Ханна кивнула утвердительно.
– Такая сложная конструкция, однако!
В нашей школе для девочек Ханна слыла самой непросвещенной и дремучей в вопросах секса. Пока все ученицы с усердием штудировали книжку «Радости секса», которая передавалась из поколения в поколение школьниц нашего закрытого пансиона (в целости и сохранности, ни одна из страниц не была заляпана ничем липким, ведь это же не мужская школа), Ханна в ужасе отворачивалась, если видела иллюстрации, на которых в причудливых позах изображались бородатый мужик с не менее волосатой партнершей. Мы с интересом изучали рекомендации в журнале More по поводу модной позиции на неделе, а также следовали советам из Cosmo поближе познакомиться с помощью зеркала со своими дамскими прелестями, на что Ханна неизменно твердила, что она читает в этих журналах исключительно статьи о моде, а не какие-то экзотические непотребности. Поэтому я не удивилась, когда в сорокет Ханна заявила, что вибратор для нее является сложным техническим прибором.
– А что там сложного? – мягко поинтересовалась я.
– Ну, к нему прилагается пульт управления! – шепотом продолжала Ханна. – Ума не приложу, зачем пульт нужен? Ведь когда вы занимаетесь сексом, вы же находитесь рядом друг с другом, а не так, что один на первом этаже, а другой на втором? И потом, если ты наедине с вибратором, то зачем тогда пульт управления? Для чего он нужен?
– М-м, трудно сказать, – согласилась я. – Хотя, когда ты наедине сама с собой, наверно, удобно держать пульт и видеть все кнопки, вместо того чтобы извиваться как змея и искать нужную кнопку. Да и с возрастом гибкость связок и подвижность суставов снижается, знаешь ли. Поэтому, наверное, столько пожилых дам ходят на йогу – у них небось в спальне вибраторы старой модели без пультов управления, а новые они не торопятся покупать, потому что раньше вещи делали добротные, на века!
– Просто сперва надо нажать кнопку «Вкл», и все! – продолжала настаивать Ханна.
– Ну вообще-то да, это же так просто. А я-то надеялась, что разгадала загадку, почему так много восьмидесятилетних старух корячится на йоге, – разочарованно протянула я.
– Ой, даже думать не хочу про всех этих Глэдис-Дорис с их добротными дилдами, – отозвалась Ханна. – Вот ты все знаешь, я лучше у тебя спрошу, а то гуглить боюсь. На пульте так много кнопок, для чего они все нужны? В инструкции ничего не сказано.
Да благослови господь Ханну. Она, наверно, единственная, кто внимательно читает и разбирает инструкцию по использованию вибратора.
– Ну наверное, такое разнообразие кнопок свидетельствует о разнообразии предпочтений людей, – предположила я. – Я думаю, что нужно просто пройтись по ним всем, чтобы понять, какой режим тебе по вкусу. У меня тоже есть такая штука, и принцип работы у нее такой же, как и у елочной гирлянды: перебираешь режимы, пока не наткнешься на тот, от которого у тебя и твоих гостей не случится эпилептического припадка.
– В смысле? – с ужасом спросила Ханна.
– Ну вспомни, приходится же кругами перебирать все режимы на мерцающей гирлянде, пока не поймаешь тот, который не раздражает и хочешь оставить.
Ханна понимающе закивала головой.
– Ну и здесь, видимо, так же. То есть в конце концов ты найдешь то, что тебе доставляет максимум удовольствия, но до этого придется перепробовать все или же бросить все к чертовой матери и пойти смотреть следующий эпизод «Очень странных дел». Но ты, Ханна, говорила, что сильно устаешь, так к чему вибраторы и потуги на секс? Ты думаешь, что Чарли это нужно? А как же ты сама, ты этого хочешь?
– Не знаю я, – жалобно промолвила Ханна. – Я просто хочу, чтобы было как раньше. Мне кажется, вот однажды ночью врублю я эту хреновину, и Чарли так заведется, что забудет себя от страсти, и мы с ним опять будем вместе и, может, поговорим друг с другом, и все станет опять хорошо. Не знаю я. Скорее всего, ты права и нам надо сперва поговорить, а после этого все остальное. Это просто я не могу ничего – у всех получается, а у меня нет. И как другие умудряются жить такой насыщенной половой жизнью, а? Вот одна мамочка с занятий «Малыши и музыка» поделилась, что они с мужем устраивают ночь любви каждую неделю и ведут календарь свиданий в Outlook.
– А что, она на занятиях по музыке про это самое распространяется? – удивилась я в ответ.
