– Да, я это сказал, – признался Кромер.
Вскоре Капезиус выяснил, что Кромер свободно общался со многими заключенным, которые работали в аптеке.
– У тебя глаза на лоб полезут. У нас тут Содом и Гоморра, – говорил Кромер Капезиусу. – Ад по сравнению с этим – ничто[97 - Капезиус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Hardcover Edition, 84.].
Капезиус не пробыл в Освенциме и двух месяцев, когда Кромера арестовали, осудили и казнили за «распространение пораженчества». После войны Капезиус банально описал беспорядочные события: «Меня перевел в Освенцим штурмбаннфюрер Лоллинг, потому что их аптекарь доктор Кромер заболел. <…> Я прибыл в Освенцим служить под началом доктора Виртса. Кромер принял меня в эсэсовской аптеке. Вскоре его состояние ухудшилось, и он скончался 18 февраля 1944 года. Меня назначили его приемником». (В 2010 году, во время реновации частного дома неподалеку от Освенцима, были обнаружены подлинные лагерные документы. В их числе был сертификат о смерти Кромера. Поскольку СС не хотели афишировать казнь одного из главных офицеров, причиной смерти они указали «сердечный приступ»[98 - Matthew Day, «SS Documents Discovered Near Auschwitz», The Telegraph, March 23, 1970.].)
Капезиус был горд повышением до главного аптекаря. После войны он утверждал, что «жуткие вещи», которые он наблюдал в лагере, были «печальны, чуть ли не вызывали тошноту. Все время кажется, что тебя сейчас стошнит. Это сначала. А потом привыкаешь»[99 - Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 2862 of 5519.]. Но он ни разу не показал, что чем-то недоволен, ни разу не жаловался коллегам. Им даже нравилось, что Капезиуса, казалось, не мучали сомнения и чувство вины, погубившие его предшественника. Он намеревался воспользоваться постом в Освенциме по полной программе.
Глава 6. Аптека
Жил Капезиус в деревянном бараке около офицерской столовой. Его соседями по бараку были другие лагерные врачи, в том числе Йозеф Менгеле и Фритц Кляйн, с которыми он быстро подружился. Работал он в аптеке блока № 9 в главном лагере; эта аптека была частью огромной независимой системы эсэсовских больниц и клиник. Первый лазарет построили в 1940 году и со временем добавили палаты для заключенных, поликлиники для эсэсовцев, стоматологический офис, а также аптеку. Госпиталь, прозванный заключенными «залом ожидания перед крематорием», изначально весь умещался в одной большой комнате[100 - Gutman and Berenbaum, Anatomy of the Auschwitz Death Camp, 382.]. К прибытию Капезиуса госпиталь разросся до здания из четырех блоков, включая один, полностью отведенный под эксперименты[101 - Там же, первое фото – диаграмма Аушвица-I.].
– Аптека СС находилась в кирпичном здании за пределами главного лагеря, – вспоминал Капезиус после войны. – Там было два этажа и чердак. Сама аптека располагалась на первом этаже, там же была комната, где разбирали привезенные в Биркенау медикаменты и приборы. Иногда попадались и инструменты. Это все было только для заключенных. Сортировка входила в мои обязанности, но на самом деле ею занимался польский заключенный, аптекарь [Ян] Сикорский[102 - Staatsanwaltschaftliche Vernehmung (допрос публичным прокурором), Районный суд, Гёппинген, Виктор Капезиус перед старшим судьей доктором Туркенмюллером, 14 страниц, 4 Js 444/59, 4 декабря 1959 года, институт Фрица Бауэра, 6; см. также цитату Капезиуса в: Dieter Schlesak, The Druggist of Auschwitz: A Documentary Novel (New York: Farrar, Straus and Giroux, 2011), Kindle Edition, 1220 of 5519.].
Сикорский давно работал в лагере, его привезли туда еще в июне 1941 года[103 - Naumann, Auschwitz, 191.].
Капезиус трудился в просторном офисе на первом этаже. Там было три металлических стола, несколько стульев, картотека и коробки, одна на другой расставленные у стены. Капезиус делил кабинет с аптекарским бухгалтером. Соседнее помещение занимали его ассистенты – заключенные, а третий кабинет, самый дальний, отвели для стоматологов и гарнизонных врачей. В небольшом изоляторе на втором этаже располагалось шесть коек для больных эсэсовцев. Верхний этаж занимал чердак, там хранились медикаменты и приборы, которые по прибытии забирали у заключенных[104 - Staatsanwaltschaftliche Vernehmung, 6.].
– В мои обязанности входил заказ медикаментов, как для эсэсовцев, так и для заключенных, – вспоминал Капезиус. – Их привозили из центральной медицинской станции в Берлине, то есть из центральной станции войск СС. Я делал заказы для главного лагеря, Освенцима, и близлежащих Биркенау и Моновица[105 - Ян Сикорский, показания под присягой на освенцимском суде, Районный суд Франкфурта-на-Майне, 19 июня 1964 года.].
