– Прошу прощения, ваше величество, – торопливо лопочет он, – но прошел слух, будто среди слуг затесался самозва…
Тут Джемсон Таль видит обезглавленный труп на кровати, потом меня и лишается дара речи – он сипит, вращает глазами, краснеет и ощеривается так, будто его душат. Одним прыжком я подлетаю к нему и с размаху ударяю его ногой в горло. Таль падает, точно мешок с камнями, и теперь задыхается по-настоящему; корчась на голом полу служебного прохода, он ногтями рвет себе горло, пытаясь вдохнуть, в чем ему препятствует сломанная гортань.
А я даже поднос не уронил.
Выход стерегут двое охранников, но с первым я справлюсь легко – по крайней мере, должен. Он вскрикивает и опускается рядом со стюардом на колени, глупец, как будто ему можно помочь. Что, интересно, он думает делать – прямой массаж сердца? Какой от него прок, когда Таль выхаркивает куски дыхательного горла? Зато второго охранника я замечаю не сразу. Он умен: прижался к стене и стоит, поджидая меня.
На обоих длинные кольчуги под красно-золотыми плащами. Из-под круглых шлемов-тазиков, усиленных стальными заклепками, спускаются на шею кольчужные капюшоны. Да, Тоа-Фелатон не жалел денег на дворцовую охрану. Значит, мои ножи бессильны против них. Но ничего, прорвемся – я уже вошел в раж.
Ожидание окончено, я снова счастлив.
Тут более умного охранника осеняет, и он начинает звать на помощь.
Я снимаю крышку с подноса и критически смотрю на Тоа-Фелатона. Его длинные волосы на треть пропитались кровью, однако черты лица почти не исказились, так что его легко узнать, даже несмотря на дырку в глазу. Подняв поднос примерно на уровень груди, я выставляю его перед собой. Крики «На помощь!» стихают так же внезапно, как если бы крикун получил стрелу в горло.
Пока та часть мозга охранника, которая отвечает за обработку внешних сигналов, справляется с тем фактом, что он видит отделенную от тела голову властелина, я выбегаю в служебный коридор; у меня есть две секунды, пока умник опомнится и скажет что-нибудь, кроме «Э-э-э?».
Тупой стражник, который все еще стоит на одном колене возле Таля, вдруг вскакивает и хватается за меч. Я швыряю поднос, он с грохотом летит в одну сторону, голова катится в другую, я вцепляюсь в запястье тупицы, чтобы не дать ему выхватить меч, и с размаху бью его головой в нос. В ушах у меня звенит, зато нос Тупого превращается в кровавую отбивную, а глаза сходятся к переносице. Я локтями захватываю его покрытую капюшоном шею и бросаю его через себя так, что он отлетает назад и сбивает с ног Умного. Мягкая подкладка под кольчугой не помогла: еще отрывая его от пола, я услышал, как щелкнули, разделяясь, его позвонки. Он еще дергается в конвульсиях, когда я перескакиваю через Джемсона Таля, чтобы прикончить Умного.
И тут наступает миг посмертного торжества Теа-Фелатона – сладкая месть, и если он видел ее с того света, то наверняка получил большое удовольствие.
Я уже приземляюсь – прыжок был совсем небольшой, – но при этом смотрю только на Умного, который выкарабкивается из-под Тупого, и не вижу, что моя нога опускается прямо на голову Тоа-Фелатона.
Голова катится, я теряю опору и лечу вверх тормашками, прямо как Элмер Фадд.
В последний момент я ухитряюсь принять удар лопатками, а не шеей, и только тесный коридор спасает мне жизнь: Умный уже замахнулся на меня мечом, но он не учел того, что коридор совсем низкий, а потолок деревянный: клинок воткнулся в него острием и остался висеть. Мне надо откатиться в сторону, но мешает Джемсон Таль, который корчится в агонии рядом, и уж тут Умный все делает правильно. Он больше не размахивает мечом, а сначала обрушивает удар кулака мне на голову, затем изо всех сил бьет меня клинком в печень.