– Из нее так и прет, – мрачно сказала Ханна. – Аманда просто чудовищное сочетание старого доброго недержания информации с едва сдерживаемым бахвальством. «О-о-о, я так устала сегодня, наверно, ужасно выгляжу. Всю ночь не спала, не могла определиться с выбором ручек для шкафов своей новой немецкой кухни “Погенполь”, а потом еще Марк напомнил, что у нас годовщина, именно в этот день он сделал мне предложение в самом сердце Парижа, в президентском номере легендарного отеля Four Seasons George V, так что пришлось отпраздновать прямо в постели». Она из тех модных мамочек, у которых соевое молоко из грудей льется, а ребенок такой идеальный, что хоть в рекламе памперсов снимай. Я там такая одна. Остальные либо упругие двадцативосьмилетние целлулоидные куклы, которые после родов тут же вернулись в форму, либо мамаши постарше, но с первенцем – так эти изо всех дыр источают благодарность за то, что родили. Одна мне так и заявила, что ее дитя особенное и отличается от моего, потому что своего она зачала с помощью ЭКО. И ни у одной из них нет детей-подростков. Так что на меня с моими жалобами они смотрят как на сумасшедшую, ведь сами они #НаслаждаютсяКаждымМоментом и пребывают в #Благодати.
– Во-первых, Аманду надо заказать, – твердо заключила я. – Есть у меня на примете киллер из Данди?, помнишь, в одном пабе нам о нем говорили. Всего-то триста фунтов! Может, по знакомству мы сможем договориться убрать двоих по цене одной, Аманду и Мариссу заодно?
– Эллен, ну мы это уже обсуждали. Нельзя убивать людей только потому, что они тебя раздражают. Да и вообще, Марисса не такая уж и плохая. К тому же придется ехать в этот городишко, а это далеко. Ты вообще была когда-нибудь в Данди??
– Нет, не была, – ответила я. – Далековато туда ехать. Хотя там, говорят, открыли новый музей дизайна V&A. Мы могли бы туда прошвырнуться на выходные.
– Нет, что ты, – заартачилась Ханна. – У меня и так забот полон рот, еще и в Данди? ехать, чтобы киллера нанимать для Мариссы с Амандой.
– Во-вторых, ты и сама, наверно, догадываешься, что ни одна из этих мамочек не идеальна, как бы они ни тщились это показать. Бьюсь об заклад, что половина из них с трудом сдерживается, чтобы не размозжить свою голову об пол прямо во время занятия музыкой или же не воткнуть себе в уши маракасы, только чтобы не слышать в стопятьсотый раз эту нудную песенку «Намотай катушку на член», но ведь курс занятий оплачен на месяц вперед, так что приходится терпеть. И даже если другая половина мамаш все еще самодовольно считает, что они лучшие родители на свете и вправе осуждать других, то подожди, придет время! О да, наступит то время, когда отпрыски этих идеальных родителей накинутся на них с осуждением и обесцениванием, и вот тогда-то до них дойдет, как они заблуждались!
Я и сама такая же была во время беременности Джейн: тусовалась в супермаркетах, толкала впереди себя тележку со всякой вкусной модной снедью, самодовольно поглаживала себя по животу и метала осуждающие взгляды на родителей с визжащими малышами, рвущимися на свободу из продуктовых тележек и колясок, хватающих с полок все, до чего могут дотянуться, чтобы швырнуть этим в других покупателей. Тогда я самонадеянно думала: «Как же не стыдно этим родителям и как это они не приучили своих детей вести себя прилично на людях? Их дети понятия не имеют о личных границах! Вот поэтому-то они так надрываются сейчас. Уж мой ребенок никогда не будет так себя вести! Ведь я ему все доступно и понятно объясню, что, где и как мы делаем. Я ему внушу, что нужно примерно сидеть в тележке, прилично вести себя в кафе, а если ребенку станет скучно, то я всегда найду, чем его занять, и уж никогда не буду затыкать его едой или подкупать сладостями. Ведь дети не собаки – если все время давать еду в качестве поощрения, то они усвоят нездоровые привычки и у них будут проблемные отношения с едой всю жизнь. И уж, конечно, ни при каких обстоятельствах и ни при каких условиях я не позволю своим детям есть эти вредные кукурузные палочки. Это же омерзительно, откровенное издевательство над ребенком!»
Ну а потом родилась Джейн, и с меня это самодовольство как рукой сняло: тогда-то до меня дошло, что бедные родители на самом деле старались изо всех сил, а все дебильные руководства для молодых родителей, что советуют занять чем-нибудь ребенка, поговорить с малышом, объяснить ему, а не ругать, не скармливать в качестве отвлекающего маневра всякую снедь, устанавливать личные границы – все эти тупые книжки были написаны идиотами, которые в глаза не видели живого ребенка.
