– А что не так с моими глазами?
С ними все было так. Но этот взгляд… Взгляд человека, который никогда и ни при каких обстоятельствах не теряет внимания. И, если уж наметил «жертву», капкан не разожмет – не помешают ни усталость, ни сон. А я еще – кланя глупая – так старательно, силясь не уснуть, выжидала, когда рядом начнут дышать ровно, когда действительно погрузятся в дрему.
Ну да, Форс «заснул», точнее, сделал вид. Перед самым рассветом впервые убрал с меня руку, перевернулся на спину, задышал «профессионально», ровно. Позволил сбежать. Помнилось, как впопыхах собирала свои шмотки, долго искала туфли, трусики не нашла вовсе – умотала без них.
Вся эта сцена оказалась постановочным спектаклем.
– Ты бы не отпустил меня, если не захотел сам. Значит, захотел.
Машина в этот момент мягко затормозила, свернула к обочине, встала у невысокого дорожного ограждения; водитель повернулся в мою сторону, смотрел он странно – вроде бы мягко, но со сталью.
– Ошибочная формулировка, потому что нет, я не захотел. Но я позволил тебе уйти, так как знал, что на обдумывание некоторых вещей нужно время. Чтобы их переварить, впитать.
Одна его рука на руле, под голубой тканью рубахи внушительный бицепс – я залипла на нем взглядом, как пьяный посетитель стрип-клуба на трусиках танцовщицы. В который раз думала, что, если честно, плевать… На все причины и следствия, на то, что случилось шесть дней назад или случится через еще шесть. Этот мужчина был слишком красив, он тянул к себе магнитом, и просто так сидеть с ним рядом становилось все сложнее.
Пауза, взгляд глаза в глаза, секунды прогорали пеплом – бесценно утекало время, пока между нами тлел фитиль.
– Укажешь мне дальнейшее направление действий?
Я обожала фразы с двойным смыслом. Мол, «куда едем?» или же «давай я уже сделаю это прямо здесь».
К «сделаю прямо здесь» я уже тоже склонялась все отчетливее. Машин почти нет, крышу можно закрыть…
– Вообще-то изначально я хотела показать тебе свой домик. Личное пространство, так сказать. Но мы не на том шоссе.
Водитель смотрел на меня, о чем-то думал.
– Тогда давай я покажу тебе свое. Здесь недалеко, и мы на нужном шоссе.
«С тобой хоть на луну», – думалось мне. Внутри хорошо, почему-то легко, как бывает тогда, когда все равно уже ступил не туда. Но кто сказал, что ошибочной дорогой нельзя насладиться?
Глава 3
(CKay – love nwantiti [ah ah ah])
Домик в лесу – это всегда здорово.
Уютный домик с усыпанной листьями террасой и двумя креслами качалками – это место, откуда не хочется уходить. Фонарь над дверью; сложенные на лавке клетчатые пледы. Кажется, я была готова остаться здесь по крайней мере на год…
– Входи.
Однако кое в чем я не заблуждалась. Красивый мужчина, слишком быстро пробирающийся под кожу, – это опасно, это пахнет трагедией в близком или далеком будущем. Нет, я не пессимист, но жизнь учит быть бдительной. Сердце-то одно.
Внутри было красиво. Пахло деревянной отделкой; комнаты комфортные, стильные, куча незаметных атрибутов типа светильников, мягких подушек, создающих уют. Либо сюда часто водили посетительниц, либо это место создавали для личного пользования с душой и для души.
Спрашивать, как часто здесь бывают гости, было глупо. Подкупил, однако, заросший деревьями холм с тропинкой от крыльца, откуда так здорово было бы по утрам начинать спуск на велике… Мечтатель во мне не умер.
Как жаль, что мой незнакомец оказался большим, красивым. Ладным, подкупающе-идеальным.
Из дерьма мне – эта мысль пугала на фоне – придется выбираться долго.
– Выпьешь?
На винной стойке позади не только вина, но и дорогие коньяки, ром, настойки, ликеры. Бокалы рядом.
– Боишься, что я без этого не смогу расслабиться?
Форс пересек пространство незаметно и вторгся в мою личную территорию, не встретив внутреннего сопротивления. Как горячий ласковый нож в подтаявшее масло. И поцеловал. Мягко, но очень по-мужски, с заделом на будущее, с ласковым поглаживанием, без спешки. Поцеловал так, что отчаянно сильно захотелось продолжения, так, что все внутри скрутилось в спираль. Поцеловал так, будто всегда это делал, сотни раз на дню, как будто наши губы были созданы для поцелуев.
Черт самоуверенный…
– Боюсь ли я, что ты не расслабишься? – спросил мягко. – Нет.
С ним было сложно. Или же мне было сложно с собой, так ярко реагирующей на постороннего, в общем, мужчину.
Он вернулся к стойке, взял одну из бутылок – я с опозданием заметила, что это обычная шипучая минералка. Налил в стакан, пригубил. Спросил со смешком:
– Расскажешь мне о себе?
Решил, наконец, познакомиться? Ну уж нет. С тактикой я определилась еще по дороге сюда – выстрою легенду. Прикинусь не собой, кем-то другим. Незачем ему узнавать меня настоящую, а мне незачем подпускать близко того, кто и так со скоростью инертного газа заполняет собой мою вселенную.
– Что именно ты хочешь узнать? Меня зовут Вилора…
«И я ненавижу собственное имя. Наверное, мама хотела, чтобы из меня вышла мягкая красивая девочка, но получилась почти что пацанка. Что ж, задуманное исполняется не всегда».
– … работаю в отделе спорттоваров, продаю велосипеды. По вечерам заряжаю в плейлист классику, собираю открытки и мягкие игрушки…
Мне нравились его глаза. Теплые, серые, будто с каменной пылью на дне – удивительный контраст. Как будто та сталь, что в них иногда отблескивала, предназначалась не мне, однако меня держала в тонусе тоже.
Форс, глядя с улыбкой, но внимательно, сделал еще глоток. После поставил стакан на стол; изменилась улыбка – стала чуть саркастичней, печальнее, мол, «зря ты меня недооцениваешь».
– Уверен, что в твоем плейлисте никогда не водилась классика. Да и в том, что ни одной плюшевой игрушки в твоей комнате нет, я уверен тоже. Как и открыток.
Этой фразой он обезоружил меня, послал по позвоночнику ворох мурашек. Теплый. Холодный. Притягательный. И слишком умный. Я все больше убеждалась в том, что близко подпускать его не стоит.
– Послушай, – прозвучало так, будто я оправдываюсь, – ты нашел меня… для секса. Давай… не будем усложнять.
«Я позволю тебе так думать».
Меня пугала глубина и теплота его взгляда. Взгляда человека, знающего больше. Например, то, что он нашел меня насовсем, навсегда. Это был взгляд очень терпеливого мужчины, умеющего настаивать на своем, умеющего незаметно убеждать. И вытряхивать эту «ересь» из головы становилось все сложнее.
– Думала, я тебя не найду?
Думала. Надеялась. Вся я надеялась, все девяносто девять процентов. А один жалкий процент, спрятавшийся даже от самой себя, стыдливо надеялся, что найдет и сделает все именно так, как сделал.
– Как… ты… это сделал?
«Как нашел меня?»
– По запаху.
Шутка. Или нет?
И обещание – нам будет хорошо.
Форс отставил стакан, обошел стойку, направился ко мне с видом человека, у которого в запасе вечность, и который собирается начать наслаждаться ей сейчас.
– Хочу увидеть то, – «что мне принадлежит». Нет, это не прозвучало, мне показалось, – то, что искал. Тебя.
Я отступала к стене. Привычка быть настороже. Хотя от кого? От него бесполезно…
– Ты уже видел все руками.
– Но не видел глазами.
На мне спортивный костюм. Хорошо хоть белье хорошее, плохое я попросту не любила.
Идти стало некуда, когда я поняла, что оказалась возле угла. Спиной к стене.
И уже из самой ловушки зачем-то спросила:
– Я тоже ничего о тебе не знаю. Даже имени…
Он снова пах так, что ты сдался еще до того, как понял, что сделал это. Черт, я бы тоже узнала его по запаху.
– По документам я… Крейден… Форстон. Если тебе это зачем-то нужно.
Он звучал, как нож. Как кремень. Он звучал, как тот, с кем лучше было бы не иметь дел.
– Форс… Крей… – я пробовала эти слова на вкус, как нечто запретное.
– Для тебя… кто угодно.
«Для тебя – что угодно».
