Шэрон Болтон "Маленькая черная ложь"

Маленькая черная ложь
Шэрон Болтон

Tok. Национальный бестселлер. Британия
От номинанта на премию «Золотой кинжал» за «лучший криминальный роман года».

«Я спрашивала себя: способна ли я убить? Спрашивала – и, похоже, получила ответ. Мне не трудно убить. Более того, у меня неплохо получается…»

Роковая беспечность, трагедия – и двое детей мертвы. Ваши. Вот уже почти три года как небрежность бывшей лучшей подруги оборвала их жизни. Теперь каждая случайная встреча с этой женщиной в маленькой общине Фолклендских островов – пытка. И единственное, что пока еще дает силы существовать дальше – месть. Но совсем скоро наступит годовщина их смерти, и тогда… Пришло время уравнять счет. Осуществить самые темные мечты.

Вот только реальность вносит свои коррективы: бесследно пропадает маленький мальчик. И это уже третий ребенок, исчезнувший за последние несколько лет. Полиция настаивает на том, что все произошедшее – несчастный случай. Но что, если это не так? Что, если на самом деле среди горожан затаился монстр? И что, если всё указывает на то, что монстр этот – именно вы?

Шэрон Болтон – автор десяти романов, получивших высочайшую оценку литературных критиков во всем мире, обладательница премий Мэри Хиггинс Кларк и CWA Dagger in the Library

«Я в восторге! Я не ложилась спать и полностью игнорировала свою семью. Это идеальный триллер. Захватывающая картина, полная секретов и предательств. Друзья, любовники, соседи – каждому есть что скрывать…» – Лиза Гарднер

«Хорошо продуманная колыбель лжи и предательства. Но что делает эту книгу особенной, так это яркое изображение самих Фолклендских островов, будь то дикая природа или клаустрофобная природа человеческого существования на маленьком острове». – The Guardian

«Максимально мрачная и эмоциональная история, способная выбить почву из-под ваших ног. Напряжение будет нарастать с каждой главой, а финал сумеет несколько раз вас удивить и в итоге шокировать. Автору удалось мастерски раскрыть характеры всех персонажей и обнажить их самые темные стороны. Блестящий психологический триллер». – Книжный блогер Гарри @ultraviolence_g

Шэрон Болтон

Маленькая черная ложь

© Гольдберг Ю.Я., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО "Издательство «Эксмо», 2022

Посвящается Энн-Мари, которая первой сказала мне, что я это смогу, и Саре, благодаря которой я делаю это лучше

И каждый взгляд меня клянет.
Хотя молчат уста,
И мертвый Альбатрос на мне
Висит взамен креста [1 - Здесь и далее пер. В. Левика.].

    Сэмюэл Тэйлор Кольридж, «Сказание о Старом Мореходе»

Часть I

Кэтрин

Я спрашивала себя, способна ли убить. Смогу ли я, глядя в глаза живого существа, совершить одно непоправимое действие, обрывающее жизнь. Спрашивала – и, похоже, получила ответ. Мне не трудно убить. Более того, у меня неплохо получается.

День второй

Вторник, 1 ноября 1994 года

1

Я убеждена, что при определенных обстоятельствах на убийство способен каждый. Нужен лишь достаточно сильный мотив. Вопрос в том, готова ли я? Наверное. Потому что в последнее время ни о чем другом я не думаю.

Полночь наступила минуту назад. Через два дня будет третье ноября. Еще два дня. Готова ли я?

Что-то движется. Это не вода, окружающая меня со всех сторон и совершенно неподвижная, а отражение птицы. Мне не нужно поднимать голову – я и так знаю, что это гигантский буревестник. Массивные птицы, похожие на доисторических чудовищ, с размахом крыльев до трех метров и загнутым клювом, часто следуют за мной, особенно когда я выхожу в море ночью, и не отстают от лодки, как бы далеко и быстро я ни плыла.

Сейчас я никуда не плыву. Сижу в кокпите[2 - Кокпит – внутреннее пространство судна, предназначенное для нахождения в нем рулевого и пассажиров.] и смотрю на фотографию сыновей. Наверное, уже давно, потому что чувствую резь в глазах. Я крепко зажмуриваюсь, а затем заставляю себя отвести взгляд.

На фоне ночного неба выделяются силуэты далеких гор. Вода похожа на старое зеркало: местами в паутине трещин, слегка мутное. Иногда с ним это бывает, с океаном. Он становится настолько не похожим на себя, что ты мгновенно теряешься, забывая о том, что это одно из самых суровых и безжалостных мест на земле.