Привезенные медикаменты Капезиус хранил в подвале. Там же был огромный склад пестицидов ДДТ, посланных Красным крестом для дезинсекции. В подвале были отдельные душевые и шкафчики, а также парикмахерская для эсэсовских врачей.
– В аптеке на меня работала где-то дюжина заключенных, – вспоминал Капезиус. – Не считая бухгалтеров, все эти люди были аптекарями.
У Сикорского, главного помощника Капезиуса, в подчинении находилось несколько заключенных-аптекарей.
– Я был кем-то вроде Oberh?ftling, надзирателя над другими заключенными, – вспоминал Сикорский. – Для капо (начальника-заключенного) мне не хватало «подчиненных». Но иногда меня так и называли – капо.
В офисе работали заключенные со всей Европы, немецкий писатель Бернд Нойман назвал это «разноцветной труппой, которую судьба собрала на смертельной сцене Освенцима»[106 - Naumann, Auschwitz, 191.].
– Со мной работал немецкий еврей из Силезии, его звали Штраух, – вспоминал Сикорский. – Когда-то они с аптекарем Кромером вместе учились. Еще был старенький бухгалтер Берлинер. Две женщины из Венгрии, Пирошка и Ева, не знаю их фамилий. Еще симпатичный, хорошо сложенный молодой аптекарь из Трансильвании, Грош, тоже еврей. Грек по имени Аарон. И еще один венгр, крупный и толстый, Альтманн. Кажется, до войны он был торговцем вином. Было два аптекаря из Польши, Прокоп и Йозеф Горшковский из Кракова, и еще два – Шевчик и Свидерский. У нас был помощник, низенький мужчина, Суликовский. Он раньше работал с моим братом, так что мы уже были знакомы. Люди говорили на польском, русском, венгерском, немецком и идиш, и еще был наш собственный лагерный язык, lagerszpracha Освенцима. <…> Наш начальник, аптекарь Капезиус, всегда делал вид, что не слушает, когда заключенные общались на lagerszpracha[107 - Ян Сикорский, показания под присягой на освенцимском суде, Районный суд Франкфурта-на-Майне, 19 июня 1964 года; цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz: A Documentary Novel, 1287–1293 of 5519.].
Они называли Капезиуса не только «начальником»: его, низенького (177 см) и полного (90,7 кг), за глаза называли Mopsel – мопс, толстячок[108 - Информация о росте и весе Капезиуса взята из его анкеты (Frageboden) 27 декабря 1946 года. 6 страниц, Архив Баден-Вюртемберга.].
По бюрократической системе нацистов, Сикорский отчитывался не перед Капезиусом, а перед несколькими эсэсовцами, тоже аптекарями, в соседнем офисе. Одним был сержант Курт Юрачек, другой – старший лейтенант Герхард Гербер, третий – Болеслав Фримарк.
Освенцимская аптека обслуживала весь огромный лагерный комплекс. Хотя в Моновице была собственная, лагерь все равно каждый месяц заказывал медикаменты и приборы у Капезиуса. Если у него чего-то не хватало, аптека на улице Юзефинска в Кракове высылала то, что было нужно. Капезиус в первую очередь был озабочен снабжением лекарствами СС. Но в безумном мире Освенцима заключенных, которых не отправили в газовые камеры и назначили на какую-то должность или использовали как подопытных кроликов, надо было лечить только пока эсэсовцы в них нуждались. Из-за ограниченного количества медикаментов в связи с военными действиями, заключенным почти ничего не доставалось. Людвиг Вёрль, немецкий медбрат и заключенный, обвинял Капезиуса в намеренном сокрытии медикаментов от больных заключенных. Таким образом, «на его совести тысячи смертей»[109 - Людвиг Вёрль цитируется в: «Spectators At War Crimes Trial Call For Lynching Of ‘Child-Killer». The Lincoln Star (Lincoln, NE), April 7, 1964, 2.].
Было ли сокрытие лекарств от заключенных садистской стратегией или просто результатом приоритета эсэсовцев, не известно, но точно виден результат: многие заключенные, не убитые сразу по прибытии, умерли от болезней, которые легко можно было вылечить. Лекарства, способные продлить им жизнь, так и не покинули стен аптеки Капезиуса.
Став первым аптекарем, Капезиус поспешил провести инвентаризацию, потому что получил «аптеку в сомнительном состоянии»[110 - Капезиус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1245 of 5119.]. Он тут же обнаружил нехватку жизненно важных медикаментов.
– Раньше медикаменты и приборы держали в «Канаде», и их нередко оттуда крали, – рассказывал Сикорский.
«Канадой» называли большое хранилище в Биркенау, где были заперты личные вещи евреев. Польские заключенные считали Канаду далекой страной богатств.
– Аптека получала самое худшее. Поэтому доктор Капезиус пошел к коменданту и получил официальное разрешение самостоятельно забирать чемоданы[111 - Сикорский цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1488 of 5119.].
