Родители за меня не беспокоились – учителя им сказали, что я один из самых популярных мальчиков в классе. И что мы с друзьями хотя и не в числе лидеров, но нас уважают и считаются с нами. Отец с матерью, конечно, вздыхали над моими отметками и отсутствием интереса к учебе, но утешались тем, что я «хороший мальчик» и что наша компания «не пошла по кривой дорожке». Это я однажды подслушал от отца, когда он по телефону с матерью говорил, и мне смешно стало. А теперь, после всей этой истории с дедушкой, мне еще смешнее. А может, наоборот, совсем не смешно.
Но до катастрофы оставалось еще несколько часов, и в тот день я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, когда Анхель забирал меня из школы, чтобы везти в фонд. Мне даже неважно было, что Хуаны Чичарро со съемочной группой там уже не будет. Деду надо было еще немного поработать в кабинете, но он пообещал, что потом отвезет меня в какое-то крутое место – в какое, он не хотел заранее говорить. Мне ничего больше не оставалось, и я пошел убивать время в библиотеку фонда. Там было полно информации про несравненного Даниэля Каноседу. Дома у деда я откопал в документах один факт, который меня озадачил, и я стал искать в книгах подробности, чтобы разобраться. Наконец я кое-что обнаружил. Теперь это мне впору было воскликнуть:
– Ну и шельмец!
На прошлом благородного и сиятельного Даниэля Каноседы темнело вонючее грязное пятно. Образ нашего идеального сверхчеловека, оказывается, портила одна мелочь. И не то чтобы я раскрыл какую-то великую тайну – документы были никакие не секретные и в книгах это упоминалось. Всё в открытом доступе – бери да читай! Только об этом деле говорилось как-то вскользь. Я поискал в интернете, но особенно ничего не нашлось. Молчание и тайна. Швейцария.
Я сомневался, спрашивать ли об этом у деда. Конечно, он мог бы кое-что разъяснить, но я боялся, что он меня пошлет. Или посмеется над моим невежеством: «Да ты что, впервые об этом слышишь, шельмец? А откуда, по-твоему, взялись твои деньги? Если…»
Я закрыл для себя тему. Только спросил у Долли, где можно отксерить пару разворотов из книжек.
– Давай, королевич, только отметь страницы, какие тебе нужны…
– Да не надо, я сам.
Долли умилилась, что я такой славный мальчик – сам всё сделаю, вместо того чтобы ее гонять. Я знал, что она хорошо ко мне относится, потому что я внук своего деда, но в ее симпатии было сколько-то процентов искренности, и я был тронут.
Дедушка закончил работу и с загадочным видом посадил меня в машину.
– Куда мы едем?
– Так я тебе и сказал.
Я промолчал. Ясно было, что ничего от него не добьюсь. У деда на лице играла та полуулыбочка, с которой он всегда позировал для фото. Которую теперь все считают наглой ухмылкой. Ухмылкой человека, который без спроса сожрал целый мир за один укус, пукнул на весь ресторан и даже не подумает извиниться.
Но пока что это был просто очередной сюрприз. Машина выехала в верхнюю часть города и поехала обычной дорогой, как будто домой к дедушке. Туда мы в итоге и прибыли.
– Дедушка, я не понял.
– Тогда помолчи, и скоро всё поймешь.
Анхель нажал кнопку на пульте, и дверь гаража открылась. Дедушка жил в коттедже с роскошным садом у проспекта Бонанова. Там был крытый бассейн (на лето крышу убирали), спортзал, теннисный корт, небольшое футбольное поле, которое дед распорядился устроить специально для меня, и небольшой гараж, где пылилась «Монтесса» – мотоцикл, на котором дед рассекал в молодости.
Анхель не высадил нас перед входом в дом, а завез прямо в гараж. Дед вышел из машины, я, заинтригованный, последовал за ним. В углу стоял прицеп, а в нем, накрытое тканью, бугрилось что-то большое и непонятное.
– Ну-ка полюбуйся, что у меня тут… – весело произнес дедушка.
Он сдернул ткань, и я невольно вскрикнул.
– «Монтесса»! Ты ее починил! Она на ходу?
– В мастерской уверяют, что да. Скоро проверим. Я велел на маленькую машину приладить фаркоп для прицепа, чтобы возить мотоцикл куда угодно.
– Дедушка, какая красота!
– Рад, что тебе нравится, потому что тебе на этой красоте ездить.
– Что?! Но у меня же прав нет!
– Ну так получишь. 125 кубов с шестнадцати лет можно. Хочу, чтобы ты учился обращаться с мотоциклом. Это он сделал меня тем, кто я есть. Пора тебе уже стать жестче. Нам тут сопляков не надо.
– Родители не разрешат, – сказал я, вспомнив вдруг, что у меня самый скучный на свете отец, пресный, как заводской хлеб, а мать появляется в моей жизни только в самые неподходящие моменты, чтобы мне что-нибудь запретить.
– Твоих родителей я беру на себя. А теперь хватит болтать, помоги мне подсоединить прицеп.
В молодости дед знать не хотел своего отца, который тогда возглавлял фонд и параллельно управлял ткацкой фабрикой, изрядно бедствовавшей. Отношения между дедушкой и прадедушкой – из тех семейных историй, которые рассказывают шепотом, обрывками и намеками. По официальной версии, у деда были свои идеи, а его отец в него не верил и считал его безумцем, который ничего в жизни не добьется. Тогда дед купил себе «Монтессу» и сказал, что поедет без остановок до самой Африки. И уехал. Но в путь он отправился не один, а с парой друзей. И поехали они не просто на поиски приключений. Они договорились с одной газетой, что будут отчитываться о путешествии, дали интервью на радио, и одна мебельная компания из муниципалитета Ла-Гаррига выступила их спонсором – во времена, когда это слово-то еще не было в ходу. Вокруг экспедиции сочинили рекламную кампанию: «Они вернутся и будут как дома». Этот слоган тоже придумал мой дед, и мебельная фирма потом взяла его на работу коммерческим директором. Так началась его карьера, и ему удалось убедить отца, что у него есть стоящие идеи и он готов рваться к успеху, с отцовской помощью или без нее. Эта глава семейной истории у нас называлась «африканской эскападой», и все знали: чтобы поднять деду настроение, достаточно вспомнить о ней и попросить рассказать о каком-нибудь из тогдашних приключений, например, о том, как они ночевали в лагере берберов-кочевников, или как им пришлось продать обувь, чтобы выручить денег на бензин, или как им предлагали трех женщин в обмен на один из мотоциклов…
Потом дедушка стал работать в фонде – по его словам, в те времена это было «гнездо бесполезных старикашек, едва способных умножить два на два», и фонд тогда чуть не обанкротился. У прадеда с математикой, мягко говоря, было не очень, что в фонде, что на фабрике, которая в конце концов разорилась. Дедушке пришлось нелегко. Прадед крепко сидел в директорском кресле, пустил корни, оброс связями – дедушка еле его оттуда выдернул, чтобы получить возможность спокойно заняться делом. Когда кто-то из взрослых вспоминает эту историю, говорят они непременно вполголоса и поглядывают по сторонам, чтобы никто не услышал: «прошел по головам», «подводные течения», «ни капли жалости», «отец его так и не простил»… Прадед согласился уйти на пенсию (точнее, его оперативно отправили в отставку), и дедушка стал героически спасать фонд. Он его поднял с самого дна, перетряс сверху донизу и превратил в то, о чём мечтал в старину Даниэль Каноседа, – в один из культурных столпов отечества. Фанфары! Овация! «Получи, отец!» Жаль только, что теперь он на том свете, наверное, смеется над тем, как обернулась вся эта история с дедушкой.
6
Мы сели в маленький автомобиль с прицепом (в прицепе был мотоцикл) и выехали из Барселоны через тоннель Вальвидрера. У меня топографический кретинизм, к тому же в машине я никогда особенно не слежу за дорогой, поэтому я не скажу, где находится тот особняк, куда меня тогда привез дедушка. Помню, что мы съехали с автострады, потом долго ехали по какой-то дороге, проезжали через небольшой городок и наконец остановились у ворот одного дома. Там жил его друг, некто Василий, фамилию которого я даже не выговорю, казахстанский миллионер, который сделал состояние на связях с российскими политиками.