Я стою на якоре у побережья Фолклендских островов – крошечного архипелага в Южной Атлантике. Настолько далекого от всего, что может быть интересно, а также от главных событий, происходящих на мировой арене, что на протяжении многих веков на него почти никто не обращал внимания. Но потом он стал брошенной костью, за которую, словно собаки, дрались движимые эгоизмом политики.

Несколько коротких недель о нас говорил весь мир. Но это было более десяти лет назад, и вскоре все снова о нас забыли.

Но мы ничего не забыли – и Аргентина тоже. Даже через двенадцать лет после пинка под зад, который получили тамошние власти, они время от времени с вожделением посматривают в нашу сторону. Аргентинцы говорят, что Мальвинские острова[3 - Аргентина до сих пор называет этот архипелаг Мальвинскими островами, в то время как для всего остального мира они остаются Фолклендскими.] принадлежат им. Мы посылаем аргентинцев подальше.

Нельзя сказать, что мы очень рады тому, во что превратились: в дорогую игрушку, один из последних осколков Британской империи. Мы мечтаем о независимости, о собственных доходах, которые позволят себя защищать. Надежда эта призрачная. И мы никогда не чувствуем себя в безопасности.

Фотография моих сыновей выцвела. Сейчас это не очень заметно, но при дневном свете красная куртка Кита выглядит тускло-розовой, а желтые ботинки Нэда приобретают нездоровый коричневатый оттенок.

Неподвижное отражение луны неотличимо от оригинала, словно она упала с неба в воду, целая и невредимая, и лежит прямо за кормой, легкая и бесплотная, похожая на лепесток деревянной стружки, а вокруг разбросаны звезды, как будто кто-то беспорядочно разбрызгал краску по поверхности океана. В этом отдаленном уголке Южной Атлантики нет светового загрязнения, и кажется, что звезды окружают меня со всех сторон. Когда я жила в Северном полушарии, где они – просто булавочные уколы света, иногда почти полностью невидимые, то часто забывала о том, как их много. Но здесь, дома, выходя в океан ночью, каждый раз вспоминаю о необъятности неба.

Я встаю, зная, что у меня осталось около двадцати минут. Меняю баллон, проверяю уровень кислорода, надеваю маску, беру в рот загубник и шагаю с кормы.

Вода мгновенно окутывает меня ледяным одеялом. Несмотря на защитный гидрокостюм, холод пробирает до костей, но я не обращаю на него внимания. Это – часть процесса акклиматизации. Превращение из существа, ползающего по земле, в морского обитателя.

Здесь неглубоко, не больше двадцати метров. Конечно, удалившись так далеко от берега в одиночку, я нарушила первейшее правило безопасности дайверов, но рядом нет никого, обладающего достаточным авторитетом или влиянием, чтобы меня остановить. И, кроме того, меня не слишком волнует собственная безопасность.

Я нахожу глазами трос, который уходит в глубину и исчезает в темноте, стравливаю воздух из гидрокостюма и погружаюсь. На глубине нескольких футов переворачиваюсь и плыву к густым зарослям ламинарии.

Ламинария, которую большинство людей называют просто морскими водорослями, растет здесь в изобилии. Прикрепившись к морскому дну чем-то вроде корневой системы, она тянется к свету. Ее листовидные отростки и усики поддерживаются в вертикальном положении пузырьками, заполненными воздухом.

Много лет назад здесь затонуло судно. Его разрушающийся корпус определяет величественную подводную архитектуру этого места. Громадные обломки дерева, колонизированные морскими обителями, поднимаются над морским дном, словно подводные города. А над ними возвышается похожая на древний лес ламинария, плавное движение которой не останавливается ни на секунду.

Поравнявшись с верхушками водорослей, я продолжаю спуск. В этой чистой воде при дневном свете меня окружали бы необыкновенно яркие краски, но ночью оттенки стали мягкими, приглушенными: кремовая ламинария, темно-синяя дымчатая вода, редкие рубиновые сполохи крабов, ползущих по песку.

Я собираю морских ежей. Заросли ламинарии – излюбленное место нереста рыб. В последнее время водорослей стало меньше, и одна из возможных причин состоит в том, что морские ежи объедают их корни. Нам с коллегами нужно понять, появились ли в наших местах новые виды или просто популяция этих животных стала немного прожорливее. Продажа лицензий на промысел рыбы могла бы стать очень выгодной для экономики островов. Рыба важна, а значит, важны леса ламинарии и мои морские ежи. Ночь они проведут в холодильных камерах на лодке, а утром я отвезу их в свою лабораторию в Стэнли.

