Анна Старобинец "Переходный возраст"

grade 3,8 - Рейтинг книги по мнению 680+ читателей Рунета

Каждая книга Анны Старобинец становится событием. Но именно «Переходный возраст», один из самых ярких литературных дебютов последнего времени, дал понять, что читатель имеет дело с настоящим виртуозом слова. Мрачными готическими историями Старобинец завоевала звание «королевы российского хоррора» и «отечественного Стивена Кинга». Ее прозу сразу стали сравнивать с сочинениями Р. Брэдбери и А. Азимова, Л. Петрушевской и даже Ф. Кафки. Детский дневник, с презабавными ошибками и описками, постепенно перерастает в исповедь самого настоящего монстра, убить которого можно – а победить нельзя. Странные люди становятся страшными, тогда как страшные на поверку оказываются только странными. Бездны, полные звезд, разверзаются не в небе и не в земле, а в мозгу.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательство АСТ

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-17-112777-0

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 14.06.2023

Переходный возраст
Анна Альфредовна Старобинец

Лучший фантаст Европы
Каждая книга Анны Старобинец становится событием. Но именно «Переходный возраст», один из самых ярких литературных дебютов последнего времени, дал понять, что читатель имеет дело с настоящим виртуозом слова. Мрачными готическими историями Старобинец завоевала звание «королевы российского хоррора» и «отечественного Стивена Кинга». Ее прозу сразу стали сравнивать с сочинениями Р. Брэдбери и А. Азимова, Л. Петрушевской и даже Ф. Кафки. Детский дневник, с презабавными ошибками и описками, постепенно перерастает в исповедь самого настоящего монстра, убить которого можно – а победить нельзя.

Странные люди становятся страшными, тогда как страшные на поверку оказываются только странными.

Бездны, полные звезд, разверзаются не в небе и не в земле, а в мозгу.





Анна Старобинец

Переходный возраст

Переходный возраст

Ягодка-малинка,
Ягодка-малинка,
Медок,
Сахарок.
Вышел
Иванушка
Сам
Королек.

    Детская считалочка XIX века

Восемь

Лишь через несколько лет Марина поняла, что тот день – жаркое, пронзительно-солнечное августовское воскресенье – был последним хорошим днем в их жизни. Не то чтобы счастливым – просто хорошим.

В тот день они втроем гуляли по лесу (и она почти радовалась, что купила квартиру именно в Ясеневе: где еще в Москве найдешь лес в десяти минутах ходьбы от дома?) и смотрели на птиц.

Птиц было необыкновенно много; захлебываясь сварливыми хриплыми криками, похотливо разевая свои окостеневшие, древние клювы, они носились между деревьями – очень низко, почти над самой землей.

– Мам, они что, ловят тополиный пух? – спросил Максим.

– Вряд ли, – ответила она. – Наверное, они чувствуют, что скоро пойдет дождь. Птицы обычно ведут себя так перед дождем.

– Вот именно, – сказала Вика.

Максим недоверчиво оглядел безоблачное синее небо, потом – птиц. Нахмурился. Попробовал подойти к ним поближе, но птицы, возбужденно постанывая, улетели.

– Мам, а как они называются? – спросил Максим.

– Ну, наверное… стрижи? – рассеянно предположила Марина.

– Конечно, стрижи, – твердо сказала Вика. – Ты что, Максик, не знаешь, как выглядят стрижи?

– А ты что, знаешь? – огрызнулся Максим.

Обратно шли молча. Уже у самого дома Максим вдруг сказал:

– Мне тут не нравится.

– Почему? – удивилась мать.

Они переехали год назад, разменяв после развода большую старую квартиру на Таганской (мужу досталась однокомнатная в Марьине, а им – «двушка» в Ясеневе), и все это время ей казалось, что дети вполне довольны.

– Тут все дома одинаковые. И некрасивые.

Марина обвела глазами нудные ряды коптившихся на солнце высоток, которые торчали из пыльной газонной зелени, словно гигантские бело-голубые кукурузные початки. Между ними, преодолевая сопротивление влажного, дрожащего, словно желе, воздуха, тяжело и сонно ползали потные люди, раскаленные машины.

– Зато свежий воздух, – устало сказала она.

– Э-ко-ло-ги-я, Максик, – прогнусавила Вика.

На следующий день Максим заболел – тяжело, с высокой температурой. Врач поставил диагноз «острый отит – воспаление среднего уха». Три недели спустя он все еще валялся в постели – ни горячие компрессы, ни капли этилового спирта, ни растирания «вьетнамской мазью» не помогали. Так что детский праздник по случаю дня рождения (Максим и Вика были разнояйцевыми близнецами, и в это воскресенье им как раз исполнялось восемь) пришлось отменить.

День прошел ужасно. Максим безучастно вертел в руках подарок – водный пистолет, без всякого энтузиазма смотрел мультфильмы про космических пришельцев, много капризничал и требовал, чтобы хотя бы в день рождения ему не закапывали в ухо. Вика, узнав, что «девочки не придут», проревела несколько часов, вечером приготовила в маленькой алюминиевой кастрюльке, которую ей подарила тетя, салат из бумажек, колбасы, кусочков ваты, Максимовых таблеток и пластмассовых морковок, попробовала накормить салатом кота Федю, была за это наказана, снова ревела, а перед сном заявила, что уйдет к папе.

