пиджак. Поставила на стол сумочку. Некоторое время придирчиво озирала все это. Узкая прямая юбка серо-стального цвета от «Армани», белая блузка, серый пиджак от «Прада» и красная сумочка от «Луи Виттон». Туфли от «Маноло Бланик» со стальными каблуками. Во время последней поездки в Нью-Йорк на все это было потрачено не меньше пяти тысяч долларов. Однако сейчас при виде всей этой одежды Анна-Мария почему-то чувствовала себя дешево. Словно он в состоянии видеть ее насквозь сквозь этот дорогостоящий фасад. Что ж, по крайней мере, она подготовилась к завтрашнему дню… Ощущение стресса улетучилось.
Откинув с кровати покрывало, Анна-Мария залезла под одеяло и со вздохом легла на спину. Если б только она могла заснуть! Ей необходимо выспаться, чтобы завтра хорошо выглядеть. Она поставила будильник, еще раз убедилась, что сигнал включен, и погасила свет. Ей хотелось, чтобы ночь поскорее прошла… снова увидеть его. Некоторое время ей пришлось бороться со своим нетерпением, прежде чем удалось расслабиться. Потом Анна-Мария унеслась мыслями в тот день, когда они впервые встретились. Задержалась там, как обычно… По коже забегали мурашки, внизу живота запульсировало. Она запустила палец в трусики и удовлетворила сама себя, но даже это не помогло.
* * *
В их первую встречу Анна-Мария села в лужу – ее трясло, колени подкашивались… Однако больше такое не повторится. Это произошло до того, как она смогла хоть как-то закрепиться перед натиском шторма по имени Франц Освальд, ворвавшегося в ее жизнь. Однако ее не покидало чувство, что с ней что-то происходит. В голове настойчиво зудел какой-то голос. Стальная женщина, никогда не отступавшая ни на миллиметр в зале суда, строго отчитывала жалкую курицу, в которую Анна-Мария превращалась перед Освальдом.
Все началось еще раньше, когда Анна-Мария читала материалы дела и увидела среди бумаг его фотографию. Какой взгляд! Конечно, она и раньше видела его портреты в газетах – фотографии Освальда красовались на витринах каждого газетного киоска. Но теперь, когда ей выпало представлять его интересы, он стал гораздо ближе.
Еще до первой встречи ее тянуло к нему как магнитом. Это продолжалось в машине по дороге в изолятор: головная боль, не проходившая от постоянного напряжения, словно предупреждающий о чем-то шепот на периферии сознания…
Едва она открыла дверь в помещение для встреч в изоляторе, из ее легких словно разом выкачали весь воздух. Освальд сидел, вытянув перед собой длинные ноги. Темные волосы рассыпаны по плечам, отчего он выглядел совершенно бесподобно. В воздухе разлился аромат его одеколона, подавляя запах моющего средства, поднимавшийся от пола.
Анна-Мария сделала пару шагов вперед. Ощутила внезапную слабость и взялась рукой за спинку стула. А затем последовал момент, который она могла вспоминать до бесконечности, – ткань футболки натянулась на его широких плечах, когда он поднялся. Ее взгляд задержался на его роскошном торсе – и никак не мог оторваться от него. Она чувствовала себя в полной растерянности, в то время как в голове пронеслась неприятная мысль. Что-то о профессионализме и необходимости соблюдать дистанцию в отношении клиента.
Когда она села, он все ей объяснил: как они совершат это путешествие вместе. Процесс, срок в тюрьме, если таковой вообще будет, – а потом встретятся в более интимной обстановке. Это он пообещал. И еще астрономическая сумма вознаграждения, которую Освальд небрежно упомянул мимоходом. От этой суммы у нее чуть не остановилось сердце. Она никак не могла сосредоточиться. В ушах шумело, в подмышках выступил пот, во рту пересохло.
– Всё в порядке? – встревоженно спросил он.
– Да-да, просто… Вероятно, я немного простудилась.
– Не думаю.
– Что, простите?
– С тобой произошло нечто другое.
– Не понимаю.
– Думаю, ты все прекрасно понимаешь. То, что чувствуешь сейчас, ты не сможешь испытать ни с кем другим.