Многие дайверы не любят ламинарию. Им неприятно ее прикосновение, и они опасаются, что их руки и ноги запутаются в похожих на щупальца отростках. Мне же нравится чувство безопасности, которое дает этот «лес». Я наслаждаюсь своей незаметностью, возможностью застать врасплох других обитателей моря, хотя иногда врасплох застают меня. В водорослевых зарослях погружения для сбора материала всегда проходят успешнее.

Внезапно понимаю, что я здесь не одна. Кто-то приближается. Водоросли передо мною ритмично движутся, а через секунду я оказываюсь практически нос к носу с молодым морским котиком. Он смотрит мне в глаза, затем снова устремляется за добычей. Она такая быстрая, что я даже не успеваю определить, что это за рыба. Смотрю, как они делают зигзаги над океанским дном, но тревожное ощущение никуда не девается.

Это происходит мгновенно. Над моей головой появляется гигантская тень, вода начинает давить с огромной силой, и кто-то большой устремляется к морскому котику. Они налетают друг на друга. Яростное трепыхание, разорванная плоть. Вода вскипает струей пузырьков, и животные снова разъединяются.

Непрошеный гость – это морской слон, крупный самец больше двух метров длиной. Он гораздо медленнее своей жертвы, но чрезвычайно силен. В зарослях ламинарии начинается яростная погоня, и я понимаю, что нахожусь в опасности.

Морской слон обычно не нападает на людей и даже на крупных тюленей, но этот увлечен охотой, им движет жажда убийства. Вода уже окрасилась кровью морского котика. Если он ускользнет, а морской слон заметит меня, то будет действовать не задумываясь. Я замираю, присев на корточки среди стеблей и надеясь, что погоня уйдет в сторону…

Зря. Морской котик плывет прямо ко мне, собираясь нырнуть и спрятаться в густых зарослях, но тут сверху обрушивается морской слон. Он смыкает свои мощные челюсти на шее жертвы и яростно трясет. Через несколько секунд голова морского котика бессильно повисает. Морской слон поднимается к поверхности со своей добычей.

Вот так это и происходит. Быстро, жестоко, без каких-либо сомнений и раздумий. Именно так мы убиваем. Сегодня я много думала о смерти. И когда сидела на поверхности океана, и когда погружалась на глубину… размышляла о смерти и о способности людей приносить смерть. О том, способна ли я убить.

В конце концов, я из рода потомственных убийц. Мой дед, с подходящим именем Бартоломью Гроб, был одним из самых успешных и безжалостных убийц, которых только знал этот уголок мира. День за днем он вместе со своей бандой уходил на охоту и без отдыха и жалости преследовал добычу, наблюдая, как океан становится красным от крови. Дедушка убивал китов, а не людей, но ведь разница не слишком велика, правда?

Последний морской еж оказывается в мешке. Мне больше нечего здесь делать. Поднимаясь на поверхность в окружении пузырьков воздуха, я еще с глубины в несколько футов[4 - 1 фут = 30,48 см.] замечаю звезды. А вынырнув, не сразу нахожу лодку. Пока я была под водой, сковавшие океан чары рассеялись, и вода снова пришла в движение. Вокруг вздымаются волны, и мне становится не по себе. Я одна, далеко в море. И если не смогу вернуться к лодке, то умру здесь. Меня уже довольно давно не покидает ощущение, что жизнь подходит к концу. Значит, это будет вот так? Значит, мне суждено умереть сегодня?

Нет, вот она, лодка, меньше чем в двадцати метрах от меня.

Куини проснулась. Она бегает вдоль борта, пока я не хватаюсь за трап и не поднимаюсь на палубу. Склоняюсь над ней, чтобы погладить, и с меня стекает вода. Куини убегает и приносит в зубах старое полотенце со своей подстилки. Оно все в грязи и собачьей шерсти, но я оценила порыв.

Куини – стаффордширский терьер, но слишком мелкая для своей породы: маленький клубок мускулов и мягкой, шелковистой шерсти. Нос, ноги и кончик хвоста у нее белые, а все остальное – черное, как мысли в моей голове. Ей четыре года, и я готова поклясться, что иногда она вспоминает мальчиков. Что она тоже скорбит по ним.

Поднимаю якорь, завожу двигатель, беру курс на юг, к Стэнли, и снова вспоминаю дедушку. Сегодня мои мысли упорно держатся мрачного направления, а тайные планы пробираются в самые темные закоулки сознания, словно ползущие по лесной почве цепкие корни.

Дедушка Гроб, отец моего отца, был одним из великих китобоев Южной Америки, последним из династии морских охотников, основатель которой покинул Нантакет[5 - Нантакет – остров в Атлантическом океане у Восточного побережья Северной Америки.] в 1804 году и четыре месяца спустя прибыл на Нью-Айленд на Фолклендских островах. Следующие две сотни лет они грабили острова и окружающий их океан. Дикая природа этих мест, на суше и на море, до сих пор не может восстановить ущерб, нанесенный дедушкой Гробом и его предками.