Когда дети заснули, Марина поплелась на кухню. Посидела немного над чаем. Отпила пару глотков, остальное вылила. Потом вымыла посуду, умылась, намазала лицо ночным кремом. Подошла к телефону и набрала номер.

– Да? – с сомнением отозвался сонный мужской голос на другом конце города.

– Почему ты не приехал? Дети тебя ждали.

В трубке заскрежетала, раздраженно громыхнула зажигалка.

– Какие-то помехи… Ты меня слышишь?

– Да.

– Почему ты не приехал?

– Я не успел.

– Не успел за весь день?

– Да.

– Что же ты такого важного делал?

Молчание. Влажной, холодной пятерней прилипнув к трубке, Марина напряженно слушала, как скребутся там, внутри, маленькие острые коготочки – царапают нежную телефонную пластмассу, ковыряются в кабеле, перепиливают провода.

– Что ты такого важного делал?

– Перестань.

Коготочки.

– Хорошо. Перестала.

– Как у вас вообще дела?

Она нажала на рычаг. Постояла немного у телефона, ожидая, что он перезвонит. Вернулась на кухню, увидела, что под столом стошнило кота. Убрала.

Через неделю кот сбежал.

В последнее время Федя вообще вел себя как-то странно. То суетливо прохаживался взад-вперед по подоконнику – шерсть дыбом, спина болезненно топорщится верблюжьим горбом. То вдруг запрыгивал на книжный шкаф и долго неподвижно сидел там, желтыми остекленевшими глазами таращась в пространство. И еще эти странные утробные звуки, которые он издавал, как чревовещатель, не открывая пасти… Заунывные, тягучие, потусторонние – нечто похожее, думала Марина, обычно звучит в фильме ужасов, перед тем как происходит самое страшное – мертвец оживает или в окне появляется чье-то безумное окровавленное лицо.

В день побега кот наотрез отказался от еды и питья; несколько часов просидел на шкафу, размахивая напряженным, дрожащим хвостом. Потом вдруг громко зашипел, как новогодняя петарда перед взрывом, и решительно ринулся вниз, прямо на Максима, который мирно сидел себе в кресле и смотрел по телевизору мультики. Все произошло в считаные секунды. Продолжая шипеть, Федя – их толстый, всегда такой ласковый, такой ленивый кастрированный Федя – наотмашь ударил мальчика лапой по лицу, оставив у него на лбу четыре глубокие кровоточащие борозды. Потом, пролетев чуть не половину комнаты, одним прыжком вскочил на оконную раму (едва не свалился, но уцепился передними лапами и ловко подтянул грузное, нервно подрагивающее тело), весь подобрался, истерично мяукнул и выпрыгнул наружу через открытую форточку.

Марина выбежала на балкон и свесилась вниз, ожидая увидеть на земле полосатый трупик животного. Однако кот уже преспокойно трусил по тротуару куда-то вглубь дворов, словно полет с восьмого этажа был для него привычной ежедневной разминкой.

Больше Марина никогда его не видела. В тот вечер она немного побродила вокруг дома – совершенно безрезультатно – и вернулась обратно с некоторым облегчением. Что бы она стала делать с таким агрессивным котом, если бы он нашелся, было решительно непонятно. Лечить? Усыплять?

«Наверное, он заболел и ушел умирать», – решила Марина. На следующий день Максиму сделали прививку от бешенства.

Через три недели кот, испуганный и исхудавший, благополучно добрался до их старого дома на Таганской. Еще с месяц он жил на помойке, куда какая-то сердобольная тетушка ежедневно приносила молоко в металлической крышечке и мелко нарезанные сосиски. А когда наступили холода, сердобольная тетушка взяла Федю к себе и назвала его Марусей.

Он умер через десять лет – спокойно, от старости.

Двенадцать

– У вас неблагополучная семья? – спросила Елена Геннадьевна, вежливо прикрывая пухлой ладошкой зевок.

– В каком смысле?

– В смысле – неполная? – задушевным голосом пояснила Елена Геннадьевна и придала своим мутно-голубым коровьим глазам, упиравшимся в бифокальные стекла, еще более вопросительное выражение.

– А при чем тут… – мрачно сказала Марина.

– Ну, я прослеживаю некоторую связь. – Елена Геннадьевна скрестила сметанно-белые, усеянные браслетами и пигментными пятнами руки на груди и явно приготовилась к долгой доверительной беседе. – У вашего мальчика имеют место нарушения психики. Это действительно очень серьезно.

Елена Геннадьевна была школьным психологом.

– Какие нарушения?

– Отсутствие внимания, неспособность сконцентрироваться, нарушения памяти, сонливость… – Елена Геннадьевна сняла очки и принялась остервенело, с громким чавкающим звуком тереть руками глаза. – На уроках мальчик не может сосредоточиться…

Марина молчала.

– У мальчика плохая успеваемость, мальчик… – Елена Геннадьевна на секунду застыла, вдохновенно подыскивая какой-нибудь еще более удачный синоним. – Не проявляет к занятиям интереса.

– Понятно, – сказала Марина.

– Понятно? – изумилась Елена Геннадьевна и перестала выковыривать из глазниц их скользкое содержимое. – А больше вы мне ничего не хотите сказать?

– Что, например?

– Например… то, что у двенадцатилетнего мальчика совершенно нет друзей, вас не удивляет? – Елена Геннадьевна аккуратно вставила очки обратно, в красную лоснящуюся ямку на переносице.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом