Вильгельм Гауф "Маленький Мук и другие сказки"

В иное время Яков и сам побежал бы за толпой, потому что очень любил смотреть на великанов или карликов и вообще на всякие диковинки, но на этот раз ему было не до того: он спешил вернуться к матери.

Ему стало как-то жутко, когда он пришёл на рынок. Мать всё ещё сидела на своём месте, и в корзине у неё оставалось довольно много овощей; значит, он проспал недолго. Но ему ещё издали показалось, что мать какая-то грустная: она не зазывала покупателей, а сидела неподвижно, подперши голову рукою; а когда он подошёл поближе, то ему показалось даже, что она бледнее обыкновенного. С минуту он постоял, не зная, что делать, но потом собрался с духом, подошёл к ней сзади, ласково опустил руку на её плечо и сказал:

– Что с тобой, мамочка, ты сердишься на меня?

Мать обернулась, но в ту же минуту отшатнулась от него с криком ужаса.

– Чего тебе нужно, безобразный карлик? – воскликнула она. – Прочь, прочь от меня, я терпеть не могу подобных шуток!

– Но, мамочка, что с тобой? – спросил Яков с испугом. – Тебе, верно, нездоровится, зачем же ты гонишь от себя своего сына?

– Я уже сказала тебе – убирайся прочь! – возразила она с гневом. – От меня ты не получишь ни гроша за свои шутки, уродливое создание!

«Господи помилуй, да она совсем помешалась! – подумал Яков. – Как бы мне отвести её домой?..»

– Милая мамочка, будь же рассудительна, посмотри на меня хорошенько, ведь я твой сын, твой Яков…

– Нет, это уж чересчур! – воскликнула она, обращаясь к соседке. – Посмотрите на безобразного карлика! Вот он стоит передо мной и разгоняет покупателей, да ещё осмеливается смеяться над моим горем. Этот урод не стыдится уверять, что он мой сын, мой Яков.

Тут соседки поднялись с шумом и осыпали Якова отборнейшей бранью; ведь торговки, как известно, на этот счёт мастерицы. Они ругали его за то, что он смеётся над несчастьем бедной Анны, у которой семь лет тому назад украли красавца сына. Они грозили, если он не уйдёт, сейчас же выцарапать ему глаза.

Бедный Яков не знал, что и подумать обо всём этом. Ведь не далее как сегодня утром он пошёл с матерью на рынок, помог ей разложить товар, потом пошёл за старухой, поел у неё супу, вздремнул маленько и скоро вернулся назад, а между тем и мать, и соседки толкуют о каких-то семи годах, да ещё называют его безобразным карликом. Что же такое случилось с ним?

Убедившись, что мать не узнаёт его, он с трудом удержался от слёз и печально побрёл по улице в отцовскую лавку. «Посмотрим, – думал он, – не узнает ли хоть отец меня; я встану у дверей и заговорю с ним». Дойдя до лавки сапожника, он остановился перед дверью и заглянул внутрь.

Отец был так занят работой, что сначала и не заметил его, но когда случайно поднял голову, то выронил из рук сапог, шило и дратву и воскликнул с ужасом: «Господи помилуй, что я вижу?»

– Добрый вечер, хозяин! – сказал карлик, входя в лавку. – Как идут дела?

– Плохо, очень плохо, маленький господин! – отвечал отец, к великому изумлению Якова: как видно, и он не узнавал сына. – Дело у меня не спорится: я одинок, становлюсь стар, а держать подмастерья мне не по средствам.

– Но разве у вас нет сына, которого вы могли бы приучить к делу? – продолжал расспрашивать Яков.

– Да, был у меня сын по имени Яков. Теперь он был бы уже стройным, ловким двадцатилетним парнем и мог бы стать мне отличным помощником: то-то была бы жизнь! Уже когда ему было двенадцать лет, он выказывал большое проворство и ловкость и кое-что смыслил в ремесле. И какой он был красавчик! Будь он при мне, я имел бы столько заказчиков, что перестал бы чинить старьё и шил одно только новое. Да, видно, этому не суждено быть!

– Где же теперь ваш сын? – спросил Яков дрожащим голосом.

– Про то знает один бог! – отвечал тот. – Лет семь тому назад его украли у нас на рынке.

– Семь лет! – воскликнул Яков с ужасом.

– Да, маленький господин, семь лет тому назад. Я как сегодня помню, как жена моя вернулась домой с криком и плачем, что мальчик целый день не возвращался и что она искала его повсюду, да не нашла. Я всегда опасался, что так случится. Яков был мальчик красивый – вот жена и гордилась им и была довольна, когда чужие его хвалили. Часто она посылала его с овощами в богатые дома; положим, это было выгодно, потому что его каждый раз щедро награждали, а всё-таки не раз говорил я ей: «Берегись, город велик, злых людей много, смотри в оба за Яковом!» Так беда и случилась. Однажды пришла на рынок безобразная старуха и накупила столько, что не могла сама снести всё домой; у жены моей сердце жалостливое, вот она и послала с ней мальчика, и только мы его и видели.