Меч в животе сильно мешает думать, и не только потому, что это больно, но и потому, что клинок зверски холодный. Сталь прямо источает холод, который растекается по телу, высасывая силу из ног. Примерно такое ощущение бывает, когда грызешь кубик льда, только ото льда стынут мозги, а от меча – вообще все, и еще ты чувствуешь, как лезвие ворочается у тебя внутри, кромсая все подряд. Короче, как по мне, удовольствие ниже среднего.
А еще два фунта стали в животе нарушают распределение усилия заклятия, которое делает меня похожим на евнуха-подростка. Магия гаснет, как потерявший питание монитор, электрический разряд ставит дыбом волоски у меня на шее, искры трещат в бороде.
И тут Умный зачем-то вытаскивает из меня меч, хотя мог бы провернуть его во мне, и все дела. Обычная ошибка молодого и неопытного бойца, за которую он сейчас дорого заплатит. Меч задевает ребра – ощущение смешанное, как будто тебе сверлят зубы без анестезии, а рядом кто-то скрипит мелом по классной доске. Темнота на миг застилает глаза. У меня вырывается стон, я содрогаюсь от боли. Умный принимает мою дрожь за агонию – значит точно неопытный.
– Тебе повезло, ублюдок, легкая смерть – подарок для такого, как ты! – бросает он.
На его глаза наворачиваются слезы – видимо, он оплакивает своего поверженного владыку, – и мне не хватает духу сообщить ему, что я полностью с ним согласен. Склонившись надо мной в тот миг, когда мое заколдованное лицо сменяется настоящим, он вытаращивает глаза и с почтительным трепетом в голосе говорит:
– Эй, да ты похож… ты прямо вылитый Кейн! Ты ведь он, да? Ну конечно, кто же еще мог… К’хул Всемогущий, я убил Кейна! Я стану знаменитым.
Как бы не так.
Носком правой ноги я, как крюком, цепляю его за лодыжку, а левой бью в коленку. Она с хрустом ломается, и стражник с воем рушится на пол бесформенной кучей. Слабое место любой кольчуги: хорошо защищает все, кроме суставов, особенно если гнуть их не туда, куда им определено сгибаться природой. Однако меч он не бросил: что ж, надо отдать ему должное, он не трус.
Одним прыжком, точно акробат, я вскакиваю на ноги, чувствуя, как что-то отрывается у меня внутри. Стражник снова тычет в меня мечом, но лежа это делать неудобно, так что он невольно замедляет движение, а я ладонями ловлю его меч за плоскость клинка и вышибаю его ударом ноги в запястье. Пока меч кувыркается в воздухе, я перехватываю его за рукоять и заношу над жертвой.
– Жаль, парнишка, – говорю я. – Из тебя вышел бы толк, останься ты жив.
Коротким замахом я бью его в верхушку уха под стальным шлемом. Кольчуга не дает лезвию пройти внутрь, но этого и не нужно: я отлично управляюсь с мечом, вот и сейчас одной только силы удара хватило, чтобы прикончить парня, раскроив ему череп.
Я беру минутную паузу, чтобы перевести дух и оценить свои шансы. Спина и живот мокрые, значит меч прошел насквозь; внутреннее кровотечение наверняка тоже есть. Шок наступит через десять минут плюс-минус, зависит от типа повреждений.
Десять минут, чтобы спуститься с восьмого этажа дворца Колхари, выскочить на улицу и затеряться в толпе Старого города Анханы, и все это с отрубленной башкой под мышкой. Тревогу уже подняли, я истекаю кровью, но это еще не причина бросить ее здесь. Башка нужна как доказательство, без нее мне не заплатят. Да и вообще, вид у меня такой, что даже с отрезанной головой в руках хуже не станет. Кровь течет по ногам спереди и сзади – такое не скроешь, везде, куда бы я ни пошел, за мной останется след. И тут я слышу топот – бегут люди, много людей, и обуты они в сапоги.
В левом верхнем уголке глаза снова начинает мигать красный квадратик выхода.
Ладно. Согласен. Пора сматываться.
Я тоже мигаю, синхронизируя движения век с пульсацией квадратика. Служебный коридор и мертвые люди в нем тают.
