– Это видно, – усмехнулся Костя. – И все-таки хотел бы я знать, как случилось такое… чудо.
– И я тоже, князь. – Ольга Михайловна отложила ручку. – Однако, к сожалению, могу лишь догадываться. Некоторым родовым Источникам больше тысячи лет – вот только мы до сих пор не можем изучить их как следует.
– А стоит ли? – Костя пристроил руку на подлокотник. – Я верю в современную науку, но кое-какие вещи… лучше не трогать.
– Не могу не согласиться. – Ольги Михайловна посмотрела на меня, и я на мгновение снова ощутил прикосновение ее Дара. – Раньше с Александром… Петровичем подобного не происходило? Может быть, давно, в детстве?
– Нет. – Костя помотал головой. – Ни разу. Если честно – мы и не ждали. Сами понимаете: третий сын в семье…
– …При живом дедушке, – кивнула Ольга Михайловна. – Сильная связь с Источником проходит в роду обычно по мужской линии, но редко возникает у младших детей. И все же такие случаи встречаются, так что называть их исключительными… несколько преждевременно.
– Тогда остается только порадоваться, – улыбнулся Костя. – Сильный Одаренный – удача для любого рода.
– И это тоже несколько преждевременно. Во всех… Я повторяю: во ВСЕХ описанных случаях распределение силы Источника на младшего ребенка и резкий рост способностей наблюдались до достижения им шести-семи лет. Точно так же, как у меня, у вас или у любого другого наследника рода. А здесь – ничего похожего. Совершенно. – Ольга Михайловна накрыла ладонью пухлую тетрадь. – Я три раза просмотрела карту Александра – и не нашла даже следов. Личный Дар – ниже среднего, эманации Источника практически отсутствуют. Никаких всплесков.
Ну спасибо… Ниже среднего, отсутствуют… А ничего, что я здесь сижу?
– Уф-ф-ф… – Костя отер пот со лба. – Княгиня, можно как-нибудь попроще? Что все это значит?
– Что угодно. – Ольга Михайловна развела руками. – Более-менее заметное усиление Дара у взрослых иногда встречается в случае смерти старших родственников по прямой линии – но здесь-то явно другое… Я бы сказала – качественно другое. Вот, посмотрите.
На столе перед нами появились два листа миллиметровой бумаги. На обоих были изображены какие-то графики… и на этом сходство заканчивалось. Первая картинка казалась скучной и блеклой – почти прямая синяя линия с редкими биениями, будто застывшая на отметке в семнадцать неизвестных мне единиц. Зато вторая сразу притягивала взгляд: неровная, дергающаяся, похожая на огромную пилу, для пущей наглядности нарисованную красным. Я при всем желании не смог бы оценить среднее значение, но самые высокие пики уходили заметно выше двухсот… чего-то там.
– Диаграмма Дара. – Костя подался вперед и вытянул шею, чтобы получше рассмотреть графики. – Если бы я не догадывался, в чем дело, сказал бы, что это два разных…
– Именно так, князь. – Ольга Михайловна ткнула ручкой в первый лист. – Я запросила диаграмму Александра из лицея: вот он, примерно год назад. Полностью то же самое, что и в детстве. А здесь, – золоченый колпачок переместился и уперся прямо в ярко-красную «пилу», – вчерашние показатели.
Я понятия не имел, что вообще значит вся эта муть, но если уж пиковые цифры моего Дара после аварии каким-то образом рванули вверх в десять с лишним раз…
– У меня примерно то же… или даже чуть послабее. Так он лет через двадцать даже деда обгонит. – В голосе Кости на мгновение мелькнуло что-то вроде зависти. – Круто, конечно… Только что теперь с этим делать?
– Наблюдать. У детей синапсы пластичны, и они переносят прирост спокойно. А вот для взрослого… – Ольга Михайловна скосилась на меня, – почти взрослого человека такое скорее опасно. Александр может просто перегореть.
– Даже так?
– Так – и куда хуже. – Ольга Михайловна смела графики в сторону. – Задерживать вас здесь я не вижу смысла. Впрочем, все же попрошу… вас обоих. При любых странностях сразу же звоните мне. В любое время.
– В любое время, – кивнул Костя. – Получается, нужно будет обучать Александра контролю – так же, как нас с Михаилом?
– Здесь я вам не советчик. – Ольга Михайловна невесело вздохнула. – Неизвестно, что хуже: слишком быстро развивать такой Дар – или оставить его без должного внимания. Это касается исключительно вашего рода. Однако что бы вы ни решили – лучше держите в тайне.
– Разумеется. Если все это, – Костя указал на графики на столе, – выйдет из кабинета, Саше придется туго.
– За себя я ручаюсь. – Ольга Михайловна приспустила очки и посмотрела на меня поверх них. – Но очень важно, чтобы мы все это понимали.
– Да понимаю я, понимаю, – проворчал я. – Рот на замок. Если что – тут же звонить вам.
– Все правильно. – Ольга Михайловна улыбнулась – и тут же пристально посмотрела на меня. – А сейчас вы не чувствуете… ничего особенного? Чего-нибудь, чего раньше точно не было?
Особенного? Нет, все в порядке. Ничего не болит, голова не кружится. Даже аппетит как будто есть. Разве что…
– Не очень хочется говорить, конечно… – Я постучал кончиками пальцев по подлокотнику. – Еще посчитаете сумасшедшим. Хотя раз уж обещал – мне иногда кажется, что я вспоминаю вещи, которых в принципе не могу знать. Или думаю не так, как раньше думал. А еще курить хочется… извините.
Глаза Ольги Михайловны вдруг сверкнули голубыми льдинками – и голову будто обхватило стальным обручем. Сдавило и тут же отпустило. Прошло… Костя непонимающе захлопал глазами – похоже, успел почувствовать, но так и не понял, что именно случилось.
– Еще… что-нибудь? – произнесла Ольга Михайловна, старательно чеканя каждое слово.
– В общем-то, все. – Я пожал плечами. – Все помню. Только по всему выходит, что я теперь… как другой человек, что ли.
– Ах, это… – Ольга Михайловна неожиданно заулыбалась. – После сильных черепно-мозговых травм иногда случается. Сама лично не сталкивалась – но в литературе примеры есть, и немало. В каком-то смысле явление, обратное ретроградной амнезии. То есть там человек забывает то, что было, а здесь – получает ложную память. Иногда даже странные привычки.
– Привычки? – переспросил я.
– Такой вот занятный феномен. – Ольга Михайловна покрутила пальцами ручку. – Во Франции примерно пятнадцать лет назад описан случай, когда один маркиз после сотрясения мозга стал съедать в сутки по несколько банок гусиного паштета, хотя раньше терпеть его не мог. Уж не знаю, можно ли верить таким историям… Впрочем, источник внушает уважение.
– Ага… – Я потер до сих пор чуть ноющие виски. – Нет, на паштет пока не тянет.
– Ну, раз так – все точно в порядке, – усмехнулась Ольга Михайловна. – Можете быть спокойны, князь. Другим человеком вы не стали. И не станете.
Ее голос звучал мягко, доброжелательно и успокаивающе, хотя я успел заметить, каким взглядом она зыркнула на Костю – и как раз во взгляде ничего подобного не было. Княгиня явно напряглась куда сильнее, чем показывала.
Знать бы еще – почему?..
– Так… – Костя оперся ладонями в подлокотники и медленно поднялся с кресла. – Мы, наверное, пойдем.
Глава 6
Задерживать нас никто, разумеется, не стал. Мы попрощались с Ольгой Михайловной и вышли на лестницу. В окно вовсю светило солнце, откуда-то доносился шум улицы, и чувствовал я себя просто прекрасно – и все-таки странное ощущение меня так и не отпустило.
– Кость, – позвал я. – Ты чего?
– В смысле?
– Ну подожди. – Я догнал брата на лестничной площадке, поймал за плечо и осторожно развернул к себе. – Да что не так-то?
Может, раньше он без труда смог бы меня обмануть. Отмахнуться, натянуть на лицо улыбку и сделать вид, что все нормально. Но теперь я почему-то сразу понял: Костя явно чем-то озадачен… а может, даже напуган.
– Да так… – Он отступил на шаг, уперся лопатками в стену и тряхнул головой. – Ерунда всякая в голову лезет. Тебе все равно не объясню.
– А ты попробуй. – Я уселся прямо на ступеньки. – Это из-за того, что Бельская сказала?
– Не совсем. – Костя на мгновение задумался. – Дед всегда говорил, что из Горчаковых менталисты на тройку с минусом, но я лет с семи других… чувствую, что ли. Наверное, от мамы досталось.
– Ага, – отозвался я. – И чего же ты чувствуешь?
– Вот в том-то и дело. – Костя вздохнул и отвел глаза. – Раньше я на тебя смотрю – а ты… как свежая лужа на асфальте. Только не обижайся, ладно?