От этих книг может быть польза только в том случае, если их прочитает твой ребенок. И вот тогда, быть может, ребенок уразумеет, что пока мамуля покупает здоровую пищу, нужно сидеть смирно в тележке и слушать отчаянные причитания мамули: «Смотри, яблочки, ой, какие красивые яблочки, ты же любишь яблочки, да? Ням-ням яблочки, давай, мой хороший, купим яблочек, что скажешь на это, а? Мой маленький, яблочки, да? Вкусные, да? Ну послушай же мамочку, мой хороший, мама изо всех сил пытается с тобой общаться, мама старается слушать и слышать тебя, мой сладкий, да, мама знает, что ты хочешь на улицу, знает, что тебе не нравится в магазине. Но сейчас нельзя вылезать из тележки, сиди смирно, мама же тебе объяснила, помнишь, мы с тобой договорились, когда сюда ехали, что ты будешь слушаться и сидеть смирно, потому что нельзя выпрыгивать из тележки, черт бы тебя подрал, слышишь ты меня или нет? Давай я тебе дам батончик из воздушного риса, может, ты тогда заткнешься, да? Попробуй, м-м-м, как вкусно, какой батончик сладкий, не бросай батончик в людей, черт подери, да что же это такое, поставь на место банку, не бросай сказала, все, все, поставь на место. Кукурузные палочки? Да? Хочешь кукурузные палочки? Господибожемой. Сейчас ты весь в сахарной пудре, знаю, что кончилось, больше нельзя, мама сказала нельзя. Может, хочешь фрукты? Ну-ну, хватит кричать, мама знает, что ты не любишь фрукты, перестань орать, а то вон беременная тетя глядит на нас сычом, и мне приходится делать вид, что ничего не происходит. Вот, смотри, что у меня есть, перестань ты орать, давай уже поедем в отдел с конфетами, мама тебе насыплет шоколадное драже, окей? Да, дам тебе шоколадок. Не трогай оливковое масло, оно же дорогое, холодного отжима, рафинированное, ой ё, и тут эти беременные пасутся, что ты уставилась на меня, леди, подожди немного и у тебя такое будет, подожди, вот разродишься, а у тебя дома туалетная бумага кончится, так что и тебе придется хватать это орущее дитя в охапку и тащиться с ним в магазин, где будешь его яблочками отвлекать, нет-нет-нет, мы не покупаем яблоки, мама знает, что ты не любишь яблоки, да и все фрукты, ведь фрукты – это зло, мама не будет класть яблоки в тележку, что ты, успокойся, аллилуйя, вот и отдел со спиртным».
– То есть третьего ребенка ты не планируешь? – сухо прервала меня Ханна.
– Какого черта? Конечно, я немного тревожусь о том, что я буду делать, когда эти двое отчалят, но, спасибо, нет! И вообще, это же твоя ситуация, а не моя. Что нам с тобой делать?
– Ума не приложу. Мистер Тамбл через пять минут кончится, и я опять потащу своего Конана-Разрушителя домой, а там надо ужин готовить, а то он разорется от голода и начнет мучить кота и пытаться его съесть. Так, по-твоему, вибратор не поможет?
– Мне кажется, если попробовать с Чарли поговорить, то это может помочь.
– Точно такие же советы я в Cosmo вижу: «Хотите придать чувствам остроты? Поговорите об этом со своим партнером, поделитесь с ним своими фантазиями». А как я об этом расскажу?
– Ну, – неопределенно протянула я. – Вытащи эту хреновину и апробируй ее на Чарли. Или пусть он ее на тебе испробует.
– Как на мне? А на Чарли как я ее испробую? Каким образом? Куда? Господи, это что же, мне еще ему туда? – Ханна в ужасе от представленного замолчала.
– Ну, наверно, туда, – сказала я еще более неопределенно. – Не уверена на сто процентов, конечно. Я себе такой приобрела только после развода. Ни с кем его не делила. Но думаю, что в журнале тебе бы посоветовали им воспользоваться именно так. А вообще, загугли, Ханна, что ты как эта!
– Не могу я это гуглить! – в ужасе воскликнула Ханна. – Не могу! Я же забуду удалить историю поиска, а вдруг потом Эмили или Лукас залезут в мой ноутбук за фотографией для моего надгробья и увидят запросы в интернете по типу «Можно ли вибратор засовывать мужчинам в зад?». Ты что! Они же эти психотравмы будут всю оставшуюся жизнь залечивать!
– Ой, в твоей истории поиска наверняка есть что-нибудь и позабористее, – пошутила я.
– Ты о чем?
– Ну, – сказала я, махнув рукой в сторону телевизора. – Есть такие форумы для мамаш, где они фантазируют на тему кувырканий с Мистером Тамблом в постели.
– Что ты, конечно же нет! Нет и нет! – возмутилась Ханна.
– О да!
– Откуда ты знаешь о таких вещах? – с отвращением на лице спросила Ханна.
– Ну я-то женщина одинокая. Мне иногда бывает скучно. Я торчу на Reddit. Там кто-то об этом заикнулся. Я специально ничего не искала и в моей истории браузера ты не найдешь запросов типа «секс-форум Мистера Тамбла», и уж тем более я на таких форумах не сижу. Но судя по постам в Reddit, многие женщины западают на его сексуальные руки, у них это прям фетиш…
Как назло, из телевизора в этот момент Мистер Тамбл выдохнул: «О да!» – мы с Ханной аж застыли от такого совпадения.
– Ващеее! – промолвила Ханна. – Ну, по всей видимости, Мистер Тамбл кончил, точнее, закончился. Слава тебе, господи! Так, Эдвард, собирайся, нам пора идти домой!
После продолжительных уговоров, подкупа, обещаний, заверений, что его уже заждались и папа, и Эмили, и Лукас, а еще пакет кукурузных палочек, а также после применения физической силы, чтобы впихнуть его в автокресло, Ханна наконец-то отчалила с ревущим Эдвардом домой.
