Дамианос был разочарован в калгатах. Слывут мастерами коварных атак, а сами ведут себя, словно трусливые шарандеи: только вопят, да попусту переводят стрелы. Может, кто-нибудь сунется на дистанцию прицельного выстрела?
Он вставил в паз манубалиста короткую стрелу (она называлась «болт») и стал ждать. Гребцы остановились, держа корабль на канатах. Они тоже смотрели на поле. Капитан у руля, Гелия, разинувшая свой уродливый рот Коринда – все были увлечены видом боя.
Из-за спины вдруг раздался странный звук – будто кто-то хрипло смеется. И сразу вслед за тем истошный женский визг.
Резко обернувшись, Дамианос обмер.
Капитана сзади обхватил рукой мокрый, голый человек. Сверкнуло лезвие ножа. Из горла багровой струей ударила кровь.
Еще несколько таких же блестящих от воды смуглых фигур быстро передвигались по палубе. Коринда прижалась к мачте, закрыв руками лицо. Визжащую Гелию держал за шею широкоплечий, могучий детина.
Над бортом согнулся узкоглазый, жидкобородый человек – рубил натянутый канат изогнутым клинком.
Калгаты! Откуда они взялись?!
Тут Дамианос увидел, что от каменистого острова, вокруг которого пенились воды стремнины, быстро гребя веслами, поперек разлива несется десяток легких лодок. Все держат курс на последний корабль флотилии.
И всё стало понятно.
Не зря калгаты слывут ловкими налетчиками. Нападение конницы – не более чем отвлекающий маневр. Разбойники не собираются захватить весь караван, у них для этого недостаточно сил, и не увезти им с собой в далекие степи столько добычи. Они хотят ограбить замыкающее судно, самое уязвимое из всех.
Калгаты живут на берегу моря, они превосходные пловцы. Несколько воинов добрались сюда вплавь, чтобы обрезать канаты и отогнать корабль на середину реки. А там перегрузят товар в лодки и уйдут.
Неплохо задумано.
– Дамианос!!! – закричала эфиопка. – Дамианос!!!
Канаты лопались один за другим – нож у варвара был острым.
Корабль уже разворачивало течением. Оставалось всего два троса. Гребцы вцепились в них, но тяжесть судна затягивала их в воду.
Дамианос вскинул манубалист, пустил варвару в грудь стрелу. Знал, что корабль все равно не удержать. Но расчет был иной.
Через несколько мгновений вместо убитого калгата появился другой и перерезал остальные канаты. Но в это время Дамианос уже висел под бортом на обрывке кормового троса. Враги этого маневра не заметили.
Автоматон стоял, тупо смотрел на хозяина. Гребцы размахивали руками, звали солдат на помощь. Но охрана отбивала атаку конницы, назад никто не смотрел. Да и что теперь можно было сделать?
Судно всё дальше отходило от берега. Терять время было нельзя.
Перебирая руками, аминтес поднялся, осторожно выглянул из-за верхней кромки борта.
Один калгат, с вытатуированным черным пауком на груди, стоял на руле, правя навстречу лодкам.
Второй, здоровенный, караулил пленниц: держал за шею Гелию и локтем той же руки прижимал к мачте Коринду. В другой руке угрожающе держал нож. Коротко обернулся – на груди мелькнула черная голова волка.
Дамианос вспомнил, как ему рассказывали, что калгаты награждают татуировкой только самых отчаянных храбрецов.
Где остальные?
Словно в ответ на этот вопрос из люка один за другим поднялись еще воины – все тоже с татуировками: у первого клыкастый змей, у второго бык, у третьего медведь, у четвертого череп. Калгаты отрядили на захват корабля лучших из лучших.
Эти четверо притащили снизу тюки с товаром. Бросили в кучу около борта, спустились обратно. Ясно: готовятся перегружать добычу в лодки.
Шестеро – много. Пожалуй, не справиться.
Сердце аминтеса радостно забилось. Встреча с Гекатой могла произойти прямо сегодня. Сейчас.
На своем обычном месте, подле кормовой мачты, рычала и била хвостом прицепленная Гера – ей всё это не нравилось.
Таиться больше было незачем. Теперь всё решала быстрота.
Рывком он перемахнул через борт и сразу, без малейшей остановки, побежал к корме, на бегу выдергивая из поясного чехла нож.