– И это случилось семь лет тому назад, говорите вы?

– Да, весной исполнится семь лет. Уж мы искали его, искали, ходили из дома в дом и везде расспрашивали о нём. Многие знали хорошенького мальчика, любили его и помогали нам в розысках, но всё было напрасно. Да и старуху, которая купила у нас овощи, не могли отыскать. Только одна старая-престарая женщина, прожившая на свете девяносто лет, сказала, что это, вероятно, злая волшебница, которая каждые пятьдесят лет приходит в город, чтобы закупить себе разные травы.

Сказав это, отец Якова снова взял в руки башмак и обеими руками вытащил дратву[4 - Дра?тва – толстая нитка для шитья обуви.].

Яков же мало-помалу догадался, что то, что казалось ему сном, произошло в действительности и он в самом деле прослужил у старухи семь лет в виде белки. Сердце его преисполнилось горя и гнева: как, целых семь лет его юности украла у него старуха, и что же он получил взамен? Только то, что он может чистить туфли из кокосовых скорлупок, мести стеклянные полы, или то, что он научился от морских свинок всем тайнам поварского искусства? Так простоял он несколько минут, раздумывая о своей судьбе, пока отец не спросил его:

– Не угодно ли вам заказать что-нибудь, молодой господин? Может быть, пару новых туфель или, – прибавил он, улыбаясь, – футляр для вашего носа?

– Какое вам дело до моего носа? – спросил Яков. – Зачем мне к нему футляр?

– Ну, – возразил сапожник, – у каждого свой вкус. Что до меня, то, будь у меня такой нос, я бы непременно заказал для него футляр из розовой кожи. Посмотрите, у меня как раз есть кусочек. Правда, для вашего носа потребуется не меньше аршина[5 - Арши?н – чуть больше 71 сантиметра.], но зато, по крайней мере, вы будете в безопасности. Ведь вы, наверно, стукаетесь носом о каждую карету, от которой хотите посторониться?

Яков онемел от изумления. Он ощупал свой нос – о ужас! Нос оказался необыкновенно толстым, а длиной чуть ли не в две ладони. Итак, старуха изуродовала его! Вот почему мать не узнала его, вот почему все называли его безобразным карликом!

– Хозяин, – сказал он, чуть не плача, – нет ли у вас маленького зеркальца, в которое я мог бы посмотреть на себя?

– Молодой человек, – возразил отец серьёзным тоном, – у вас не такая наружность, чтобы быть тщеславным, и вам, право, не следовало бы поминутно глядеться в зеркало. Постарайтесь отучить себя от этой смешной привычки!

– Ах, дайте мне всё-таки посмотреться в зеркало! – сказал карлик. – Уверяю вас, что я делаю это не из тщеславия…

– Оставьте меня в покое! У жены моей есть зеркало, но я не знаю, куда она запрятала его. Если вам непременно хочется посмотреть на себя, то там, через улицу, живёт цирюльник[6 - Цирю?льник – в старину так называли парикмахера.] Урбан: у него есть зеркало вдвое больше, чем ваша голова; отправляйтесь к нему, а пока – прощайте!

С этими словами отец тихонько выпроводил его из лавки, запер за ним дверь на ключ и снова сел за работу. Яков же, глубоко огорчённый, отправился через улицу к цирюльнику Урбану.

– Здравствуйте, Урбан! – сказал он ему. – Я пришёл попросить вас о маленькой услуге: будьте любезны, позвольте мне посмотреться в ваше зеркало.

– С удовольствием, вот оно! – воскликнул цирюльник, смеясь, и все его посетители расхохотались вслед за ним. – Что и говорить, вы красавец хоть куда, стройный, изящный. Шея у вас как у лебедя, ручки как у королевы, а носик такой, лучше которого и не найдёшь. Правда, вы немного тщеславны, но так и быть, поглядите на себя! Пусть не говорят добрые люди, что я из зависти не позволил вам полюбоваться собою.

Неудержимый хохот присутствующих сопровождал слова цирюльника; Яков между тем подошёл к зеркалу и взглянул на себя.

Слёзы выступили у него на глазах. «Да, конечно, в таком виде ты не могла узнать своего Якова, милая маменька! – сказал он самому себе. – Не такой он был в те дни, когда ты гордилась им перед всеми!»

И действительно, перемена была ужасающая; глаза стали крошечными, как у свиньи, огромный нос висел ниже подбородка, шея как будто исчезла, так что голова прямо торчала на плечах и он еле-еле мог поворачивать её. Ростом он был не выше, чем тогда, когда ему было двенадцать лет.