Я поднялась наверх и стала стучать в дверь Питера. К моему удивлению, вместо невнятных криков из-за двери он сразу открыл мне.
– Питер! – сказала я, стараясь не выказывать удивления. – На ужин будет паста, окей?
– Да я ваще-то ухожу, – буркнул он. Я с трудом удержалась, чтобы не сказать ему выпрямить спину, убрать патлы со лба, взять у сестры ободок или резинку для волос и разговаривать нормально.
– Ох. И куда?
– Ну типа к Тоби. У него новый Warcraft и мы хотим запилить марафон.
– Кто это мы?
– Типа мы все. Лукас, Олли, Грег, Том, Маркус.
– Кто такие Грег, Том, Маркус? Это Маркус Коллинз, что ли?
– Не.
– А что с ужином тогда? Сэм в курсе, что у него толпа пацанов будет? Он вас кормить собирается? Тебя же надо подвезти? Я тебя отвезу.
– Не, ма, не надо. Я на автобусе, мы с Лукасом договорились там встретиться, – с грохотом спускаясь по лестнице, от чего содрогался весь дом, бросил мне на ходу Питер. По пути он зацепил на кухне две пачки Doritos и вышел.
– Когда тебя ждать? Ханна только что была здесь, ты бы мог с ней поехать и у них дома с Лукасом встретиться, от них бы поехали к Тоби, Питер! ПИТЕР!!!
Питер лишь свысока поцеловал меня в голову и ушел, бросив небрежно «Ма, пока», и даже не удостоил внимания, а уж тем более ответа, ни один из вопросов своей встревоженной мамочки. Мои крики наткнулись на захлопнувшуюся за сыном входную дверь. По крайней мере, успокаивала я себя, он же едет к Тоби, к сыну моего друга Сэма, так что я смогу позже проверить, доехал он к ним или же таскается по улицам с бандой хулиганов. Хотя вряд ли Питер свяжется с бандой, опять-таки успокаивала я себя, ведь по натуре хулиганы – экстраверты и тянутся к разного рода уличным тусовкам, а Питер с рождения не тяготел к социальному общению и долгому пребыванию на улице.
Если вдуматься, то странно получается: я столько времени посвящала тому, чтобы у моих детей была активная общественная жизнь, организовывала для них совместные мероприятия, тщательно подбирала друзей для игр, чтобы там не было заклятых школьных врагов и вредных девчонок. Мне самой приходилось дружить с людьми, у которых были дети, только ради того, чтобы их дети подружились с моими детьми, а потом вдруг в один прекрасный день все закончилось. В том смысле, что мои дети все еще ожидают от меня бесплатных водительских услуг, но о своих нынешних друзьях мне не говорят ничего, и я развожу по домам толпу лоботрясов, в которых не узнаю прежних малышей, лишь иногда кто-нибудь из них поднимет свою лохматую голову над своими здоровенными кроссовками и тогда я смутно угадаю в этом акселерате Ноя Робинсона, которому стало плохо на дне рождения Питера в шесть лет, после того как, объевшись сладкого, он стал чересчур рьяно бегать вокруг стульев. Или же когда одна из гламурных девиц отведет свои выпрямленные волосы от лица и под толстенным слоем контуринга и татуированных бровей (вот не пойму, что все так помешались на бровях?) я угадываю Эллу Уилсон, которая много лет тому назад обмочилась, сидя у нас на диване (и почему мои чада всегда дружат с детьми, которые не могут удерживать в себе жидкости?).
А бывает еще хуже: вот иду я в пятницу вечером в магазин, чтобы купить бутылку вина (лишь одну на все выходные), и понимаю, что девушка на кассе – это Сьюзи Эванс, которая так некстати устроилась на подработку в вечернюю смену в местном универмаге, и я пытаюсь с юмором и шуточками дать ей понять, что винишко покупаю для гостей на выходные: веришь-нет, Сьюзи, и как там твоя мама поживает? А она в ответ только вздыхает и говорит с укором, что не может продать мне алкоголь, так как лицензию на продажу алкоголя дают с двадцати одного года, а продавцу, то есть ей, только семнадцать, хотя покупатель может приобретать алкоголь с восемнадцати. И потом она смотрит на меня с такой жалостью, потому что думает, что две бутылки совиньона и семейная пачка чипсов – это и есть весь мой ужин, чего еще нужно такой старой кошелке, как я, ну и черт с тобой, Сьюзи, может это и есть весь мой ужин, так что иди-ка ты к черту, потому что это ты обкакалась на детском празднике, так что не тебе меня судить, засранка. Ну конечно же, вслух я такого юной леди не скажу. Но ведь потом, когда я сталкиваюсь с мамой Сьюзи на улице, она тоже смотрит на меня с жалостью, и тогда я делаю вывод, что вино надо брать в другом магазине, в котором не работают одноклассники моих детей. Пока не работают.
