Екатерина Романова "Искра. Судьбе вопреки"

Искра. Судьбе вопреки
Екатерина Романова

Искра #2
Я знала, что любовь к правящему под запретом, но как объяснить это сердцу? Кажется, сама судьба против нас. На его плечах – забота о подданных, его обязанность – дать дистрикту потомков, способных поддерживать купол, оберегающий от монстров. В его мире нет места для меня. Вот только если судьба против нас, то мы пойдем ей вопреки и посмотрим, что из этого получится.

Екатерина Романова

Искра. Судьбе вопреки

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена административная и уголовная ответственность.

Подобные действия на территориях стран подписавших международные конвенции по авторскому праву влекут административную и уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством этих стран.

* * *

Сегодня я не мыла полы. Сегодня я обычная балерина, которая пришла на работу. Лифт медленно полз наверх. Я прислонилась лбом к толстой стеклянной стенке, по которой стекали ледяные капли дождя, и грела ее ладонями. За спиной смеялись и шушукались другие танцовщицы, но за последние дни я изрядно натерпелась, а потому на разговоры позади себя перестала обращать внимание. Я так устала… Настолько сильно, что, пожалуй, не осталось сил на сомнения, страх, жалость к самой себе. Вместо чувств внутри пугающая пустота. Холодная, бесконечная и безразличная. Звякнул звоночек, оповещая, что мы на нужном этаже.

Я тенью скользнула по полупустым коридорам в дальний зал, самый маленький, но самый уютный, именно в нем мы занимались с Ронхарским. Именно в нем я впервые услышала его голос. Именно здесь впервые оказалась в его руках. Таких сильных и таких надежных. Он не боялся и не боится заявить о своих чувствах, с ним все просто и понятно. Хоть я ему и не ровня, но Макс имеет право и возможность назвать меня своей для всех. И ни одна живая душа его не осудит. Да ладно, Сандра не в счет, у нее души-то нет. Из-за наших с Максом отношений никто не навредит Тану и Альби. Из-за нашей связи не пострадает Оуэн, чьи нервы и без того на пределе из-за меня. Да и я нравлюсь Максимилиану. Всем будет хорошо. Всем. Кроме меня. Хотя почему же… Возможно, Зейда права и мне стоит впустить его в свою жизнь? Уверена, со временем даже смогу полюбить его. И совершенно точно не буду больше чувствовать себя ничтожеством. Уйду с головой в балет, воплощу мечту и накоплю денег на выкуп маминого кафе. Даже попробую счастливой стать. Одно только «но».

Харви позабыть не смогу. Никогда.

Переоделась и размялась на автомате, находясь в какой-то странной прострации. Когда появился Макс, уже была в полной готовности. Физически. Морально я напоминала манную кашу с комочками. Нервов.

– Привет. Как ты?

Я смотрела на него с усталой улыбкой. Привычным уже жестом он бросил олимпийку на лавку, туда же шмякнулась кожаная сумка. Мягко, бесшумно мужчина подобрался ко мне, обнял, прижав к широкой груди. Не спрашивая разрешения, просто понимая, что сейчас мне, откровенно говоря, паршиво. Правда настоящую причину паршивости он не знает, думает это из-за брата с сестрой. И пусть дальше так думает!

– Уже лучше. Но я так испугалась. Ты представить себе не можешь…

– Все позади. И я знаю, что тебе поможет.

В его глазах плеснул азарт.

– О, да! Пятичасовой танцевальный марафон?

Он отстранился, приподнял бровь, и зазвучала музыка. Улыбка помимо воли расползлась по лицу. Разве есть для души танцора лучший бальзам, чем музыка и танец? Пожалуй, только движение заставляет отринуть мысли, несущие боль.