Несколько раз в неделю водитель отвозил Капезиуса и двух помощников из заключенных на железнодорожную станцию в Биркенау. Капезиус описывал увиденное: «Аппарат уничтожения работал исправно. К отправке и прибытию поездов относились очень серьезно. Комендантов заранее уведомляли о прибытии поезда телеграммами и радиосообщениями, и они раздавали указания тем, кто управлял лагерями, политическому департаменту, эсэсовским врачам, водителям, охране и центру распределения работников. Каждый департамент, задействованный в «работе» с транспортом, получал особые задания в связи с прибытием каждого нового поезда»[112 - Документы защиты Капезиуса на освенцимском суде, Районный суд Франкфурта-на-Майне 19 июня 1964 года, цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 191 of 5519.].
К приезду Капезиуса на станцию, из поездов успевали вытащить тысячи пленников. Каждому позволялось привезти багаж весом до 50 кг, почти все их имущество было завернуто в куски ткани и сложено в мешки. Все личные вещи скидывали в прогалину на обочине железной дороги. Капезиус должен был высматривать в горе вещей медицинское оборудование, а также медикаменты, в частности сульфатный порошок для ран и йод – их запасы истощались. Как правило, охранник из СС проводил поиски под руководством Капезиуса. Поскольку это были вещи новых заключенных, а многих из них отправили прямиком в газовые камеры, учет инвентаря вести не требовалось[113 - The SD, Sicherheitsdienst, охранная полиция.].
Иногда, по словам Капезиуса, он находил столько лекарств, что «можно было набить целую аптеку»[114 - Показания Вильгельма Прокопа, взятые из Гессенского архива; цитируется в: Naumann, Auschwitz, 190.]. Все найденное он увозил с собой.
– Там мы хранили вещи привезенных в Освенцим еврейских врачей и аптекарей. <…> Я переливал содержимое склянок с непонятным или зашифрованным лейблом в цинковый чан. Все препараты в оригинальной упаковке, а также сильнодействующие средства и те, которые вызывали у меня сомнения, я оставлял и хранил в белом ящике в подвале. На ящике висело два замка[115 - Капезиус цитируется в: Dieter Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1245 of 5119.].
Капезиус привозил в аптеку не только лекарства. Фенольная кислота, которой некоторые эсэсовские врачи убивали заключенных, хранилась там же. Сикорский вспоминал, что Капезиус, который подписывал все заявки, был единственным ответственным лицом за заказы phenol pro injectione (фенола в инъекции) из Берлина[116 - Показания Сикорского, взятые из Гессенского архива; цитируется в: Naumann, Auschwitz, 191–192.]. Людвиг Вёрль, медбрат из заключенных, высказал предположение, что внутрисердечной инъекцией фенола убили около 20 тыс. заключенных. Такая операция проводилась, когда врачи хотели извлечь органы в качестве образцов неповрежденными. Как правило, инъекции проделывал доктор, сержант Йозеф Клер (после войны Клер сказал, что это «наглейшая клевета, что [он] слышал» и фенолом он убил «разумеется, по приказу» 250–300 человек)[117 - Вёрль был награжден после войны медалью праведника Израильским музеем Холокоста Яд-Вашем. Людвиг Вёрль цитируется в: The Bridgeport Telegram (Bridgeport, CT), April 7, 1964, 11; Йозеф Клер цитируется в: Pittsburg Post-Gazette (Pittsburg, PA), April 7, 1964; также Клер цитируется в: Kingsport News (Kingsport, TN), January 31, 1963, 23, и в: «Past Notes: SS Orderly Kills 250 Patients», The Guardian (London), January 31, 1995, T3.].
Но в аптеке Капезиуса хранился еще один, куда более опасный аппарат. Однажды из Берлина поступила посылка. Сикорский открыл ее и обнаружил огромное количество открывашек с острыми зубцами[118 - Показания Яна Сикорского под присягой на освенцимском суде, Районный суд Франкфурта-на-Майне, 19 июня 1964 года.]. Вскоре он узнал, что они были изготовлены специально для вскрытия канистр циклона Б, с целью уменьшения риска для открывающих их эсэсовцев.
Спустя некоторое время после прибытия посылки в аптеку пришла группа эсэсовцев с запечатанными коричневыми коробками из Берлина. В них содержались канистры циклона Б по 500 гр в каждой. Капезиус, который к тому времени уже прекрасно знал для чего в Освенциме использовалось это вещество, сказал Сикорскому, что «не хотел иметь с этим дела»[119 - Сикорский цитирует Капезиуса под присягой на освенцимском суде, Районный суд Франкфурта-на-Майне, 19 июня 1964 года; см. также показания Прокопа, цитируются в: The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1928 of 5519.]. И не потому что он был против использования циклона Б для убийств, а просто потому что не хотел брать на себя ответственность за смертоносный инвентарь. Управление целой аптекой требовало от него невероятных усилий. Он и рад бы отказаться от этого всего, да не мог. В итоге, дюжины канистр с ядом поместили в желтый шкафчик в запертом бункере, который раньше был крематорием, прямо напротив аптеки[120 - Допрос Капезиуса прокурором, Франкфурт-на-Майне, 7 декабря 1959 года, цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1314 of 5519.]. По словам Капезиуса, там также хранились «бензин, креолин, карболовая кислота, хлорид кальция и, возможно, какие-то другие жидкости в плетеных бутылках»[121 - Хотя после войны память его подводила, он утверждал, что хранилище циклона Б было «секретным», и он «не мог» сказать, сколько конкретно его у них было. Виктор Капезиус на допросе в процессе расследования, 7 декабря 1959 года, цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1311 of 5519.].