Рулевой ощерился и крикнул что-то гортанное на языке, не похожем ни на один, известный Дамианосу. Но точно брошенная махера уже вошла ему в подвздошье, прямо под черного паука.
Умирающий еще бился, еще хватался за рукоятку, но Дамианос не обращал на него внимания. Просто оттолкнул ногой, вывернул кормило и наскоро закрепил рычаг тросом. В голове всегдашний счетчик времени сам собой отщелкивал моменты – как учили когда-то в Гимназиуме.
На счете «четыре» Волк перестал хлопать глазами и, не выпуская женщин, громко позвал остальных.
На счете «восемь» корабль дрогнул и начал поворачиваться носом в обратном направлении.
На счете «десять» из трюма полезли калгаты-грузчики.
Увидев, что враг один и собою невелик, они не особенно встревожились. Не стали и торопиться. Плечом к плечу, неспешные и уверенные, двинулись к корме. По всему было видно, что это бойцы опытные, бывавшие во многих переделках. Подпускать к себе всех четверых было никак нельзя.
Дамианос локтем проломил висок Пауку, чтобы не дергался. Выдернул из раны махеру и швырнул в самого сильного и неповоротливого воина – Медведя. Попал куда метил. В пах. Калгат, как и следовало, с воплем переломился пополам. Оттолкнувшись от палубы, Дамианос в высоком прыжке перемахнул через раненого и оказался позади разбойников. От неожиданности они замешкались.
Этими несколькими моментами (с пятнадцатого до восемнадцатого) он воспользовался, чтобы отстегнуть Геру. Шепнул ей охотничью команду «Пшш!», что означало «Взять!».
И без того взбешенная, леопардиха ринулась вперед. Сшибла с ног Змея, и они покатились по палубе. Двое остальных позабыли о Дамианосе, заметались над рычащим, визжащим, брыкающимся комом, пытаясь помочь товарищу.
Волк по-прежнему не отпускал Геру и Коринду. Угрожающе выставил клинок – боялся, что женщины в суматохе прыгнут за борт. У степняков рабыни ценятся больше, чем рабы, потому что дают приплод.
Этот калгат был крупнее прочих. Тугие мускулы бугрились на могучей груди, вздувались жгутами на предплечьях.
С одним противником, даже самым сильным, справиться нетрудно. И все же Дамианос замешкался. Боялся: если напасть, разбойник ранит Гелию, чтоб не могла убежать.
Уходили драгоценные мгновения.
Вдруг эфиопка схватила Коринду за затылок и толкнула вперед – прямо на острие ножа. Сама отскочила в сторону, к борту. Судно, слушаясь руля, медленно приближалось к берегу, где бегали и размахивали руками люди.
– Бей его, бей! – закричала она.
– Прыгай за борт! – приказал Дамианос. – Уходим!
Время упущено. Сейчас трое остальных прикончат барсиху, а одному от четверых не отбиться.
– Что встала? Прыгай!
Но проклятая баба чего-то ждала.
Зато не ждал Волк. С неожиданной для такого богатыря ловкостью он бросился вперед и сбил Дамианоса с ног. Руку с ножом удалось перехватить и вывернуть, но варвар вгрызся в горло зубами.
От боли потемнело в глазах. Перехватило дыхание.
Слыша собственный хрип, похожий на рычание, Дамианос подумал: «Сейчас я буду с тобой, сейчас…» Он всё сделал честно. Гекате не в чем его упрекнуть.
Раздался еще чей-то рык, громкий и яростный.
Хватка на горле ослабела. На шею и лицо полилось горячее. Волк стал еще тяжелее, чем был, но теперь Дамианосу удалось вырвать нож, а затем и спихнуть с себя громоздкую тушу.
На него скалилась красной пастью Гера. Лизнула хозяина шершавым языком, жалобно простонала.
В следующее мгновение Дамианос повалился на бок – это корабль врезался килем в песок.
Волк лежал ничком. Сзади на раскромсанной шее булькала и надувалась пузырями темная кровь. Барсиха перегрызла калгату основание черепа.
А где остальные?
Их не было.
Должно быть, отшвырнув дикую кошку, увидели, что судно повернуть уже не успеют, и спрыгнули в воду.
– Не ранен? – спросила Гелия, ощупывая Дамианоса. – …Ничего, только горло помято. Смешно. Этот зубами за шею тебя, а леопардиха – его.
– Убери руки!