На протяжении многих лет я была посвящена во все нюансы и подробности жизни своих детей, выслушивала их бесконечные рассказы, что Милли сказала Тилли и что на это сказала Софи, да не та Милли, мама, а вот эта Милли, отвечала на дурацкие вопросы о любимом покемоне и подвергалась критике за то, что у меня неправильный любимый покемон, и всей душой желала, чтобы этот непрерывный словесный понос прекратился хоть на пять минут, и тут ни с того ни с сего он иссякает! Как по волшебству! И от этого становится не по себе.
Сейчас я как мать в каком-то подвешенном состоянии. Я им вроде и нужна, а вроде и не сильно. Мой дом иногда заполняется шумными зловонными голодными существами, но мне не дозволено спрашивать, кто они такие, чем занимаются или же почему они считают нормальным наваливать горой в мусорное ведро упаковки от чипсов, а мне потом разбирай эти завалы как в игре «Дженга». Я им мать, но в какие-то моменты кажется, что они мне совсем чужие. Я ведь знаю про них буквально все, и в то же время кажется, что я их не знаю совсем. В глубине души я понимаю: это оттого, что они и сами не совсем понимают, кто они есть – они все еще в переходном возрасте, переходят от детей, какими были, ко взрослым, которыми когда-нибудь станут, но от осознания этого мне нисколько не легче.
Эта ситуация сбивает с толку. Не о таком я мечтала. Я просто хотела, чтобы они перестали на меня постоянно дуться и ели овощи без капризов и препирательств, давали мне спокойно сходить в туалет и вечером выпить джина с тоником. Пока они были маленькими, мне и в голову не приходило, что это когда-нибудь кончится – каждый день казался вечностью с этими нескончаемыми «Телепузиками», конструкторами Duplo, «Спокойной ночи, малыши!», бесконечными подтираниями грязных поп и несмолкающим визгом. И вот на тебе, наступил конец! Так еще ведь были полчища старушек, что совали нос не в свои дела, поучали тебя именно тогда, когда тебе не до них, и советовали ценить эти моменты, потому что дети быстро вырастают. (Помню, стою я посреди супермаркета с Джейн, которая визжит как резаная, потому что я не разрешаю открыть в торговом зале приглянувшуюся ей бутылку текилы, а Питер у меня на руках срыгивает мне же в бюстгальтер, и меня это все так достало, что я начинаю в голос выть: «Черт, я не могу больше! Боже, как же меня все достало!» И тут эта сердобольная старушка подходит и гладит меня по руке, приговаривая: «Цени это время, дорогуша! Вот они вырастут, и ты будешь скучать по этим денькам!» В ту секунду я еле сдержалась, чтобы не раскроить ей голову бутылкой текилы, что отобрала у Джейн. Столь же непреодолимым было и желание открыть ту бутылку и начать хлестать текилу из горла посреди торгового зала.) Вот чего-чего, а тех денечков мне нисколько не жаль. После того я ни разу не останавливалась посреди супермаркета и не предавалась сладостным воспоминаниям: «Ой, как же было здорово, когда один рядом ковыляет и канючит “Мама купи, мама купи, мама хочу, купи мне это, мама”, а другой прыгает в тележке и пытается из нее выскочить и разбить себе голову о кафель, и чтобы мы потом мчались в травмпункт, в который раз».
Не скучаю я и по вытиранию грязных поп или же отдиранию клея с глиттером со всех поверхностей в доме, как будто тут гарцевал озабоченный единорог и метил своей блестящей спермой всю территорию. Но как-то обескураживает, что ты перестаешь быть центром двух детских вселенных – единственным утешением в любом горе, чудесным спасением от любой боли, неиссякаемым источником мудрости и радости – и вообще перестаешь существовать для своих детей. Хотя время от времени они обо мне вспоминают. Если Джейн опаздывает на последний автобус из города, то я обязана сжать пространство и время и в ту же секунду оказаться рядом на машине, чтобы доставить ее домой, или же если Питер не может найти еду в холодильнике («Я не понял, в смысле прямо под носом?»), или же пошел дождь, а им приспичило куда-то ехать, или же им понадобились деньги, то тут они сразу вспоминают про женщину, которая дала им жизнь, удовлетворяла все их потребности и жертвовала всем ради их благополучия и счастья. Обычно вспоминают они обо мне в самое неподходящее время, именно в тот момент, когда у меня свои планы.
Черт возьми, но ведь иногда они говорят спасибо! Не часто такое случается, но все же. Обычно они воспринимают мою помощь как должное и требуют, чтобы я не смела обращаться к ним, если они в тот момент тусуются со своими друзьями – это для них смерти подобно. А я специально тогда громко зову перед их корешами «моего сладенького пирожочка» и подолгу заверяю, что мамочка их сильно любит. Ведь должна же я хоть когда-то отыгрываться, где компенсации за все мои страдания? Что ты за мать такая, если не можешь злонамеренно и изощренно чмырить своих отпрысков перед их же друзьями.