Ключи от бункера Капезиус держал в одном из ящиков стола вместе с отмычками от всех кабинетов аптеки. Если кому-то из эсэсовцев был нужен доступ к кабинету, согласно протоколу, он должен был взять ключ у Капезиуса под расписку[122 - Показания Яна Сикорского под присягой на освенцимском суде, District Court, Frankfurt-am-Main, June 19, 1964, 4Ks 2/63, Гессенский архив.].
Хотя позже Капезиус отрекался от работы с циклоном Б, несколько свидетелей указали на их связь: согласно показаниям доктора Фейкиля Владислава, заключенного, попавшего в лагерь в 1940 году, именно «лагерный аптекарь отвечал за ядовитый газ»[123 - Показания Фейкиля Владислава, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Naumann, Auschwitz, 156.]. Медбрат Людвиг Вёрль подтвердил, что ответственность за «хранение, распространение и применение» циклона Б лежала на Капезиусе[124 - Людвиг Вёрль цитируется в: «Bribe Allegations At Auschwitz Trial», The Sydney Morning Herald (Sydney, New South Wales, Australia), April 8, 1964, 3.]. Аптекарь Шевчик видел несколько канистр отравляющего вещества в подвале аптеки. Эсэсовские офицеры Курт Юрачек и Тадеуш Добжаньский рассказали ему, что Капезиус приказал им отнести канистры с ядом в газовые камеры[125 - Показания Тадеуша Шевчика, цитируются в: Naumann, Auschwitz, 225.]. Мало того, согласно воспоминаниям Фрица Петера Штрауха, еврейского заключенного, аптекаря и одного из близких и доверенных помощников Капезиуса, хранящийся в аптеке циклон Б не содержал раздражителей и никак не был подписан: Degesch изготовила его специально для убийства людей[126 - Peter Hayes, From Cooperation to Complicity: Degussa in the Third Reich (Cambridge: Cambridge University Press, 2007), 298.].
Капезиус был не просто хранителем ключей от комнат с ядом. Некоторые свидетели рассказывают, что он играл более существенную роль в убийствах, лично привозя смертоносный пестицид в газовые камеры. Здислав Миколайский, польский политический заключенный, однажды увидел, как Капезиус и эсэсовские стоматологи доктор Франк и доктор Шац загружали ящики циклона Б в машину скорой помощи; закончив, они упаковали свои противогазы и отправились в Биркенау к газовым камерам[127 - Показания Здислава Миколайского, цитируются в: Naumann, Auschwitz, 253.]. Слова Миколайского подтвердили двое других свидетелей. Одним из них по иронии судьбы был Роланд Альберт, друг детства Капезиуса. Альберта тоже перевели в Освенцим, он был лейтенантом СС и возглавлял охрану лагеря. Однажды он увидел припаркованный у газовых камер грузовик с пометкой Красного креста.
– Из машины выходят доктор Капезиус и обершарфюрер СС Йозеф Клер, – вспоминал Альберт. – Клер держит четыре зеленых канистры. Мужчины переходят зеленую полосу травы и оказываются у газовой камеры. Забираются на крышу. Надевают противогазы, и Клер, дождавшись приказа Капезиуса, поднимает крышку маленького люка. Приказ нужен, потому что право на это имеют только эсэсовские врачи. Клер вскрывает канистру и высыпает фиолетовые гранулы в люк. Это циклон Б[128 - Интервью Клера в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1054 of 5519.].
Были и другие случаи. Однажды Дов Пайсикович, член зондеркоманды, тоже увидел Капезиуса у крематория: тот приехал на грузовике Красного креста. Когда они подошли к газовой камере, эсэсовец Карл-Фриц Штейнберг с противогазом в руках спросил:
– Где канистра? Где циклон?
– Я принес только одну, – ответил Капезиус.
Штейнберг начал орать, чтобы тот немедленно принес вторую.
– В газовой камере были люди, их еще не успели убить, – вспоминал Пайсикович.
Любая задержка в умерщвлении евреев разрушала тщательно составленное расписание. Капезиус приказал водителю срочно доставить еще одну канистру с ядом. Ее привезли, Штейнберг дождался приказа Капезиуса, после чего сбросил гранулы в камеру.