За всё время он вырос только в ширину: спина и грудь у него были широки и выгнуты и походили на маленькие, туго набитые мешки. Это толстое туловище держалось на маленьких ножках, которым такая тяжесть была не под силу. Зато его руки были такой же длины, как у обыкновенного взрослого человека. Ладони были толстые, коричневые, пальцы крючковатые, и когда он вытягивал руки, то мог, не сгибаясь, достать ими до пола. Вот каким безобразным карликом стал теперь маленький Яков…

Он вспомнил то утро, когда старуха подошла к корзинам его матери. Всё, над чем он тогда смеялся: её длинный нос, её безобразные пальцы – всё это она передала ему, за исключением длинной дрожащей шеи.

– Ну что, налюбовался собою, мой принц? – сказал цирюльник. – Право, даже во сне нельзя вообразить себе ничего более смешного. А знаете, я вам сделаю предложение, маленький человечек! Хотя моя цирюльня и из лучших, но последнее время у меня не так много посетителей, как прежде, и виной тому мой сосед, цирюльник Пенки, который где-то отыскал великана, заманивающего к нему публику. Но великан-то не редкость, а вот такой человек, как вы, – это дело другое. Поступите ко мне на службу, любезный! Вы получите квартиру, стол, одежду – всё, что вам нужно, а вы за это должны будете каждое утро стоять у дверей и зазывать посетителей. Вы будете взбивать пену и подавать гостям полотенце, и мы оба не останемся внакладе. У меня будет больше посетителей, чем у соседа с его великаном, а вам все охотно станут давать на чай.

Яков в глубине души был глубоко возмущён. Но – увы! – он должен был привыкать к подобным оскорблениям! Поэтому он по возможности спокойно заявил цирюльнику, что у него нет времени для подобной службы, и пошёл далее.

Но, хотя злая старуха придала ему уродливый вид, она всё же ничего не могла сделать с его умом. Теперь он думал и чувствовал далеко не так, как семь лет тому назад. Яков был уверен, что за этот промежуток времени стал и умнее, и рассудительнее. И действительно, он не горевал о своей утраченной красоте, не плакал из-за своего безобразия: его огорчало лишь то, что его, как собаку, прогнали из родного дома.

Однако он решился сделать ещё одну попытку и поговорить с матерью.

Он подошёл к ней на рынке и упросил спокойно выслушать его. Тогда он напомнил ей о том дне, когда пошёл за старухой, напомнил ей разные случаи из своего детства, рассказал, как прослужил семь лет у волшебницы белкой и как она заколдовала его за то, что он посмеялся над ней на рынке.

Жена сапожника не знала, что и подумать. Всё, что он рассказывал о своём детстве, было верно, но когда он заговорил о том, что семь лет прослужил белкой, то она никак не могла представить себе, чтобы это было возможно. А когда она при этом ещё и взглядывала на карлика, то приходила в ужас от его уродства и окончательно отказывалась верить, что это её сын. Однако она сочла благоразумным переговорить с мужем. Собрав свои корзины, она велела Якову следовать за ней, и они отправились в лавку сапожника.

– Посмотри, – сказала она мужу, – этот человек уверяет, что он наш пропавший Яков. Он рассказал мне всё: как его украли у нас семь лет тому назад и как он был заколдован одной волшебницей.

– Вот как! – с гневом прервал её сапожник. – Постой же ты, негодяй! Ведь всё это я сам с час тому назад рассказал ему, а потом он отправился к тебе, чтобы надуть тебя. Так ты был заколдован, сыночек? Погоди же, я сейчас сниму с тебя колдовство! – С этими словами он схватил пучок ремней, которые только что нарезал, бросился на карлика и так хлестнул его по спине и длинным рукам, что тот закричал от боли и с плачем побежал прочь.

Нелегко найти сострадательную душу, которая готова была бы помочь несчастному, особенно с такой смешной наружностью. Бедный карлик оставался весь день без пищи и питья и вечером должен был избрать для ночлега церковную паперть[7 - Па?перть – площадка перед входом в церковь.], хотя ступени её были жёстки и холодны.

На другое утро, проснувшись на заре, он серьёзно задумался о том, чем бы снискать себе пропитание. Служить зазывалой у цирюльника или показывать себя за деньги ему не позволяла гордость; что же ему оставалось делать? Но вдруг он вспомнил, что, будучи белкой, сделал большие успехи в поварском искусстве. Он справедливо полагал, что не уступит в этом деле никакому повару, и решился воспользоваться своими познаниями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67126308&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Сноски

1

Шарова?ры – широкие штаны, сужающиеся внизу.

2

Ла?дан – ароматическая смола.

3

Пла?тье – раньше так называли любую одежду, надеваемую поверх нижнего белья, а не только женскую.

4

Дра?тва – толстая нитка для шитья обуви.

5

Арши?н – чуть больше 71 сантиметра.