Однажды я им пригрозила, что в следующий раз, когда их друзья придут к нам в дом, то я буду специально прохаживаться перед ними без лифчика. Только так удалось заставить их прибраться в комнатах и в доме. Да, славная была неделька! Пока до них не дошло, что я блефую и сама ни за что не сниму лифчик перед толпой подростков, так что все быстро вернулось на круги своя. Джейн однажды просто остолбенела, когда я сознательно и намеренно сказала ее подружкам, что я не просто мама, а классная мама. Был у меня как у матери такой триумфальный момент. У Джейн из ушей аж пар повалил, ну и повеселилась же я тогда, смеялась до колик в животе.
Годами мне не хватало времени ни на что другое, кроме детей. «Вот если бы у меня была минутка для себя», – мечтала я тогда. А тут на тебе – не в прекрасном отдаленном будущем, а уже прямо сейчас, со дня на день, такое время придет. Я годами жонглировала столькими задачами, крутилась как белка в колесе, успевала повсюду как супермен, так что даже и не знаю, что я делать буду, когда у меня появится свободное время. Придется остановиться и посмотреть, кем я стала, кто я теперь такая. А что, если мне не понравится та, кем я стала? Что, если я увижу лишь скучную тетку среднего возраста, которая всю жизнь отдала своим детям, а теперь, когда они выросли, у нее ничего своего не осталось и она только и может, что лезть к ним в жизнь? Что, если во мне ничего своего больше нет? Никаких внутренних ресурсов? Были, да сплыли?
У нас на работе полно проектов чисто для освоения бюджета, так, в рамках одной из таких расходных статей наши власть предержащие пригласили консультанта, чтобы провести с нами беседу и убедиться, что все сотрудники – нормальные вменяемые люди без латентных психических отклонений и желания броситься на коллег с дыроколом. В ходе моей беседы был момент, когда консультант попросила меня назвать десять вещей, которые я бы хотела сделать для себя самой.
– Ахаха! – рассмеялась я. – Всего-то десять? Боюсь, что их намного больше, десяткой не обойдемся! Перво-наперво приму расслабляющую ванну. Затем погружусь в чтение и при этом обязательно сделаю так, чтобы дети не мешали моему полуденному отдыху ни лично, ни через эсэмэски, ведь я отправлю их к отцу. А потом… после этого…
– Продолжайте, не торопитесь, – любезно промолвила консультант.
– Ээмм, даже не могу определиться, – соврала я. – Потом я… прям не знаю. – Вообще не знаю, что потом. Господибожемой! А что я потом делать-то буду?!
Консультант заверила меня, что такой ступор вполне понятен, многие сталкиваются с трудностью составить список занятий, хотя первоначально им кажется, что это проще простого. Она посоветовала мне пойти поразмыслить, уделить время самой себе и начать «детокс от стресса». Естественно, я тут же забыла про этот список, потому как дел на работе без того полно, но видно, сейчас пришло то самое время, когда надо составить список дел, которые я хочу сделать для себя самой. Круиз по Нилу, быть может? Хотя если в круизе никого не пришьют, я буду разочарована. Может, отправиться в конный поход? Видела я как-то рекламу такого путешествия, галопом по пустыне до самой иорданской Петры! Но ведь я лошадей боюсь и ездить верхом не умею.
Я продолжала размышлять над списком и одновременно мысленно переставляла мебель и подушки, чтобы скрыть те пятна, что остались на мебели после Эдварда (с винными пятнами мне удавалось справиться быстрее), и внушала себе, что провести субботний вечер наедине с собой – это просто отличная мысль, да и Джейн отписалась, что сегодня домой не вернется, потому как ночует у Оливии. Я воздержалась и не стала просить маму Оливии связаться со мной, чтобы проверить, так ли это на самом деле, ведь Джейн уже почти восемнадцать и ничто не настроит ее против меня больше, чем если я буду перепроверять ее слова. И вообще, она скоро уедет в университет и тогда я совсем не буду знать, что происходит в ее жизни, разве что она сама соизволит со мной поделиться, но молю тебя, Господи, не дай ей залететь или же сесть на иглу до того. Ну, я в том смысле, что не дай ей присесть на наркотики вообще по жизни, а не только до или во время учебы в универе. В любом случае, я надеюсь, что ей удастся поступить в университет, и все зависит от того, как она сдаст выпускные экзамены, а ведь она до сих пор так и не взялась серьезно за подготовку, отмахивается от меня – «Расслабься, мать» – каждый раз, когда я невзначай напоминаю ей, что, может быть, она уже сядет и повторит материал к экзаменам и хотя бы чуть-чуть притормозит с вечеринками наконец?
Я устроилась на диване с бутылкой белого вина и пачкой чипсов, моим питательным и полезным ужином, прикинула, на сколько эпизодов «Ведьмака» меня хватит, пока я не засну крепким сном, и в скольких из них Генри Кавилл обнажит свое тело. Конечно же, такие мысли не политкорректны, ибо объективируют мужчин. И нехорошо думать о Генри Кавилле только как о «зачетном теле». По ходу, мужчинам не нравится, когда их объективируют – такая мысль прослеживалась в интервью с актером Эйданом «Долой рубаху, капитан Полдарк» Тернером. Но мне кажется, что после всех лет, что я слышала от мужиков грубое «Покажи сиськи, телка!» и вынужденно улыбалась на такое хамство в реальной жизни, я заслужила право позалипать на крепкое мускулистое тело хотя бы на экране, и пусть это станет очередным ударом по патриархату и двойным стандартам. Если на то пошло, мужчины в долгу перед нами за то, что абъюзили нас, женщин, на протяжении тысячелетий, и мы, женщины, заслужили право объективировать их сейчас так же долго, как и они нас. Лишь спустя много веков мы будем с ними квиты и согласимся, что нельзя сводить личность лишь к кубикам на животе и увесистому прибору.
Я уставилась на свой телефон и подумала, а хватит ли у меня духу, чтобы позвонить своей матери, как и полагается любящей дочери. Решила, что не хватит. В данный момент все наши с ней телефонные разговоры сводятся к тому, что она подробно, в мельчайших деталях расписывает, каких первоклассных репетиторов Джессика наняла для своих наичудеснейших, наиталантливейших чад, особенно для Персефоны, первенца-золотца, несравненной, единственной внучечки, которая претендует на сто баллов из ста, которая затмит всех в Кембридже, как и ее мать Джессика в свое время, после чего ей прямая дорога в юные премьер-министры. Мама с Джессикой лишь фыркнули на мое замечание, что вообще-то средний возраст для премьер-министров в этой стране пятьдесят с лишним лет (а что такого, я загуглила), и после трех лет экстерната в университете, предположительно, Персефоне понадобится уложиться в три года, чтобы найти округ, от которого избираться, и провести предвыборную кампанию, и вот только тогда она сможет стать премьер-министром и, возможно, побьет рекорд, установленный в начале девятнадцатого века Уильямом Питтом-младшим, который стал премьер-министром в двадцать четыре года. Джессика что-то вякнула, что они сдадут все экстерном и наймут еще больше репетиторов, хотя сама Персефона умоляла своих родителей позволить ей отдохнуть после школы, взять год на передышку и говорила, что она не хочет становиться премьер-министром и заниматься политикой, да и в Кембридж ее тоже не особо тянет, ведь ее больше привлекает Манчестер.
Я очень надеялась, что в вечернем эпизоде «Ведьмака» будет еще одна жаркая сцена в бане, но тут позвонил Саймон. Я сразу забеспокоилась. Обычно Саймон всегда общается текстом, а если он начинает звонить, значит, случилось что-то серьезное.
«Ну ведь вечер субботы, Саймон! – ругнулась я про себя. – Не мог ты подождать до понедельника, когда я буду на работе разгребать очередную кучу и твое сообщение погоды не испортит? – Почему-то я даже мысли не допустила, что его известие может касаться наших ненаглядных деток, ведь тогда по-любому мне придется спешить им на выручку, но в таком случае они бы сами мне позвонили, хоть я им и все время внушаю, что у них два родителя, которым они могут звонить в случае необходимости / просить о помощи / требовать поддержки / подбросить куда-либо / внести залог (до внесения залога не доходило еще, пока. Интересно, требуется ли вносить залог за несовершеннолетних?)»
Пришлось ответить. Взяла трубку и довольно сухо сказала:
– Привет, Саймон. Что тебе надо?
– Э-э, ну это, я подумал, не хочешь ли ты сегодня вечером со мной поужинать? – радостно спросил Саймон.
– В смысле? В ресторане? – с подозрением ответила я вопросом на вопрос, на случай, если он намеревался нагрянуть в гости и загипнотизировать меня, чтобы я начала варганить на скорую руку «простенькую» лазанью, ведь, по его мнению, лазанью готовить – раз плюнуть. Вот реально, убежденность одного из супругов, что готовить лазанью – легко, должно быть внесено в список причин развода как непристойное поведение!
– Ну да, в ресторане! В итальянском, например?
– Полагаю, если ты приглашаешь, значит, ты и платишь за ужин? – выясняла я все детали. На дворе, может быть, и двадцать первый век, и я безусловно считаю себя сильной независимой современной женщиной, но ужин на халяву – это ужин на халяву, особенно с учетом всех тех многочисленных поганых лазаний, что мне пришлось готовить в браке с Саймоном, так что он мне должен.
– Ну разумеется! Ну так что, ты за? Мне просто нужно кое о чем с тобой переговорить.
Ах, вот оно что. Ему что-то от меня нужно. Либо он хочет, чтобы я приглядела за их колченогой кошкой, пока они с Мариссой будут на парном ретрите прохлаждаться (хотя вряд ли, подозреваю, что Марисса мне не доверит свою ненаглядную киску), либо он сейчас объявит, что у Мариссы будет ребенок или что они решили пожениться, или и то и другое вместе. Однако они не могут с ней сейчас зарегистрировать брак, ибо мы с ним еще юридически не оформили наш развод окончательно. Ах, вот оно что! Развод! «Эллен, дорогая, замечательная Эллен, такая милая и покладистая, самая лучшая бывшая женушка, давай уже покончим со всей этой бумажной волокитой! Избавь ты меня, пожалуйста, от всех этих юридических условий, что связывают нас, освободи ты меня от этих пут, которыми я был привязан к тебе на протяжении стольких мрачных, нудных, отупляющих лет, избавь меня от себя, пусть все останется лишь грустным воспоминанием, забудем все, ведь у меня теперь есть светящаяся, лучащаяся, блестящая Марисса, с ней я чувствую себя самым счастливым мужчиной на свете, она осчастливила меня своим согласием стать не только моей женой, но и матерью моего ребенка, для которого я, наконец, стану настоящим отцом, а не буду как с предыдущими детьми вечно уставшим после работы, спихивающим все на твои плечи, потому как это материнская работа, но сейчас благодаря Мариссе, нашим парным ретритам и семейной терапии на меня снизошло, я преисполнился и стал новым человеком, который уже не залипает в телик и не смотрит тупых “Махинаторов”, так что эти благословенные дети от нашего с Мариссой чудесного союза вырастут замечательными и завидными наследниками, которые всегда буду послушно есть овощи и слова плохого при этом не скажут!»