В каждом крематории была своя газовая камера. В Первом и Втором циклон запускали через трубы, гранулы просто падали в закрытую комнату, тогда как в Третьем и Четвертом крематориях эсэсовцы должны были забираться на лестницы и забрасывать гранулы через небольшое окошко. Когда Пайсиковича спросили после войны, как часто он видел Капезиуса у крематория, он сразу ответил: «Очень часто»[129 - Показания Пайсиковича в освенцимском суде, Mulka et al, 4Ks 2/63, Frankfurt-am-Main, August 6, 1964.].
Несмотря на то, что Капезиус полностью отрицал любое участие в работе газовых камер и крематориев, в послевоенных заметках он продемонстрировал поразительную осведомленность об их работе. Довольно сухо он писал: «Согласно техническому дизайну, крематории могли сжигать 4756 тел в день. Но это теоретически и в расчет бралось необходимое для очистки здания время. Каждый день во Втором и Третьем крематориях сжигалось до 5 тыс. трупов, в Четвертом и Пятом – до 3 тыс. трупов. Размер костров при бункерах не ограничивался. Летом 1944 года во время депортации венгерских евреев эсэсовцы снова принялись за работу в бункере № 2. За то время в день убивали и сжигали до 24 тыс. человек. Их прах использовали для удобрения полей и осушения болот, или просто выбрасывали в соседние реки и пруды. В основном в реку Солу прямо у лагеря»[130 - Капезиус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 861 of 5519.].
Вильгельм Прокоп после войны рассказал, как однажды подслушал слова начальника о возможном использовании меньшего количества газа для убийства евреев[131 - Показания Вильгельма Прокопа в суде, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Naumann, Auschwitz, 189.]. Капезиус в компании сержантов Йозефа Клера и Курта Юрачека пришел к бункеру, где хранился циклон Б; Клер был старшим офицером СС в Освенциме, он управлял так называемым департаментом дезинфекции. Прокоп, страшно рискуя, решил остаться, спрятавшись за приоткрытой дверью. Капезиус приказал Клеру приготовиться получить «огромное количество канистр [циклона Б]». В них была нужда, потому что, по словам главного аптекаря, на тот день была запланирована «большая операция». За запасом яда всегда тщательно следили, не допуская возникновения нехватки. В попытках растянуть запасы и понизить расходы – ведь одна канистра обходилась в 5 рейхсмарок (около 2 долларов) – эсэсовцы стали использовать меньшее количество препарата. Раньше для убийства 2 тыс. пленников требовалось 20 канистр, но это количество пришлось уменьшить до 15. Никого не беспокоило, что это увеличивало время отравления на леденящие кровь 20 минут.
Однажды Капезиус столкнулся с доктором Миклошом Нисли, румыном, который работал с Менгеле, и узнал, когда и как нацисты поняли, что перестарались, уменьшив количество циклона[132 - Капезиус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1190 of 5519.].
– Клер, глава ответственных за газовые камеры, ворвался в кабинет Нисли, – вспоминал Капезиус. – Он взволнованно принялся рассказывать, что в горе трупов в газовой камере нашли живую девочку-подростка, она еще двигалась. Нисли схватил портфель и побежал к камере. Там у стены и правда была девушка, голая, как и остальные, еще на половину зарытая в телах. Девушка была невероятно красивая, она лежала, тяжело дыша, похожая на ангела[133 - Там же, 1174 of 5519.].
Нисли вспоминал следующие напряженные минуты:
– Мы вытащили ее из горы трупов. Я перенес ее легенькое молодое тело в комнату рядом с камерой, где переодевалась газовая команда. Я уложил девушку на одну из скамей. Она была юная, около 15 лет. Я достал шприц и сделал дрожащей девушке три укола подряд. Мужчины укрыли ее холодное тело своими куртками. Кто-то побежал на кухню, чтобы принести чай или суп. Все так хотели ей помочь, как будто боролись за жизнь собственного ребенка[134 - Miklys Nyiszli, I Was Doctor Mengele’s Assistant (Krakyw, Poland: Frap-Books, 2000), 88.].
Когда нацисты обнаружили, что Нисли пытается вылечить девушку, они заволновались, что она расскажет другим «обо всем, что с ней произошло, что она видела, и тогда это моментально разнесется по всему лагерю»[135 - Герман Лангбайн, показания в суде, Франкфурт-на-Майне, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Democrat and Chronicle (Rochester, NY), March 7, 1964, 1. See also Miklys Nyiszli, I Was Doctor Mengele’s Assistant (Krakyw, Poland: Frap-Books, 2000), 90–92.]. Они заключили, что не могут так рисковать.
– Девушку вывели, нет, скорее вынесли в прихожую, – вспоминал Нисли. – И застрелили в затылок[136 - Miklys Nyiszli, I Was Doctor Mengele’s Assistant (Krakyw, Poland: Frap-Books, 2000), 92.].
Один из свидетелей вспоминал, что когда дела Освенцима шли на спад и заканчивались запасы циклона Б, комендант Рудольф Хёсс приказал детей не отправлять в газовые камеры, а «сжигать [заживо] на кострах, вместо топлива подбрасывать трупы из газовых камер и лить бензин»[137 - Там же.]. Моновиц, лагерь-фабрика Farben, был вынужден увеличить производство метанола, чтобы помогать сжигать трупы[138 - DuBois, The Devil’s Chemist, 221.].