– Сложно, но постараюсь.
– В смысле – плоский и прозрачный. Все видно и все понятно. Сразу можно сказать, о чем думаешь, какое настроение.
– Да? – Мне вдруг захотелось улыбнуться, хоть никакого веселья я не чувствовал. – А сейчас?
– А сейчас – черт знает. – Костя отлип от стены и снова неторопливо зашагал по лестнице. – На болото торфяное похоже. Черным-черно, ничего не видно. А глубина такая, что попробуй влезь – там и останешься.
Да уж. Не знаю, смогла ли Ольга Михайловна, которая не знала меня с самого детства, разглядеть что-нибудь подобное… хотя по всему выходило, что смогла. А то и увидела то, что скрывалось даже от меня самого. Что бы ни случилось с моим Даром и разумом после аварии, я изменился. И чертик, едва не повыбивавший Воронцову все зубы, в моем персональном омуте теперь наверняка не попал бы даже в десятку самых крупных.
Я открыл дверь на улицу и на мгновение испытал облегчение, не увидев черной «Волги» напротив входа. Вот только моя радость оказалось преждевременной: зловещая «баржа» лишь сместилась метров на пятьдесят вправо – похоже, все-таки уезжала на ночь, – но окончательно свой пост так и не покинула. Затемненные стекла блестели на солнце, и я не мог увидеть, есть ли кто внутри.
– Ты идешь? – Костя обернулся и замедлил шаг. – Саш?..
– Иду.
Я тряхнул головой, отгоняя ощущение чужого взгляда, но оно оказалось прилипчивым. Будто кто-то снова «зондировал» меня. Как Ольга Михайловна… только изящнее – и при этом куда успешнее. Уж не знаю, что успела заметить она, зато этот явно увидел вообще все. И закрыться я бы не смог, даже если умел бы.
Круче, чем пятый магический класс? Елки…
Таинственный шпион «отпустил» меня, только когда мы вышли за ограду на Литейный. Костя вполне бы мог проигнорировать указатель «служебный въезд» и проехать внутрь, как Воронцов, однако не стал хамить. Дед всегда говорил, что скромность – чуть ли не важнейшая добродетель дворянина, и брат умел закрутить гайки своему тщеславию.
Но уж точно не в том, что касалось машин.
Припаркованная в полусотне метров от ворот «Чайка» цвета слоновой кости блестела так, что становилось больно глазам. Огромная, роскошная, с вытянутыми задними крыльями, похожими на рыбьи хвосты, она казалась громоздкой и медлительной – но только на первый взгляд. Спрятавшийся за хромированной решеткой радиатора двигатель на трассе вполне мог бы угнаться и за спортивной «Волгой», и даже за «Понтиаком».
– Ты чего так вылупился? – усмехнулся Костя, закидывая мешок с моим барахлом куда-то назад. – Будто в первый раз видишь.
– Да блин… – Я устроился на скрипнувшем кожей сиденье. – Хороша бричка.
– А то. – Костя хитро улыбнулся. – За руль хочешь?
– Да!
– Балда. У тебя даже прав нету.
– Шутник… – насупился я. – Как будто раньше это кому-то мешало.
– Раньше было раньше. – Костя вздохнул и воткнул ключ куда-то под руль. – А теперь тебе до седой бороды не светит. Дед суров – но он дед.
– Угу, – буркнул я. – Ладно, поехали… на казнь.
«Чайка» зарычала, развернулась и неторопливо покатилась по Литейному. Первые минут десять я просто пялился в окно. Будто заново открывал город, в котором прожил всю жизнь… а я ведь уже тысячу раз видел все это. Каждую вывеску. В центре Питера чуть ли половина магазинов, заведений и контор вели дела еще с прошлого века, так что в их названиях кое-где мелькали старые буквы: черные или золотистые «яти» и «еры» на белом фоне, иногда на нескольких этажах разом.
Только вот этих, на углу Забалканского, раньше не было. Или вывеска переползла чуть ближе. Или еще недавно цвет у нее…
– Эй, Сань, ты чего? – Костя чуть притормозил. – Опять голова?
– Да не. – Я сполз по сиденью, устраиваясь поудобнее. – Нормально. Слушай… а чего Бельская говорит, что обо всем этом никому рассказывать нельзя? Ну, типа, тайна?