– Эллен? Эллен, ты там еще? Что молчишь? – прервал мои мысли Саймон.
– Да тут я, – вздохнула я. – Ну ладно, давай поужинаем. Только тебе придется за мной заехать, а то я уже вина накатила.
– Не вопрос, заеду через полчаса, окей?
– Лучше минут так через сорок пять, – мрачно ответила я. У меня стало уходить больше времени, чтобы привести себя в презентабельный вид, не исключаю, что на ужине может быть и Марисса, вся такая окутанная духами и туманами, так что мне точно потребуется больше времени на сборы.
Ну вот реально, если они ко мне пристанут, то что мне делать? Только согласиться на развод, размышляла я, нанося тушь. И почему тушь ложится лучше, если не только распахнуть глаза, но и раскрыть при этом рот? Но до того, как я соглашусь, сначала закажу себе лобстера и стейк из филе, раз уж Саймон собирается платить за ужин, – с паршивой овцы хоть шерсти клок. А потом я могу притвориться, что их известие повергло меня в такую эйфорию, что злорадно закажу еще самое дорогущее шампанское и предложу тост за молодую пару, и пусть этот скряга поперхнется, когда увидит, сколько стоит бутылка, должна же я хоть на чем-то отыграться. Хотя Марисса, вероятно, начнет возражать и требовать поменять на какое-нибудь этичное экологичное справедливо-торговое винцо. Она же помешана на этичном бизнесе, и каждый раз в ее присутствии я чувствую себя виноватой, что заказываю большущий жирнющий бургер, в то время как она обходится салатом из зелени и семян.
Решено! Марисса с ее салатами и проповедями об этике бизнеса – не моя проблема (мой друг Сэм как-то попенял мне, что я напрасно взъелась на Мариссу с ее этичным питанием, более того, поедание салата не является преступлением против человечности, как я пытаюсь это представить), теперь это целиком и полностью проблема Саймона, и пусть он слушает ее этичную галиматью до конца своих лет. В том смысле, что это его личное решение. Ведь когда-то и мы с ним верили, что проживем вместе всю жизнь, и посмотрите, чем это закончилось.
Но если Саймону так уж невтерпеж жениться на Мариссе, то я за них рада и не буду со своей стороны чинить никаких юридических препятствий. Более того, даже если он и не женится на ней, то я все равно подпишу все бумаги. Давно пора поставить штампы и подписи на всех документах (их там так много, я, если честно, не разберу, что там делать надо) и поставить точку в этом деле. Закрыть эту страницу. Как зрелые сознательные взрослые люди. Хотя мне бы хотелось завершить эту историю так, как сделала одна дама, которая продала «Мазератти» своего неверного дружка-диджея на eBay за фунт, а потом дозвонилась к нему на радиошоу и в прямом эфире сообщила ему об этом…
Саймон приехал в очень приподнятом настроении.
– Спасибо, что согласилась встретиться. Я не был уверен, что ты так быстро соберешься, – сказал он.
Он приехал один.
– Ой, а Марисса нас в ресторане будет ждать? – спросила я.
– Нет, она на ретрите своем йожится, в смысле, йогой занимается, – пояснил Саймон. – Будем только мы с тобой. Ты не против?
– Нет, не против, – сказала я, а сама саркастично подумала, что я бы, наверно, тоже выглядела намного моложе своих лет, если бы проводила столько же времени вдали от суеты и тягот мирских, что и Марисса.
Велико было мое разочарование, когда выяснилось, что в ресторане нет лобстеров, но я решила, что в отсутствие надменной Мариссы и ее чопорного высокоморального салата мне не нужно отмахиваться от мыслей, какое фантастическое будущее ждет их с Саймоном, как только я подпишу ему вольную, а потому я не стала заказывать дорогие блюда – ее же нет, – чтобы ей насолить. Я взяла пасту, потому как если не можешь определиться, выбирай углеводы.
– Итак! – начала я, наколов оливку на вилку. Мне казалось, что поедание оливок всегда производит впечатление изысканного и элегантного вкуса, хотя во рту от них солено и пусто. Я двадцать лет пытаюсь повзрослеть и полюбить оливки, но увы, никак, потому я смирилась, что никогда не пойму и не приму оливки в качестве еды.