(BRKLYN – Sip Sip)
От пацанки меня всегда отличала грудь. Слишком выпуклая, очень женская, полновесного третьего размера – ей любовались так протяжно, что забылось о том, что я в спортивном костюме, молнию которого только что медленно расстегивали. Высвобожденная из бюстгальтера, она ждала прикосновения горячих пальцев отчаянно, столь же протяжно. И дождалась. Гладивших, скользящих по коже… От моей лишней одежды Крейден избавился неторопливо – скользнула вниз с плеч кофта, ушел в небытие бюстгальтер, сползли вниз штаны. После трусики… И вспомнилось, как сложно было ему сопротивляться той ночью, как перестало хотеться это делать. Есть мужчины, которым не просто хочется поддаться, которых хочется притянуть к себе быстрее, чем они приблизятся сами, которым хочется позволять все. Крей обладал этой аурой. И этим чертовым запахом, в который утыкаешься носом, как в сексуальную подушку. К тому моменту, когда достигшая моего лобка рука замедлилась, позволила себя осознать «близко», я сбросила внутреннюю броню – мы здесь для «этого». И «это» будет. Не знаю, кто хотел этого больше, но мужской палец скользнул уже во влажные складки, неспешно насладился жаркой скользкостью. Пожар разгорался нешуточный.
Чуть отрезвил зазвонивший в кармане Форса телефон. Нет-нет, нельзя так быстро, не стоит – воспользовавшись отвлеченным вниманием, я попыталась ускользнуть из ловушки, но не тут-то было. Одной рукой мне преградили путь, глазами сообщили нет; откуда-то взялась гарнитура, одетая на ухо, сотовый отправился в нагрудный карман. И снова обе его руки свободны. На губах ласковая улыбка.
– Да, семь ноль четыре, слушаю… – Пауза. – Обрисуй ситуацию.
Обычно, когда кто-то разговаривает по телефону, хочется дать человеку время и пространство, но пространство Крейден не давал мне. Кажется, всего один процент его внимания ушел собеседнику на том конце, остальные девяносто девять, включая жаркий взгляд, остались на мне. Разговор – просто пикантная деталь.
– Какой график? Показатели стабильности?
О чем шла речь?
Сложно было понимать, когда продолжаешь хотеть продолжения.
– Передавай… Вижу… Мне нужно обработать сигнал.
Я словила другой сигнал – звук расстегиваемого ремня, следом ширинки. А после в мой лобок уткнулось то, что утыкалось в меня той ночью, и утыкалось нагло. Взгляд вниз… Черт, когда парень красив – это полбеды. Когда у красивого парня достойный размер, форма и толщина – это совсем сложно. Все, пусть делает что хочет…
Головка гладилась о мою промежность туда-сюда, словно расстегивала невидимый замок, скользила, рассказывая, как хорошо скоро будет. Крей греховный, настойчивый, чертовски вкусный. Я стою у стены со спущенными трусиками, чужой мужчина уже практически во мне, и нет лучшего места во вселенной…
– Да. Вижу. Шанс на исправление большой, проведи через очистку.
Вопрос на том конце.
– Да, после отпусти.
Толчок внутрь – раздвинутые головкой складки. Оргазм рецепторов. Началось, нужно еще…
Я дам этому парню еще и еще просто потому, что секс с Итаном в последнее время напоминал жевание едва прожаренного безвкусного блина. Здесь, с Креем, этот блин был прожарен идеально, полит кленовым сиропом, посыпан сахарной пудрой и обсыпан орешками. Я специально не кладу руки на мужские плечи, я цепляюсь ладонями за деревянные панели – так беззащитнее, так я не показываю, что уже по полной нырнула в дурман.
– Да, все графики посмотрел…
Когда он успел? Где?
Моя катушка отключена, весь ток ушел вниз. В меня входили с каждым толчком все глубже, все основательнее – скользкость такая, что сопротивление отключено. Весь центр вселенной ухнул вниз, туда, где меня надевал на себя хороший член, казавшийся для сдвинутых бедер толще бревна.
Еще глубже, чуть быстрее…
Когда мне в рот погрузился мужской дразнящий палец, я его укусила.
В тот же момент Крей произнес:
– Договорим позже…
Куда-то к черту отправился телефон, и туда же гарнитура с уха.
А дальше меня расплющили. Наконец-то. Просто стена. И тебя просто делают возле нее так, что остальной мир растворен, не существует. Теперь существуют только наглые руки и наглые губы; внизу уже раскалено до предела. Оказывается, можно так заниматься сексом – без тормозов, без комплексов. Можно стонать, обвиваться, надеваться, дрожать, просить еще тряской собственных нервов.
Крей трахался лучше, чем водил. Может, водил он тоже запредельно, теперь это было неважно…
