Я усмехнулась – вот это вопрос!
– Из чего, мама? – спросила я, дёргая себя за кончики. – Из этих обрывков?
– Разве ты не знаешь, какие у меня ловкие пальчики?
Я не могла противиться её уговорам. Пускай.
Мгновение, второе, третье. Я едва не уснула. Но что-то не дало мне уснуть.
Тревога. Я никогда не забудусь. Я не могу спать. А если, а если, а если… Я продолжала закусывать губу и сглатывать страх. Вопросы роились словно мухи, жужжащие в уши. Назойливо, противно, пытаясь проникнуть в голову и разворошить тот шаткий порядок, что я там выстроила.
Одна лишь мошка – и всё порушится.
– Готово!
Я взметнула взор. Я совсем забыла, что мама помогала мне прихорашиваться.
Невозможно. У меня же такие короткие волосы! Разве из них можно сделать такое?
Мои приглаженные ушки окружили две маленькие едва заметные косички. В них мама воткнула цветы – вечно цветущие цветы, которые она так давно хранила.
– Ох… Как ты так сделала? И зачем ты на меня потратилась?!
– А когда ещё их использовать, кроме как чтобы порадовать тебя, моя малютка?
Она наклонилась и поцеловала меня между ушей. Внутри загорелся почти обжигающий огонёк. Когда она отстранилась, я не удержалась, обернулась и зарылась с ушами в её живот.
– Спасибо, мама, что ты со мной.
– Мира, не нужно так говорить. – Она обняла меня в ответ. – Я и папа всегда будем рядом с тобой, что бы ни случилось. Что бы ни произошло.
Надежда затрепетала в груди… и так же быстро погасла.
Нельзя. Ничего не обратить.
– Утро вечера мудренее, – отстранилась мама. – Ложись спать, Мира.
– Хорошо, – выдохнула я. – Спокойной ночи тогда.
– Спокойной, невесточка моя.
Что бы ни произошло, мама со мной… Сердце пронзило тонкой иглой, когда я осознала: что бы ни произошло и как бы мама ни хотела помочь, выбора у меня всё равно нет.
Она направилась к двери и, перед тем как уйти, улыбнулась. Я улыбнулась в ответ.
Стоило двери закрыться, как у меня почему-то забилось сердце. Неожиданно – от лёгкого стука.
Я обернулась. И застыла на месте.
На окне, держась за ставни, сидел юный зверец. Его сильное тело казалось чудесно-невесомым. Изящные белые уши с вечно приглаженным мехом внимательно встрепенулись. Губы сосредоточенно сомкнулись, а ледяные, точно многовековой снег, глаза хитро прищурились, оглядывая меня с ушей до хвоста.
– Вячеслав… – пробормотала я. – Что ты здесь делаешь?..
Хмыкнул. Усмехнулся.
– Я думал, ты догадаешься. – Голос слегка скрипит, как любят многие зверицы. – Пришёл тебя увидеть, моя дорогая невеста.
На мгновение мне показалось, что он с особым удовольствием говорил это слово – «моя».
– Вячеслав, ты лучше меня знаешь, что жених не должен видеть невесту в ночь до свадьбы. Иначе свадьба не состоится.
– Это всего лишь примета, – пожал плечами тот и беззвучно спрыгнул на пол. – Есть гораздо более значимые обряды, которые стоит соблюдать.
Я постаралась не смотреть Вячеславу в глаза. Не поддаваться. Тем временем он обошёл сзади, стараясь пересечься взорами через зеркало.
Оставалось только глядеть на себя.
– М-м… Эти волосы. – Он взял кончик пряди между пальцев. – Этот обряд я не нарушу. Не дам тебе отрастить волосы. Ты же помнишь, да?
– Да. Помню, – говорила я заученные слова.
Вячеслав всегда смотрел на меня так, как смотрят только на коней на продажу.
– Тебе повезло, – произнёс он, обходя меня с другой стороны и склонившись так, чтобы его слова перетекли из одного моего уха в другое. – Твой отец появился в нужном месте в нужное время…
– Я благодарна ему за это.
– Не перебивай. Пожалуйста.
Глаза Вячеслава недобро сверкнули. Понимая, что я всё-таки попалась, я отвернулась и уставилась на свои ноги.
– Правильно, молчи, – наконец довольно отозвался он. – Лучше подумай о том, какая ты счастливая. Такая простушка, как ты – и замуж за самого великого князя… Ты когда-нибудь думала, что твоя судьба сложится так?
Я помотала головой. Он наклонился ближе, я постаралась отстраниться, оставаясь достаточно близко, чтобы он не возмутился.
– Как Матушка тебя вознаградила… Мне любопытно, за что? За красивое личико? За душу? В тебе ведь нет ничего особенного. Как же так Матушка не подсобила мне?
– Но ведь я не виновата…
– Я кому сказал молчать, Мир-р-ра?
Он прорычал это гортанно, по-Медвежьи, как взрослый звер. В ярости мой отец может рычать так же, как рычал Вячеслав. Может, громче, но не так… пробирающе.
– Пр-р-равильно… Молчи. Только это тебе и осталось. Надеюсь, ты будешь такой же послушной и завтра. И послезавтра, и послепослезавтра, и до конца своей маленькой, нездоровой, жалкой жизни.
На этом он развернулся. Я держалась. Я не буду смотреть ему вслед. Я не сдамся.
Но стоило ему спрыгнуть с окна – до ушей донёсся лёгкий хруст, – как я нырнула лицом в рукава, начав тихо стонать.
И всё-таки я сдалась.
* * *
Голову покалывало от боли. Горло пошло трещинами от сухости. Душе хотелось кричать, но она нема.
Чем сильнее стараешься скрыть горе, тем больнее. Когда пытаешься не кричать, внутренний крик становится громче. Будто никто не слышит, не хочет слышать. Вроде бы догадываешься: они поймут, если ты объяснишься.
Но это никому не нужно. Они будут плакать, для них тоже всё разрушится. Как я могу разбить чьё-то сердце?
За печалью пришёл добрый сон. Усталость не позволила мне долго унижаться и, шепнув волшебное заклинание, погрузила в тёмную дрёму.
Тёмную, глубокую. Пустую.
Но сон хорош, только пока спишь. Просыпаясь в настоящем, рождаешься заново в своём мире, со своей жизнью и с тем, как ты будешь с этой жизнью справляться.
И очередное моё рождение ознаменовалось треском.
Уши вскинулись сами. Слипающиеся глаза обнаружили перед собой лишь тусклый свет догорающей свечи. Всё ещё ночь.
Кто мог пожаловать так поздно? Мама? Папа? Звук донёсся не со стороны дверей.
Но здесь явно кто-то есть. Кто-то наблюдает.
Это снова?..
Вдруг испуг встряхнул меня, заставив мгновенно проснуться. Взгляд обратился к окну, но там не было Вячеслава.
Там был… кто-то другой.
Косматый. Крупный, как настоящий медведь. Его большие руки, или даже лапы, обхватывали проём, словно пытаясь протиснуться. Под ногами опасно трещал подоконник. Матушка, да мы же в тереме высоко над землёй! Как он вообще сюда пробрался?
Я хотела было вскрикнуть, но закрыла рот руками. Сквозь тьму взор неведомого чудовища обратился на меня.
Глаза – словно небеса. Мама говорила такое обо мне, но теперь я знаю, как они выглядят. Голубые, словно Матушкины чертоги, светлые, как душа.
– Кто ты?.. – наконец собравшись с духом, шёпотом спросила я.
Но вместо ответа «он» вдруг вздрогнул. Чёрный мех, покрывавший его с ног до головы, колыхнулся.
Странно… Мех есть, а вот ушей нет. Это не зверолюд… и даже не зверь. Но кто мог быть таким тёмным, такой тенью?..
– Маров сын… Ты бес, да?
Судя по всему, я догадалась: бес начал взволнованно ворочаться из стороны в сторону.
– Тише, я тебе не враг. Зачем ты сюда пришёл?
Я хотела было подойти, приглядеться, протянуть руку…
Но вдруг ночной гость взмахнул мехом точно крылом. Свеча на столе погасла, и комната погрузилась во тьму. Через мгновение та снова озарилась, но теперь лунным светом.
Не медля, я подскочила к подоконнику. Коснулась его руками, а он тёплый, как печка! Что же это за бес такой, с горячими ногами? Чудеса…
Не замирай, Мира! Взбодрившись, я высунулась наружу, ища взглядом, куда же направился бес.
Вот он! Приземлился с терема, целёхонький! И поторопился в тёмный лес. А следы его – мокрые на растаявшем снегу.
– Пос… – хотела крикнуть я, но прикрыла себе рот.
Родители же спят. Спит весь Звёздград! И если беса заметят, сразу примутся его изгонять, как и любое лесное чудище. Я им этого не позволю!
Не теряя времени, я тихонько открыла дверь и невесомыми шагами поскакала вниз по лестнице. Ухо обернулось на звук папиного храпа: значит, родители спят, хорошо. Надо поторопиться! Я ведь даже не знаю, скоро ли рассвет.
В сенях висели шубы – их же вечность надевать! Нет, не стану одеваться. Я ненадолго. Мне хватит сапожек!
А те ещё не успели просохнуть с улицы. Матушка, что же… О, папины валенки! Сойдут. Я быстро обулась и выскочила на крыльцо.
Свежий мороз охватил тело в колючие объятия. Конечно, на дворе весна, но холодно, как в самый разгар зимы. И снег пошёл. Как же вовремя!
Сжавшись, я зашагала к лесу. Валенки тонули в сугробах, как камень, уходящий под воду. Снег засыпал обувь изнутри, отчего тут же становилось мокро, противно. Но я не могла упустить беса.
Я не привыкла доверять ощущениям, но сейчас – сейчас и только сейчас – беса нужно изловить. Будто сама Матушка нашёптывала: «Не упусти возможность! Твоя судьба зависит от того, пойдёшь ты за ним или нет!»
И наконец я достигла леса. Такой… тёмный. Неизвестный. Ведь с детства – с того самого раза, как симуран проводил меня – я более не наведывалась в лес ночью. Там же может крыться всё что угодно. Разбойники, мары… чудища. До этого они были ко мне добры, но останутся ли таковыми и сейчас?
Мара раздери, чем дольше я об этом думаю, тем больше времени утекает! Что же делать, что же делать…
Разве я когда-нибудь вот так срывалась куда-то? Не проверив, не узнав заранее? Испытывала ли я когда-нибудь удачу?..
Что же. Возможно, пора попробовать. Спасибо за пожелание, Гили, удача мне и впрямь пригодится.
Я наступила валенком на свежий след беса.
* * *
Темно. Страшно. Даже зверолюдский глаз не спасал: всё-таки многое укрывалось за пышными кустами, за деревьями, стоявшими плотным строем. Особенно тяжело разглядеть мне – ущербной Медведице, недозверолюдке.
Но я шла вперёд. Уже не зная почему. Валенки промокали всё сильнее. Тело дрожало. Мурашки одолевали не хуже мерзкого зуда. Зубы стучали друг о друга, клыки больно закусывали губы.
Зачем, зачем, ну зачем я сюда пошла? Что бы это мне принесло? Вот же я дура…
С чего я вообще взяла, что бес станет со мной дружить? Но тогда почему же из всех ведьм мира он пришёл именно ко мне? Я гадала, занимала голову, чтобы не упасть прямо на месте и не умереть от холода как «настоящая Медведица».
Самой верной догадкой казалось одно: что я дочь ведьмы. Всё-таки чудовство, как говорят, передаётся в роду. Может, у меня на лбу написано: ведьма, и всё тут. К тому же у меня короткие волосы. Не заметить тяжело!
Да и разве чудовища не должны ходить среди нас? Светлана ведь рассказывала, что они стремятся вытеснить нас, зверолюдей. Может, нам всё это время просто везло? Мне – везло? На самом деле, вот он – бес – пришёл, чтобы на нас – на меня – напасть?