2
Хари Майклсон открыл глаза, когда представительница компании «Моторола» сняла с его головы шлем, и слегка скрипнул зубами, пока она медленно вытягивала из его шеи катетер с иглой для внутривенных инъекций – не больно, но все-таки неприятно. Прикрыв рот рукой с мозолистыми костяшками, он кашлянул, и девушка тут же поднесла ему бумажный стаканчик вместо плевательницы. Хари медленно, со смаком потянулся, так что захрустели суставы, и сел, подавшись на край просмотрового кресла и упершись локтями в колени. Его прямые черные волосы взмокли от пота, глаза, почти такие же черные, как волосы, покраснели. Он отвернулся от девицы из «Моторолы» и спрятал лицо в ладони.
Она и ее помощница глядели на него щенячьими глазами, как будто просили милостыни, и ему стало тошно.
Из глубин огромного дивана, обтянутого настоящей телячьей кожей, раздался голос Марка Вайло:
– Ну, Хари? Как? Что скажешь?
Хари глубоко вдохнул, выдохнул, поскреб бороду, потер желтоватый шрам на крючковатом, дважды сломанном носу. Говорить не было сил. Втайне от всех он называл это посткейновским синдромом: сокрушительная депрессия, похожая на ломку наркомана, накрывала его каждый раз, когда он возвращался на Землю и опять становился Хари Майклсоном. Сегодня, правда, было не настоящее Приключение, а так, повтор записи трехлетней давности, но и этого хватило.
Хотя если уж быть честным, то до конца: дело не только в синдроме. В животе как будто открылась зияющая дыра, точно он глотнул кислоты и она прожгла его насквозь, прямо через шрам, который оставил на его печени меч Умного охранника. Ну почему из всех Приключений Кейна они выбрали именно это? Что он задумал, этот Вайло, черт его побери?
Привести его сюда и заставить пересмотреть именно эту часть «Слуги Империи», именно этот фрагмент – это ли не утонченная жестокость, это ли не пытка вроде той, когда свежую рану сначала посыпают солью, а затем выжимают в нее лимон? Боль рвала его изнутри, грызла, как крыса, забравшаяся в кишки.
В основном он справлялся, делал вид, будто эта мучительная боль, одолевающая его всякий раз при мысли о Шанне, была простым несварением желудка или язвой. Короче, прикидывался, что дыра у него в желудке, а не в жизни. Даже поднаторел в самообмане: несколько месяцев сам верил, будто забыл о Шанне и продолжает жить нормальной жизнью.
Хотя чему тут удивляться? Тренировка – великое дело.
– Хари? – Вайло приподнялся на диване. Голос звучал нетерпеливо, а это опасно. – Я жду. Давай выкладывай.
Хари с трудом вытолкнул из глотки слова:
– Это незаконно, Бизнесмен. Запрещенные технологии.
Представительница «Моторолы» ахнула, словно Свободная при встрече с эксгибиционистом:
– Уверяю вас, данная технология разработана нашей фирмой совершенно независимо…
Вайло заткнул ее одним взмахом руки, в которой была зажата сигара «КонКристо», черная и толстая, как труба паровоза.
– Черт, Хари, а то я не знаю. За дурака меня держишь? Я спрашиваю: кайф есть?
Марк Вайло, мелкий, но боевитый, как бентамский петух, сам пробился наверх, в касту Бизнесменов. Лет ему было, мягко говоря, за шестьдесят, он был сед, кривоног и заносчив – и неудивительно, ведь он единолично владел контрольным пакетом акций компании «Вайло интерконтинентал», предположительно крупнейшего транспортного концерна в мире. Бог и судья в своем огромном поместье в предгорьях Сангре-де-Кристо, он с неумолимостью демиурга вершил карьеру и судьбу своего подопечного: суперзвездного Актера, которого все на свете знали под именем Кейн.
– Кайф? – Хари пожал плечами, вздохнул. Что толку спорить? – Да, штука забористая. Лучше только самому там побывать. – Он повернулся к представительнице компании. – Ваш нейрохимический ввод – это же подделка, да?