Полтора часа мы репетировали сольную партию из «Взрослые тоже верят в сказки». После нашего завтрашнего выступления я приступлю к общим репетициям запасного состава, в том числе на сцене. Макс считает, что я готова. А как считаю я? Считаю, что должна быть готова! Невзирая на боль, превозмогая страх, сомнение и неуверенность. Как там говорил Ронхарский? Когда исчезает страх, танцор умирает. Так вот я боялась. Но, по крайней мере, это заполняло пустоту, которая образовалась в груди после слов Зейды. Пусть лучше там будет волнение, чем пугающая бездна. Пусть там будет хоть что-то…

Вместо перерыва – примерка костюмов. Для завтрашнего выступления платья солистки требовалось подкорректировать под мою фигуру. Как ни странно, фета Тильда Льюби, которую мне предстояло заменить на один день, ничуть не возражала против незапланированного выходного, более того, всячески меня поддерживала. Мы с ней познакомились во время следующих полутора часов. Она заглянула ненадолго из соседнего зала, чтобы поздороваться, поддержать и предостеречь на счет Сандры – известной скандалистки и заговорщицы. Поговаривают, что Сандра заняла место главной танцовщицы сразу из запасного состава. Действующая солистка получила перелом лодыжки во время одной из репетиций. Каким-то образом у нее развязался пуант, и после гранд жете та неудачно приземлилась… Криминальное вмешательство доказано не было, но, как известно, нет дыма без огня. Конечно, ногу срастили магией, но всем известно, сломанная кость – сломанная карьера.

Кроме Тильды мне предстояло познакомиться с немногочисленными танцорами «Блюза для двоих». В отличие от массового спектакля, что ставит Ронхарский, в этом задействовано всего порядка двадцати человек. Коллектив мне понравился куда больше. Напоминал большую дружную семью. К перерыву я уже и забыла, что меня что-то терзало. Тело ныло от усталости, сердце загнанно колотилось, тренировочное платье насквозь промокло, волосы слиплись от пота, пальцы ног кровоточили, но именно из этих моментов и состоят будни танцора. Именно это – постоянная необходимость преодолевать себя, становиться сильнее, выносливее, лучше, расти и развиваться – и является наркотиком любого из нас. Если ты на него подсел, остановиться уже не получится.

Во время перерыва мы с Максом сидели рядом, ловили на себе заинтересованные взгляды, а потом, наконец, Бриг – один из танцоров – не выдержал и в открытую задал вопрос, который обсуждали присутствующие шепотом и между собой, строя невероятные теории и предположения:

– Фет Ронхарский, если не секрет. Почему после стольких лет вы все же решили вернуться на сцену?

Макс посмотрел на меня, так, что внутри все обмерло:

– Разве это не очевидно?

По залу прошлась волна восторженного «о-о!», а за ней последовали аплодисменты. Я не удержалась, рассмеялась и спряталась в объятиях Максимилиана. Таких крепких и надежных, таких безопасных. Вот только взгляд Сандры, заглянувшей в приоткрытую дверь, злой, полный ненависти, дал понять, что просто не будет и такой быстрый взлет пустышке с улицы не простят. Таким взглядом смотрит пустынный мертвоед, что затаился между камней в ожидании жертвы. Эти твари терпеливы, опасны и смертоносны. Они способны выслеживать добычу часами, если понадобится – днями. Потом нападают, чтобы зверски убить, но не едят, пока мертвечина не остынет. Что-то подсказывало, Сандра из таких. Жестоких, хладнокровных и циничных особей. Это тебе не безобидная дохлогрызка.

– Почему вы расстались с ней? – негромко спросила, когда танцоры расселись по разным углам зала, разминая пальцы, освежаясь водой, и болтая друг с другом.

– С Сандрой?

Мне нравилось, что Макс не юлил, не делал вид, что он мужчина-девственник, а я для него самая-самая, единственная, «ты моя» и все в таком роде. Нет, он был другим. Простым и при этом непостижимо сложным. Откровенно заявлял, что не знает, какое нас ждет будущее и от этого с ним дышалось легко.

– Я понял, что она пытается казаться лучше, чем есть. Играет. Да и прямо говоря, использовала меня, чтобы получить роль.

– О, фет Ронхарский, вы пали в моих глазах, – я усмехнулась и толкнула мужчину в бок. – Какое клише: балетмейстер и балерина!

Он улыбнулся одними уголками и губ и притянул меня к себе.

– На самом деле, танцует она отлично. Пока ты ей уступаешь. Пока, – повторил он. – Но я натаскаю тебя и, думаю, уже в следующем году зрители национального театра оперы и балета будут приветствовать новую диву.

– Ты шутишь так сейчас?

О подобном я и мечтать не могла. Чтобы всего за год подняться из никому не известной поломойщицы до звезды балета? Танцевала со швабрами, а буду со звездами?