Я не удивился. Дед дружит со всеми, кто имеет какой-то вес в Каталонии. Когда я с ним ходил на какое-нибудь мероприятие или он устраивал праздник дома или в фонде, дедушка всегда представлял меня гостям, широко улыбаясь от уха до уха:
– Сальва, мой внук. Весь в меня растет – готовьтесь!
И я смеялся, довольный тем, что дед так мной гордится, и говорил, что он будто собирает коллекцию фотографий известных и влиятельных людей, а он отвечал, что нет, не собирает. Однажды я его подколол:
– Дедушка, а ты уже всех собрал или еще кого-то не хватает в коллекции?
Он пристально на меня посмотрел и ответил без тени сомнения:
– Всех. У меня полный набор.
Я и раньше ездил с ним в гости к его важным друзьям, и дед, как обычно, меня проинструктировал, как себя вести. Наверное, все дедушки дают внукам такие советы, но только мой возил меня к миллионерам.
– Малой, когда войдем, если тебя что-то удивит, ты не сдерживай себя, удивляйся. Василий будет доволен, он любит пустить пыль в глаза. Уяснил?
– А чему я там должен удивиться? И зачем мы мотоцикл везли с собой?
– Тьфу ты, да затем, что у него собственный автодром! Для картинга, правда, но гигантский – как любят все эти богачи из бывшего СССР.
У ворот была будка с охранником, который спросил наши имена и кому-то позвонил, выясняя, впускать ли нас. Когда ворота открылись, верхняя челюсть с нижней у меня разошлись, как по команде, и сомкнуть их мне удалось нескоро. У этого Василия была настоящая гоночная трасса с целым автопарком, раза в три больше тех автодромов, где дети в день рождения катаются по кружочку за десять минут. И все карты оказались уменьшенными вариантами настоящих крутых машин.
К нам вышел человек в костюме и галстуке. Я сначала подумал, что это и есть дедушкин приятель миллионер, потому что у него были очень светлые волосы и очень бледное лицо, а еще он нарядился, будто на свадьбу. Но это оказался слуга, что-то вроде дворецкого. Он произнес с иностранным акцентом:
– Добро пожаловать. Господин Василий просил передать, что он будет позже, но вы можете начинать без него. Всё подготовлено, и освещение на трассе включено.
– Спасибо, Пепе, – сказал ему дедушка и хитро покосился на меня: – Его зовут вовсе не Пепе, но нам его имя не выговорить. Василий сказал ему, чтобы не осложнял себе жизнь и здесь звался Пепе. А поскольку Василий платит ему заоблачное жалование, теперь это его имя. И если ему велят откликаться на Маргариту – будет откликаться как миленький.
Я смотрел на Пепе и не знал, пожалеть его или позавидовать ему. Работа у него на вид была не особенно тяжелая. Я подумал, если в кино и сериалах показывают правду, то дедушкин друг наверняка окажется мафиози, а Пепе – его подручным, который делает всю грязную работу. Но дедушка не стал бы дружить с преступником и тем более не повез бы меня к нему в гости. Так я тогда считал.
Мы выгрузили мотоцикл, и дед велел мне надеть шлем.
– Я думал, сначала ты, – удивился я.
– Мне не надо наматывать круги по автодрому – я могу ездить по автостраде, когда пожелаю. А вот ты пока не можешь.
– Круть! А шлем-то тогда зачем? Штраф ведь тут никто не влепит.
– Вот упрямый! Шлем надень, и точка! Не хочу, чтобы твои родители на меня потом собак спустили, если ты раскроишь себе череп. Голова и это место, – он указал себе между ног, – только с защитой. Всегда! Хе-хе-хе!
Я поскорее нацепил шлем, чтобы скрыть неловкость от того, что дед заговорил со мной о сексе, и уселся на мотоцикл, как бывалый байкер. Я не представлял, как его заводить, но я скорее согласился бы набить татуировку с бабочкой на пояснице, чем признаться в этом деду. Я сделал покерфейс и вцепился в руль, сжав ручки изо всех сил, поискал слева-справа, где переключать передачи, вроде бы что-то нашел и потом стал высматривать, какую кнопку нажать, чтобы завестись. Дед надо мной ухохатывался.