Та протестующе забулькала, но тут уже сам Хари оборвал ее на полуслове усталым:
– Да ладно, хватит.
Его даже порадовало, что сотрудница большой и знаменитой компании оказалась такой непроходимой дурой: будет теперь на что отвлечься на досуге, когда лицо Шанны и холодный упрек в ее глазах снова станут преследовать его. Сколько уже месяцев прошло, и он не может даже вспомнить, когда она ему улыбалась.
«Не отвлекайся, мудак», – мысленно прикрикнул он на себя.
Повернувшись к Вайло, он стал разминать затекшие плечи, надеясь хоть так вдохнуть немного жизни в свой голос.
– Смотри надуют они тебя, Бизнесмен. Эта хрень с мигающим квадратиком… как там они его называют? Синхроморгание?
Представительница «Моторолы» спряталась за сверкающим фасадом профессиональной улыбки:
– Это лишь одна из тех прорывных технологий, которые делают данный продукт уникальным на сегодняшнем рынке.
Хари не обратил на нее внимания.
– Короче, там надо задействовать мигательный рефлекс, чтобы выйти, – продолжал он. – И это не механическая пусковая схема. Она считывает импульс как обратную реакцию индукторов, то есть это уже чисто студийная технология, а ты сам знаешь – Студия офигительно серьезно относится ко всякой такой хрени. И нейрохимический ввод здесь чисто для камуфляжа. Так вводят только снотворное, да и то не всякое, если хочешь знать. Короче, чистая подделка, от начала и до конца. Все ощущения воспроизводятся тем же прямым нейронным впуском, который Студия использует в своих креслах для первых пользователей, – только тут они его навернули до предела. Знаешь, как там смердело, когда я отрезал Тоа-Фелатону голову? Вживую так не воняло. И уровень адреналина задрали так, что я чуть не помер – думал, задохнусь. Да, и еще меч ворочается в кишках слишком больно.
– Но-но, Артист Майклсон… – зачастила представительница, тревожно переглядываясь с помощницей. – Мы должны достоверно воссоздать реальность, иначе нам не поверят…
Хари медленно встал: посткейновский синдром как будто размягчил ему все кости, и он лишь усилием воли держал голову прямо. Однако к нему вернулось еще кое-что от Кейна: отрывистая манера говорить, потаенная угроза в голосе и в ледяной черноте глаз.
Приподняв край туники, он показал девушке два симметричных шрама, один спереди, другой сзади, – след меча, которым Умный стражник проткнул ему печенку три года назад.
– Видишь? Они настоящие. Пощупать хочешь? Так кому лучше знать, тебе или мне?
– Господи, Хари, не будь таким занудным засранцем, – сказал Вайло и снова взмахнул сигарой в сторону представительницы, теперь как бы утешая ее. – Не обращай на него внимания, девочка. Ничего личного, он со всеми такой.
– Говорю тебе, – безжизненным тоном продолжал Хари, – они там напортачили. Если бы меч скребнул меня по ребрам так же больно и в первый раз, я бы вырубился на пару секунд там же. От такой боли можно только стонать, визжать, корчиться или сразу вырубаться. И пока я бы там валялся, тот ублюдок-охранник воткнул бы свой меч прямо мне в горло. Ясно?
Он протянул руку к Вайло и вздохнул:
– Хочешь вложиться в собственные технологии – твое дело. Но я бы на твоем месте не связывался с придурками, которые даже индукционный шлем настроить как следует не могут.
Вайло усмехнулся:
– Никуда я не вкладываюсь, Хари. Я покупаю эту хрень для себя, точка. Даже такой динозавр, как «Моторола», не смеет свободно продавать технологии, копирующие эффекты Студии. А я хочу себе такую штуку, чтобы побаловаться кубиком-другим на досуге, не валяясь каждый раз по две недели на койке, как все первоочередники.
– Ну, как знаешь… Дело твое.
– Хари… – вкрадчиво сказал Вайло, суя в рот сигару. – Не забывайся.