– Это ведь не связано с тем, что мы…

– Аллевойская, давай я сделаю вид, что просто не слышал последнего предложения.

Казалось, мои слова оскорбили его. Впрочем, есть ли у меня основания сомневаться в профессионализме Ронхарского? Он не льстит мне, прямо говорит, что Сандра лучше. Сейчас лучше. Да я и сама это вижу. Когда она танцует, кажется, что по залу порхает бабочка: изящная, легкая, невесомая. Ее ноги сами летят к потолку, тоненькие, идеально стройные, они изламываются и выписывают затейливые фигуры так просто, словно сами являются воплощением музыки вовне. К такому стремиться и стремиться. Со стороны зрительного зала может показаться, что солист выбирается наугад, пальцем в небо. Зрителям кажется, что не отличить мастерство одного танцора от мастерства другого. Вот только это далеко не так. Если ошибиться при выборе солиста, то вся постановка будет загублена. Из-за недостаточно впечатляющего исполнения одной актрисы остальные сто пятьдесят танцоров просто потеряются…

Последние полтора часа я еле передвигала ногами. Они отказывались сотрудничать, и я танцевала уже на чистом упрямстве и силе воли, заверяя себя, что делаю это для фета Сайонелла. А потом прозвучало то, чего я так ждала и боялась:

– Все свободны. Ландрин, отработка последней сцены.

Пока ребята расходились, а я рассеянно кивала и улыбалась им на прощанье, на самом деле думала, как лучше сказать Максу, что решилась. А потом увидела спокойный взгляд медово-карих глаз, и смело заявила:

– Я хочу поцелуй.

Он замер на миг, напрягся, потом поставил открытую бутылку на рояль, в три шага преодолел разделяющее нас расстояние и поцеловал меня, крепко стиснув в объятиях. Медленно, нежно, по-настоящему. И пусть ласка была не долгой, но запечатлелась на душе шрамом, потому что отстранившись, я увидела перед собой Харви… Закрыла глаза, тряхнула головой, сдерживая слезы и горечь предательства фетроя.

– Ты имела в виду другое, так? – ничуть не смутился Макс, а я уткнулась ему в грудь и рассмеялась. Мой истерический смех он понял по-своему. – Отлично. Ну что ж. Будем считать, что первая репетиция состоялась. Не передумаешь? Менять рисунок перед выходом на сцену чревато. И не профессионально, Аллевойская. Есть такое слово, думаю, ты слышала.

– Не передумаю, – поднимаясь на пятачки и упираясь в сильные плечи мужчины, я приготовилась к финальной связке. Самой сложной, самой эмоциональной и самой ответственной.

Мы прогнали сцену пять раз, поцеловались трижды, смутились всего один раз и на том ладно. Странное дело этот наш женский организм. С Великогадом Ненавижу Сволочуевичем я сотворила столько всего непотребного, что впору написать вторую Камасутру без прикрас и хоть бы раз устыдилась. А с Максом смущалась от обычных объятий и уж тем более поцелуев. Не было ощущения полета, понимания, что я поступаю правильно. Не было единения душ, ощущения, что весь мир замер, желания продлить миг, превратив его в бесконечность. Ничего такого. Просто действие губами.

Совесть грызла меня, будто я изменяю этому аркху плешивому, что кувыркался со своей дохлогрызкой в то время, пока я думала, как бы отблагодарить его, принца кобелястого. Как-как? Для подобной благодарности уже давно придумали слово такое. Красивое. Вазэктомия называется! Теперь каждый раз, когда буду видеть его лицо или слышать голос, буду думать о ней! Фетрой Харви Вазэктомия Хартман. Когда пришла в себя, с удовольствием отметила, что вторая я, та, что в зеркале, стоит и плотоядно улыбается.

– Что ж. Сегодня вечером общий прогон на сцене, завтра с утра финальный, и в восемь вечера дебют. Для твоего друга подготовят центральную ложу, с особыми комплиментами от театра.

– Ты ведь все это делаешь, чтобы меня впечатлить, да?

– Получается?

Против такой обаятельной улыбки устоять сложно. Еще сложнее признать, что я не люблю ее обладателя. Очарована, конечно, благодарная, но благодарность – не любовь. Хотя, такой как я мечтать о любви и не приходится. Макс замечательный мужчина и пора отпустить себя. Хартман же не стеснялся высадить свой фетройский десант в пещерах Зейды, так чего бы мне чувствовать неловкость от отношений с другим мужчиной?