– Да не то чтобы прям тайна. – Костя включил поворотник. – Но сильный Одаренный – это всегда событие. Только если по-настоящему сильный. Раньше бы ты класс десятый-одиннадцатый после лицея получил, а четырнадцатый вообще всем дают… но это так.
– Ага, – кивнул я. – А теперь у меня какой?
– Никакой. – Костя улыбнулся и перебрал руками, вращая обтянутый кожей руль. – Пока учебу не закончишь – фиг тебе, а не магический класс. А чисто по диаграмме – ну, на восьмой, как у меня, потянет. Или даже на седьмой.
Вроде вспоминаю, хоть и местами туго. Четырнадцатый – можно сказать, бездарь. Десятый после лицея – слабенько, хотя уже кое-что. Восьмой в Костины двадцать пять – неплохо, а в мои шестнадцать – совсем круто… конечно, если осилить аттестацию, что пока в принципе невозможно.
Но и это все равно не пятый, как у Ольги Михайловны. А есть ведь еще круче… Впрочем, высшие магические классы – удел наследников княжеских родов. И то не всех – и уж точно не сразу.
– А дед?.. – на всякий случай уточнил я.
– На покой уходил на третьем, – отозвался Костя. – А сейчас – кто ж его знает. Может, уже и второй бы потянул. Да толку-то…
– Сильно. – Я прикинул в уме свои перспективы. – Ты говорил, что и я через двадцать лет…
– Да ты погоди! Это же все те-о-ре-ти-чес-ки, – проговорил Костя по слогам. – А как оно будет – сейчас все равно не поймешь. Так что пока не высовывайся… И с Воронцовым больше не связывайся, понял?
– И чего это не связываться? Вроде…
– А того, что он тебя убьет. – Костя нахмурился и чуть придавил газ. – И не смотри, что еле на девятый класс натягивает. Взрослый Одаренный, единственный сын в семье без отца – Источник близко. Его учили контролю магии… Хреново, но учили.
А меня – нет. Да, я в одночасье стал сильнее себя вчерашнего почти в десять раз. Чувствую родовой Дар, пытаюсь поймать странную энергию вокруг – и ловлю! Буквально трогаю пальцами… Вот только сделать с ней пока ничего не могу.
– Ладно, – буркнул я.
– Да ты пойми, что не в нем дело. Воронцов – это так, фигня на постном масле. Гонки, разборки – для тех, кому заняться нечем.
На лице Кости на мгновение проскочило то ли недовольство, то ли сожаление – давно ли он и сам был таким? Беззаботным шалопаем, который не приходилось занимать место деда в Госсовете и тащить на себе все семейные дела.
– Из этих тебя никто пальцем не тронет. А тронет – я по стенке размажу, – продолжил Костя. – Но если кто-то прознает, что ты к двадцати с копейками имеешь неплохой шанс выйти на седьмой класс – жизни тебе не дадут.
– Почему?
– По всему. В первую очередь – хорошая наследственность. Как стукнет семнадцать, за тебя девки передерутся. И не только девки. Взрослым барышням всей это фигни с венчанием и кольцами не особо надо, они на это дело… смотрят попроще. – Костя хмыкнул, покраснел, скосился на меня – и, похоже, решил не развивать тему. – Моргнуть не успеешь, как к чужому роду так привяжут, что не дернешься. Или полиция захочет себе забрать. Или Тайная канцелярия, а там и военные подтянутся. А может, и сама государыня Императрица пожелает… ко двору.
– Ага, – кивнул я. – И какой из этих вариантов самый нормальный?
– Честно – никакой. – Костя свернул с круговой дороги и выехал на Царскосельское шоссе. – Не одни, так другие сожрут и не подавятся. Только пусть это хотя бы будет попозже, когда ты наберешься… ума. Пока дед жив еще ничего, а там… сам понимаешь.
– Понимаю. Ладно, разберемся.
До самого дома мы не разговаривали. Оказалось, уже не о чем – да и желания не было. За городом Костя, наконец, дал волю могучему мотору. Под капотом радостно зарычало, «Чайка» вильнула в левый ряд и полетела, набирая скорость и обгоняя грузовики, автобусы и мелкие легковушки.
Однако неприятности обогнать не смогла даже она.
Странное предчувствие накатило даже раньше, чем мы свернули за указатель «Елизаветино», который Костя чуть не прозевал. Родовое гнездо Горчаковых встретило нас приветливым солнышком и ровными домиками, выстроившимися по обеим сторонам дороги. Отовсюду буквально веяло тишиной и покоем, но за всей этой пасторалью уже назревало… что-то.