– Рычаг! Толкни носком посильнее вон тот рычаг внизу и газуй! Это настоящий мотоцикл, шельмец, не то что нынешние!
У меня получилось завестись только с шестой попытки, но я старался не опускать взгляд, а всё время смотреть перед собой, чтобы выглядеть как опытный байкер, а не как молокосос, который вот-вот расплачется оттого, что мотоцикл не заводится (хотя после пятой неудачи я готов был выругаться так, что услышали бы даже в Казахстане). Наверное, видок у меня был тот еще: хмурый, серьезный, сосредоточенный. Я спиной чувствовал дедову улыбочку. Меня и самого тянуло заржать, но я понимал, что момент не такой, а особенный: дед и я вдвоем, среди ночи, на частном автодроме.
Первое мое воспоминание о дедушке – это как он загорает у бассейна вместе с бабушкой, которая тогда еще была жива. Кругом их друзья, все такие же богатые и влиятельные, или почти такие же, или еще богаче и влиятельнее, и все пьют коктейли. Еще помню похороны бабушки, но отрывками: люди в черных костюмах, машины, цветы, какая-то компания говорит о своем и смеется, а кто-то делает им замечание (теперь-то я понимаю, что до бабушки им дела не было – они пришли на похороны только затем, чтобы их там увидели, прежде всего увидел дедушка, пришли только ради приличия); тогда там собрались все, кто хоть что-то значит в стране. Деньги, власть, крупные компании, политические посты… Все, кого я потом видел в газетах и в новостях по телевизору. Но родители старались держать меня на расстоянии от этого мира.
Разумеется, время от времени дедушка возил меня на каникулы в разные невероятные места вроде острова Барбадос, где мы занимались подводным плаванием и жили в пятизвездочном отеле. И присутствие Терезы, дедушкиной экономки, и пары слуг-филиппинцев я воспринимал как должное – хотя понимал, что они принадлежат миру дедушки, миру, который еще не стал моим. У нас была «всего лишь» одна домработница, которая приходила на три часа в день убираться и готовить; теперь, после развода родителей, когда на эту прежнюю роскошь уже не хватало средств, ее «всего лишь» распалось на два визита в неделю на квартиру отца и еще один раз – к матери. Я никогда не приводил друзей к дедушке домой и не просил его доставать нам билеты или устраивать какие-нибудь развлечения вроде этой поездки на автодром. Хотя я знал, что могу. Что он не отказал бы. Но я понимал, что мои родители живут по-другому. Что есть некая тайная граница, которую я не могу пересечь. Не просто так отец ограничился квартирой с террасой на улице Корсики, на юге района Грасия, в двух шагах от роскошного проспекта Диагональ. Я говорю «ограничился», потому что по сравнению с дедушкиными возможностями люксом тут едва пахло. Главное, что отец хотел держаться подальше от дедушки и не хотел жить ни в совсем богатом районе, ни совсем на задворках – выбрал нейтральную территорию.
Но в эти два дня дедушка приоткрыл мне дверь в свой мир шире обычного, как будто запамятовал об этой границе. А может быть, пользовался возможностью побыть со мной, пока мои родители поглощены собой, своим разводом и своей новой жизнью.
Я проехал по трассе первый круг, переключился на третью передачу, и тут двигатель мотоцикла и мое сердце как будто синхронизировались, ускоряясь в унисон. В этот момент я готов был поставить деду памятник. Я никогда не понимал, что не устраивает отца. Я сказал себе, что ветер в лицо и рокот мотора – это невинные радости и я имею полное право ими наслаждаться, не думая о занудных отцовских нотациях:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67239399&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Сноски
1
Криптонит – единственное вещество, способное ослабить или даже убить Супермена. Конечно, существует оно – как и сам Супермен – только на страницах комиксов о вселенной DC. Слово «криптонит» стало синонимом понятия «ахиллесова пята». – Примеч. ред.
2
В Испании в школе 10-балльная система отметок, 5 – минимальный проходной балл. – Здесь и далее примеч. перев., если не указано иное.
3
Женералитет – высший орган самоуправления автономной области в Испании.
4
Каса Мила, или Ла Педрера (букв.: каменоломня), – жилой дом, построенный знаменитым архитектором Антонио Гауди для семейства Мила; одна из достопримечательностей Барселоны.