Он ощупал следы укусов и, честно говоря, порадовался, что остался жив. Досадно было бы предстать перед Белой Девой с глоткой, перегрызенной грязными зубами степного разбойника.
Бой, оказывается, уже закончился. Калгатская конница, пыля по истоптанному полю, уходила за утесы. Повернули обратно к острову и челны. Сегодня разбойники обойдутся без добычи.
Матросы, подхватив обрезки канатов, выровняли корабль. Он чудом не ударился о торчащие из воды камни. Борта были целы, груз тоже не пострадал.
Под мачтой, скрючившись, тихо стонала служанка. Дамианос отодвинул руки, зажимающие рану, пощупал холодную испарину на узком лбу.
Умирает…
Сжал пальцами артерию, чтобы зря не мучилась.
Сказал Гелии:
– У нас стало одной сестрой меньше. Зачем ты толкнула ее на нож?
– Иначе он убил бы нас обеих. – Эфиопка наморщила коричневый нос. – Эх, жалко. Коринда была глупа, как корова, но прекрасно делала массаж.
Теперь Дамианос осмотрел Геру. В четырех местах порезана ножом, но неглубоко. Смазать защитным эликсиром, а потом сама залижет. Через неделю под шерстью будет не видно.
– Молодчина! – Он потрепал кошку за ухо, но Гера недовольно фыркнула. Не любила, когда рядом с хозяином находилась Гелия.
А та всё глядела на мертвую служанку. Дамианос заметил, что глаза бессердечной африканки полны слез.
– Ты плачешь? – удивился он.
– Еще бы мне не плакать! Кто теперь сделает мне ванну? – Гелия горько-прегорько зарыдала. – Я хочу ванну! Я хочу ванну! – повторяла она. – Этот дикарь хватал меня своими сальными руками!
C ванной она, однако, превосходно управилась сама. Налила речной воды, насыпала ароматической соли, даже приготовила кипяток, чтоб не холодно сидеть.
В кои-то веки вела себя тихо. Дамианос, тщательно нанося на воск точные контуры порога Катарсис, всё время чувствовал на себе ее взгляд. Покосился – увидел, что изящно выщипанные брови красавицы сосредоточенно сдвинуты.
– Ты почему не прыгнула за борт? – спросил он. – Чуть нас обоих не погубила.
– Не умею плавать. В Гимназионе не научили. Зачем женщине плавать?
Это ему не приходило в голову. Мальчиков, будущих аминтесов, заставляли переплывать Перепонтиду туда и обратно, в том числе под водой, дыша через трубку. Пятый год обучения.
– Я тоже хочу спросить… – Гелия запнулась, что было на нее непохоже. – Зачем ты полез на корабль? Тебя чуть не убили.
– Не знаю, чему учат в Гимназионе женщин, а нам вколачивают с семи лет: «Первый закон Сколы – аминтесы не бросают друг друга в опасности», – ворчливо ответил он, ругая себя, что сам ввязался в разговор. Теперь спокойно не поработаешь.
– Так ты это сделал ради меня?
– Отстань! Мешаешь.
Плеск воды. Гелия поднялась во весь рост. Медленно провела ладонями по бокам, сверху вниз, будто стягивая с себя тесную одежду – хотя кроме кожи снимать ей было уже нечего. От этого бессмысленного жеста у Дамианоса внезапно пересохло во рту. Он смотрел на мокрое, словно высеченное из агата тело, и не мог отвести взгляда.
– Хочешь? – низким, словно убаюкивающим голосом проворковала эфиопка. – Иди сюда. Трогать тебе понравится еще больше, чем смотреть. А любить меня – лучшее, что бывает на свете…
Он не пошевелился. Чувствовал, что не может вздохнуть. «Нет, – сказал себе Дамианос. – Нет. Не поддамся». Покачал головой.
Гелия поняла его неправильно.
– Какая я тебе сестра? Мы прежде ни разу даже не встречались.
Дело не в этом. Женщины, с которыми он имел дело, любили за деньги. Это не было изменой Белой Деве. Но тут другое…
– Я замерзла, – поежилась Гелия. – Возьми накидку. Вытри меня.
«Нет, это не измена, – решил он. – Гекате не нужно мое тело. Наоборот: пока оно живо, мы не встретимся. Я волен распоряжаться плотью по своему усмотрению».
– Благодарю, – сказал он, поднимаясь. – Я воспользуюсь твоим предложением. Заодно проверю, какая из тебя наложница.