– Получается…

Мы расстались не прощаясь, ведь уже скоро встретимся вновь на генеральном прогоне в костюмах. Признаться, это было волнительно. Настолько волнительно, что выйдя из душа в одном полотенце, я автоматически приняла вызов на планшете, даже не обратив внимания, кто вызывал.

– Да, – ответила, не в силах скрыть улыбку. Большая сцена! А там – он! Харви?

– Как мне это понимать?

– Э-э… – признаться, вопрос привел меня в ступор. Великогад был снова недоволен! Кажется, это его профессиональное состояние! Мастер спорта по недовольству. Оказываю квалифицированные услуги по доведению вас до истерики. И как же приказ Зейды? Впрочем, он касается лишь осознанных действий, а я приняла вызов неосознанно. Решила перейти в наступление. – Зейда беременна!

– При чем тут это?

Знает! Сволочь! Гад! Нет, гадская сволочь!

От подобной наглости с меня свалилось полотенце. В двери душевой уже стучали другие танцовщицы, которым тоже хотелось помыться.

– Я сейчас, подождите!

– Помешал, надо полагать?

– Да. То есть, нет, конечно. То есть… Я голая.

Капец!

Тишина. Шлепок. Это я себя ладонью по лбу треснула. Вызов сбросился.

Аркха мне в задницу! В смысле, меня в задницу аркху. То есть ситуация – как в заднице аркха. Так же темно и никакой надежды найти выход. Бедный зверь, икает, наверное, уже…

Ланни! Ты – дура! Идиотка просто!

Хотя, с другой стороны, чего это он мне звонит вообще? Жена что ли разрешила? И он мне никто, чтобы я объяснялась, где и с кем нахожусь, тем более в каком виде! Хочу голой быть – имею право! Да и как смеет скучающим тоном заявлять: «при чем тут это?». При том! При всем!

Забыть! Забыть, забыть, забыть!

– Да иду уже!

Кому-то там совсем невмоготу уже было, потому я наскоро высушила волосы в капсуле, быстро нырнула обратно в обтягивающее платье лазурного цвета с глубоким квадратным вырезом, втиснула перетянутые пластырями ноги в шлепанцы, потому что надевать туфли после пятичасовой репетиции – самоубийство и вышла в коридор. Странное дело, но балерины мыться перехотели. Невтерпежниц не стало.

Закинула сумочку на плечо, сделала пару шагов и громко выругалась.

Вот моя нога подозрительно скользит. Меня немного качнуло вперед, а затем резко, со всей силы назад. Руки, словно в замедленной съемке, поднимаются вверх, правая нога летит вверх вместе с ними, сумочка соскальзывает, ее содержимое вываливается и крутится в воздухе. А затем я со всей дури трескаюсь головой об пол и умираю, а подо мной растекается миленькая лужица крови.

Ага. Надейтесь, недоброжелатели!

Вот в такие моменты начинаешь ценить незаметных рейгвердов, научившихся в нужный момент подставить свои мягкие лапищи, чтоб охраняемая не ударилась.

– Вы в порядке? – прозвучало над самым ухом.

Я медленно хлопнула ресницами, рассматривая перевернутое лицо охранника, точнее, шрам на его губе и пыталась понять, что произошло.

– Фета, сколько пальцев вы видите?

Передо мной нависла рука в черной перчатке, а в коридор на мой вскрик тут же высыпали танцовщицы, среди них мелькнула фигура фета Ронхарского.

– Пять. Три прямых, два согнутых, – не сразу, но смогла ответить.

Кто-то собрал мои вещи и подал сумочку, когда рейгверд помог подняться.

– Что случилось, Ланни?

– Я… – потерла голову, пытаясь сама для себя ответить на вопрос Макса. – Ничего, просто поскользнулась.

– Поскользнулась? – мужчина в удивлении вскинул брови, осматривая меня и поправляя подол задравшегося платья. – На ровном месте?

Бред бредовый, конечно. Я лично мыла полы в этом холле и знаю, что каждый день блестящий мрамор натирается специальными противоскользящими средствами. Это только кажется, что по полу можно скользить, словно по катку на гладкой подошве. Но нет, такая фигня не прокатит. В прямом смысле.