Прокоп вспоминал:
– Я намного позже узнал, что эта операция была настолько масштабной, что из-за нехватки места в печах тела отравленных газом сжигали в окопах и кострах. Сожжение такого количества трупов на открытом воздухе распространило по всей территории неприятный сладковатый запах. Они попытались проблему устранить, и приказали это Юрачеку, тоже аптекарю. Подозреваю, он делал это по приказу Капезиуса. Юрачек спросил меня, поскольку я был аптекарем, для чего использовался нафталин (пестицид). Я объяснил, что это вещество применяли для устранения неприятных запахов на улице и в закрытых помещениях[139 - Прокоп цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1916–1926 of 5519.].
Капезиус безэмоционально исполнял приказы вроде «устранения запаха» горящих трупов. Для него это было просто механическим заданием. Прокоп не удивлялся, что его начальника не передергивало от разговоров о том, как лучше устранить запах смерти.
– Я видел в нем человека, для которого заключенный был всего лишь цифрой, с которой надо было сделать только одно – уничтожить[140 - Показания Вильгельма Прокопа в суде, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Naumann, Auschwitz, 190.].
Глава 7. «Знакомство с дьяволом»
Однажды в начале 1944 года в офис Капезиуса пришел эсэсовский врач Вернер Рёде. С ним были доктор Бруно Вебер и четверо освобожденных заключенных, которых врачи вывели из лазарета. Рёде рассказал Капезиусу, что получил задание выяснить лучший способ подмешать в кофе или чай вещество, чтобы вырубить британского агента, которого нашли и планировали похитить немцы. Рёде был нужен морфий или эвипан, быстродействующий барбитурат. Он знал, что оба препарата могут привести к летальному исходу, потому что сильно понижали кровяное давление. Другой освенцимский врач, доктор Герта Оберхаузер, часто использовала в лаборатории инъекции эвипана для убийства детей, после чего вырезала их внутренние органы или части тела и отправляла их в экспериментальный центр в Берлине. (Оберхаузер перевели в Равенсбрюк спустя некоторое время, там она специализировалась на имитации боевых ранений на заключенных с помощью стекла, гвоздей и отверток. Как ни странно, после войны она провела в заключении всего 7 лет, после чего продолжила практиковать в Германии).
Рёде хотел быть уверенным, что не убьет британского агента. Капезиус выдал ему морфий и эвипан. Вскоре после того, как четверо заключенных получили крупные дозы, Рёде доложил: «Они умерли, улыбаясь»[141 - Капезиус и Рёде цитируются в: Naumann, Auschwitz, 68–69; см. также Фейкиль Владислав, 155.].
Капезиус не был поражен, узнав, что заключенные умерли от того, что в эсэсовских документах значилось как «сердечный приступ»[142 - Капезиус цитируется в: Naumann, Auschwitz, 69.]. Собственная роль в чьей-то смерти его не занимала, он считал себя всего лишь аптекарем, который предоставлял смертельные препараты, не доктором, который убивал своими руками. Он узнал, что в Освенциме препараты использовались так, как он бы не мог и представить, когда работал коммивояжером Bayer. И он полностью принял точку зрения друзей-эсэсовцев, которые считали, что медицинские эксперименты в лагере были «очень важным делом, ведь не существовало других мест, где можно было проводить подобные исследования просто так, без проблем»[143 - Капезиус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 356 of 5519.].
Жестокая сторона Капезиуса оказалась неожиданностью, когда он приехал в Освенцим. Роланд Альберт, близкий друг, рассказывал, что аптекарь «любил людей, был добрым <…> он был сама доброта»[144 - Интервью Роланда Альберта в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 1637 of 5519.]. Ян Сикорский, заключенный-помощник, вспоминал, что Капезиус «имел хорошую репутацию среди заключенных. Он просто там был»[145 - Показания Яна Сикорского в суде, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Naumann, Auschwitz, 193.]. Но после нескольких месяцев в Освенциме добрые отзывы сошли на нет. Как он сам позже признался, он «привык» к работе. Капезиус сделал осознанный выбор оправдать свое нахождение на службе.
Главным свидетельством морального упадка Капезиуса стало участие в отборе заключенных на платформе: он выбирал кому жить, а кому умереть. В конце весны 1944 года доктор Виртс позвал Капезиуса в свой кабинет и сообщил, что с настоящего момента в его обязанности будет входить помощь при отборе на станции. Освенцим готовился к самому загруженному периоду за все его существование: прибывали евреи, депортированные из Венгрии и Трансильвании. Было решено, что диплом фармаколога Капезиуса можно считать достаточной медицинской подготовкой. Виртс также отправил на платформу эсэсовского аптекаря и ассистента Капезиуса, Герхарда Гербера, и обоих лагерных стоматологов, доктора Франка и доктора Шаца[146 - Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 2299 of 5519.]. Даже эсэсовцы, не обладающие медицинским образованием, иногда будут вынуждены помогать, как сообщил ему Виртс.