Он умер, когда я была совсем маленькой. Жаль…

Сворачиваю в более спокойные воды Порт-Уильяма и слегка меняю курс, чтобы пройти как можно дальше от круизного лайнера «Принсесс Ройял». До конца лета здесь пройдет непрерывная вереница таких судов, останавливающихся у нас на несколько дней по пути к Южной Георгии[6 - Южная Георгия – крупный субантарктический остров в Южной Атлантике.] и Антарктиде. Сотни туристов, ежедневно высаживающихся на берег, когда лайнер заходит в гавань, – настоящая палка о двух концах. И местное население в равной степени радо и недовольно. Сегодня в порту необычно оживленно и шумно. Несмотря на поздний час, пассажиры таких судов склонны к буйному веселью, так что звуки пирушки бывают слышны за много миль от берега.

Не замеченная столпившимися на палубе лайнера людьми, проскальзываю мимо и направляюсь к внутренней гавани. Уже почти час ночи. Скоро я буду отсчитывать часы, а не дни. Мне еще нужно закончить кое-какие дела, выполнить обещания, данные другим людям… Свободного времени не будет, и это хорошо.

Осматриваю лодку. Баки с бензином и водой залиты доверху. В запертом шкафчике хранится пневматический пистолет, стреляющий дротиками со снотворным, на тот случай, если понадобится усыпить крупное млекопитающее, и старый дедушкин револьвер, если единственным вариантом останется самоубийство. Оба «ствола» исправны и в рабочем состоянии. Я готова. Готова выяснить, насколько сильна кровь предков в моих жилах.

Направляю лодку в узкий проход, ведущий во внутреннюю гавань, – и сразу же понимаю, что тщательно разработанные планы могут пойти прахом.

Меня ждет полиция.

2

За время моего недолгого отсутствия что-то случилось. Большая часть населения Фолклендских островов живет в Стэнли, но это все равно маленький поселок: семь сотен домов и около двух тысяч человек. Три часа назад, когда я выходила в море, склон холма усеивали сотни крошечных, похожих на звезды огоньков от фонарей из тыкв, но теперь все они погасли. К этому часу Стэнли должен был погрузиться в почти полную темноту. Но не погрузился. Я вижу, как вдоль берега едет полицейская машина, а на пристани мигают синие проблесковые маячки.

Прошло три года. Почти день в день с прошлого раза, когда я вошла в гавань, а меня там ждала полиция.

«Произошел несчастный случай. – Три года спустя я все еще отчетливо помню хриплый, дрожащий голос Бена из рации. – Нэда и Кита везут в больницу, больше я ничего не знаю. Езжай туда как можно скорее».

Он сразу же отключил связь, оставив меня воображать худшее. Но я не могла. Не могла себе этого позволить. Я представляла, что им больно. Представляла их маленькие совершенные тела, избитые, изломанные и изрезанные острым, как лезвие, металлом. Весь обратный путь до Стэнли в моей голове звучали их голоса: мальчики плакали и звали маму, не понимая, почему меня нет рядом, когда я нужна им больше всего. Я представляла оторванные руки и ноги, шрамы на милых лицах. Но только не два безжизненных тела, лежащих рядом в морге.

Поддавшись печальным воспоминаниям, я слишком сильно нажимаю на рукоятку дросселя[7 - Дроссель – устройство для изменения расхода рабочей жидкости с целью регулирования скорости.]. Не стоит входить в гавань слишком быстро – здесь есть камни и затонувшие корабли. Заставляю себя сбавить скорость и жду, когда успокоятся дыхание и пульс. Контролировать их труднее, чем дроссель. Как бы то ни было, нужно делать вид, что всё в порядке, что я готова сотрудничать. Моя человеческая оболочка должна продержаться еще немного.

Кто-то ждет на том месте, где я обычно швартую лодку. Это один из вышедших на пенсию рыбаков. Он живет в домике рядом с портом вместе с двумя женщинами, которых большинство людей считают его матерью и сестрой, но уверенности в этом нет. Его зовут Ральф Ларкин, а за глаза – Чокнутый Ральф. Бросая ему кормовой швартов[8 - Швартов – трос, предназначенный для подтягивания и удержания судна у причала или у борта другого судна.], я замечаю, что под штормовкой у него – застиранная полосатая пижама. Штанины заправлены в огромные резиновые сапоги черного цвета, которые обычно носят рыбаки. В этом наряде Ральф похож на пирата. Я спрыгиваю на причал:

– Что происходит?

– Пропал ребенок.