Капезиус и до этого периодически проводил отбор, в том числе когда в марте из Терезиенштадта, чехословацкого гетто, привезли 5007 евреев. Выжили только четырнадцать[147 - Naumann, Auschwitz, 124.]. Эрих Кулка, чешский еврей, назначенный слесарем бригады техобслуживания Биркенау, видел прибытие множества поездов, и опознал Капезиуса как одного из эсэсовцев, проводивших отбор в тот день[148 - Показания Эриха Кулки в суде, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Naumann, Auschwitz, 125.]. Аптекарь, который и так пытался уменьшить собственную ответственность за циклон Б, был не рад, что новый долг делал его более очевидной частью машины убийства. Не по этическим причинам, он просто не хотел лишней ответственности. Но было совершенно ясно, что Виртс не собирался идти на уступки. Не прошло и двух недель, как Капезиус стал ездить на платформу не только забирать вещи заключенных, но и для того, чтобы стоять рядом с другими врачами, доктором Менгеле и доктором Кляйном[149 - Показания Германа Лангбайна, освенцимский суд, Франкфурт, Mulka et al, 4 Ks 2/63, Frankfurt-am-Main, June 3, 1964, 58, см. 4Ks 2/63, Гессенский архив; Капезиус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 821 of 5519.].
Когда весной начали прибывать поезда, битком набитые венгерскими и румынскими евреями, на освенцимской платформе произошел невероятный случай. Многие пленники были поражены, узнав Капезиуса: они работали с ним до войны, когда он занимался делами Farben/Bayer в Румынии. Свидетельства этих людей очень важны, потому что после войны Капезиус наотрез отказывался признаваться в участии в отборах[150 - T?ter Helfer Trittbrettfahrer: NS-Belastete aus dem ?stlichen W?rttemberg Vol. 3, «Der Apotheker Dr. Victor Capesius und die Selektionen in Auschwitz-Birkenau» Dr. Werner Renz, (Reutlingen: Wolfgang Proske Verlag, 2014), 67.].
Его узнали доктора Маврикий Бернер и Гизела Бём. Бернер был с женой и тремя дочками, Бём была с дочерью Эллой, которая в детстве называла Капезиуса «дядей-аптекарем». Также его узнал житель Клаузенбурга Пауль Пайор, аптекарь-еврей, которого привезли в Освенцим весной 1944 года[151 - Raphael Gross, Werner Renz, Sybille Steinbacher, Devin O Pendas and Johannes Schmidt, Der Frankfurter Auschwitz-Proses (1963–1965): kommentierte Quellenedition (Frankfurt: Campus Verlag, 2013).]. «Когда я оказался в начале [цепочки], увидел офицера, он указывал, кому идти налево, а кому направо. <…> Этим офицером был доктор Виктор Капезиус. Мы познакомились еще до 1940 года. Тогда он был главным представителем Bayer и часто к нам приезжал. Он несколько раз приходил в мою аптеку и был довольно мил, мы разговаривали, пока его водитель приводил в порядок стенд товаров Bayer. Иногда он говорил: “Я оставлю вам нашу упаковочную бумагу, чтобы вам не приходилось что-то искать и подкладывать”, и тому подобное. Мне не верилось, что я снова его увидел».
На секунду Капезиус задержал взгляд на Пайоре и спросил:
– Вы, случайно, не аптекарь?
– Да, я аптекарь, – ответил Пайор.
– Вы содержите аптеку в Ораде?
– Да.
Капезиус указал Пайору на правую сторону. Пайор понятия не имел, что Капезиус спас ему жизнь после каких-то пары слов легким взмахом руки[152 - Raphael Gross, et al., Der Frankfurter Auschwitz-Prozess; показания Пайора цитируются в: Naumann, Auschwitz, 301.]. Изначально, Капезиусу, может, хотелось избежать принятия решений о жизни и смерти. Но власть быстро ударила в голову. Первым инстинктом в Освенциме всегда было отправить бо?льшую часть на смерть. Но настоящая власть была там, где появлялась возможность поиграть в Бога – сохранить жизнь, хоть это и было лишь временное отстранение от газовой камеры, что сложно назвать милосердным.
Адриана Краус тоже своими глазами увидела, как Капезиус выбирал, кого отправить на смерть, а кому сохранить жизнь. Краус привезли в лагерь в июне 1944 года с родителями и сестрами. Ее родители знали Капезиуса по работе с Bayer.
– Когда мама увидела офицера, который проводил отбор, сразу сказала: «Да, это доктор Капезиус из Клаузенбурга». Он, вроде как, тоже узнал маму, потому что махнул ей рукой. Он отправил маму с сестрами налево, в газовые камеры, а меня направо, я выжила. Потом я встретила друга, который был с моим отцом во время отбора. Он рассказал, что отец поздоровался с Капезиусом и спросил, где были его жена и 11-летняя дочка. Капезиус, насколько я знаю, ответил: «Я отправлю вас туда, где ждут жена с дочкой. Там очень хорошо»[153 - Краус цитируется в: Schlesak, The Druggist of Auschwitz, Kindle Edition, 600 of 5519.].
Иногда Капезиус разделял семьи, казалось, совершенно без причины, по настроению. Это произошло с Сарой Небель, которую привезли в Освенцим вместе с 5 тыс. венгерских евреев одной июньской ночью. Она познакомилась с Капезиусом в Бухаресте до войны (в 1935–1938 годах).
– Мы жили в одном доме, – вспоминала Небель. – Я на первом этаже, доктор Капезиус на втором. Он был представителем Bayer. Иногда я говорила с ним и его женой[154 - Показания Сары Небель цитируются в: Naumann, Auschwitz, 263.].
В 1939 году, незадолго до начала войны, Небель была в гостях у Капезиуса и Фредерики, они пили кофе в трансильванском доме пары.
– Я сразу узнала его: доктор Капезиус. Я была рада его видеть. Когда оказалась перед ним, он только спросил сколько мне лет и отправил меня направо.
Ее отца, сестер и братьев Капезиус отправил налево. Небель не знала, что означали разные стороны, но не хотела разлучаться с семьей. Она попыталась вернуться к Капезиусу, чтобы уговорить его их не разлучать, но эсэсовец преградил ей путь.
– Это же доктор Капезиус? – спросила Небель.
Эсэсовец, по ее словам, удивился.
– Это аптекарь, доктор Капезиус. Откуда ты его знаешь?
Она объяснила, что они познакомились в Румынии. Но эсэсовец вытолкал ее обратно в толпу[155 - См. показания Сары Небель в: «Verdict on Auschwitz: The Frankfurt Auschwitz Trial 1963–1965», документальный фильм Рольфа Бикелла и Дитриха Вагнера, First Run Films, 1993; показания Сары Небель цитируются в: Naumann, Auschwitz, 263.].
Иногда Капезиус решал, кому из супругов сохранить жизнь. Доктор Лайос Шлингер, родом из Клаузенбурга, знал Капезиуса с 1939 года, когда тот был представителем Bayer; они общались и в светских кругах. Шлингер был среди последних депортированных из Клаузенбурга.
– Нас было двенадцать, все врачи, с нами приехала вся больница гетто, – вспоминал он[156 - Показания Лайоса Шлингера, 4Ks 2/63, Гессенский архив, цитируется в: Naumann, Auschwitz, 243.].
Когда в июне поезд приехал, их вагон несколько часов простоял закрытым, пока выпускали людей из других. Около четырех утра вагон открыли. Шлингер вспоминал: «Нас грубо вытаскивали из вагона. Это было безумие, потому что с нами были пациенты, человек 200–300, многие в критическом состоянии и не могли даже стоять. <…> Больные лежали или сидели на земле. Женщины рыдали, дети кричали. Это было ужасно»[157 - Показания Лайоса Шлингера цитируется в: Naumann, Auschwitz, 242–243.].
Тогда Шлингер и увидел Капезиуса. Он подбежал к аптекарю и спросил, где они.
– В центральной Германии.
Шлингер, заметивший указатели на славянском языке, ему не поверил.
– Что с нами будет?
– Все будет хорошо, – уверил его Капезиус.
Шлингер сказал, что его жене плохо.
– Ей плохо? – переспросил Капезиус. – Тогда пусть идет туда, – он указал на группу больных.
Семнадцатилетняя дочь Шлингера повела мать к другим больным.
– Я больше никогда не увидел ни жену, ни дочь, – рассказал Шлингер[158 - Там же, 243; см. также: Peter Weiss, The Investigation: Oratorio in 11 Cantos (London: Marion Boyars, 1996), 18–19.].
Мало кто из евреев, прибывших весной 1944 года, знал Капезиуса лучше, чем текстильный мануфактурщик из Клаузенбурга Йозеф Глюк. Его привезли в Освенцим вместе с 2800 евреями 11 июня. Глюк был тем самым бизнесменом, который пожаловался Farben на задержку красителя, необходимого для продолжения работы на фабрике. Капезиус приехал к нему и лично разобрался с проблемой, после чего поддерживал контакт с Глюком, чтобы быть уверенным в удовлетворении клиента. Они не виделись два года, прежде чем их пути пересеклись на освенцимской платформе.
С Глюком были жена, 2-летние близнецы, мать, свояченица и ее двое детей. Так получилось, что в одном вагоне с Глюком оказались Альберт Эренфельд и Вильгельм Шуль, бывшие клиенты Капезиуса, с которыми у него были особенно хорошие отношения[159 - Raphael Gross, Werner Renz, Sybille Steinbacher, Devin O Pendas and Johannes Schmidt, Der Frankfurter Auschwitz-Proses (1963–1965): Kommentierte Quellenedition (Frankfurt: Campus Verlag, 2013), 475.]. Глюк, Эренфельд и Шуль держались вместе.