Легкий холодок пробежал по спине Хари в паузе, которая последовала за предостережением Бизнесмена. Представительница компании опять переглянулась с ассистенткой. Вайло, не скрываясь, кивнул на них, словно хотел сказать: «На людях веди себя прилично, сынок».
Хари угрюмо опустил голову.
– Извини, Бизнесмен, – буркнул он. – Я зарвался. Но у меня есть еще один вопрос, если позволишь.
Вайло кивнул снисходительно, как подобает хозяину, и Хари обратился к девушке:
– Те кубики, которые проигрывает это кресло, – это ведь не стандартные студийные записи. По крайней мере, не похоже – стандартные кубики не несут информации о запахе, прикосновении, боли. И вряд ли ваши индукторы в состоянии считывать прямо из нейрохимического канала, а еще компенсировать разницу во времени, следить за дозой и все такое. Вы что, нашли где-то подпольного мастера?
Представительница «Моторолы» нацепила свою лучшую корпоративную улыбку и сказала:
– К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос. Но по условиям контракта Бизнесмен Вайло получит кубики, полностью отвечающие данному оборудованию…
– Довольно, – с отвращением перебил ее Хари и повернулся к Вайло. – Значит, дело обстоит так. Эти идиоты нашли в лаборатории Студии другого идиота, который продает им контрабандные копии. А это значит, во-первых, что ты будешь получать необработанный продукт. То есть Приключение, которое длится две недели, ты будешь переживать в этом кресле в течение двух недель. Никакой разницы с Кавеа, только там ты лежишь в койке, а здесь будешь все время сидеть. И учти, что в этом кресле отсутствует система реакции на движение и нет канала подачи параллельной информации и питания. Во-вторых, они будут непрерывно скармливать тебе контрабанду. То есть между тобой и поставщиком образуется канал связи, и рано или поздно этого придурка со Студии поймают и переделают в киборга. Но еще до того, как он станет Рабочим, студийные копы размотают весь клубок его связей, а информацию передадут друзьям в правительстве. И тогда в твою дверь постучат уже не корректные парни из отдела уголовных расследований, потому что это будет квалифицироваться уже не как техническое правонарушение. Речь будет идти об интеллектуальной собственности и нарушении закона об авторском праве, так что тебя будет ждать встреча с Социальной полицией. А у них даже ты, Бизнесмен, не захочешь оказаться на крючке.
Вайло откинулся на диване и положил голову на подушку, которая тут же приняла форму его затылка. Выпустив облако-другое черного сигарного дыма, он вдруг выпрямился и с усмешкой, от которой гусиные лапки у глаз стали еще заметнее, сказал:
– Хари, ты до сих пор думаешь, как бандит, ты это знаешь? Двадцать лет прошло, а ты как был, так и остался в душе уличным отморозком.
Хари растянул губы в невеселом подобии улыбки: он не знал, к чему клонит патрон, а спрашивать не хотелось.
Вайло продолжал:
– Прогуляйся к пруду, охладись, а я пока тут закончу.
Хари подумал, что было время, когда он счел бы оскорблением не хуже пощечины, если бы кто-то выставил его посреди разговора из комнаты, как малолетку. Теперь он только удивился, и то несильно: было странно думать, что он все еще живет, работает, занимается какими-то делами и даже прикидывается, что в этом есть смысл.
Но в том-то и дело, что во всем этом не было ничего, кроме притворства. Как и в Кейне.
Без Шанны мир опустел, и все в нем стало ему безразлично.
Он кивнул Вайло:
– Конечно. Увидимся.
3
Хари бродил по залитому солнцем каменному кругу, внутри которого искрился пруд, питаемый двумя совершенно одинаковыми водопадами. Творец этого уголка потрудился на славу: лишь едва уловимый запах хлорки да убежденность в том, что природа никогда бы не расположила камни с таким глубоким вниманием к удобству человека, выдавали его искусственное происхождение.
Хари ходил взад-вперед, садился, вставал. Пару раз он порывался отправиться в пустыню, навстречу пронизывающему ветру и бесплодным кучам шлака и отходов с окрестных шахт, но каждый раз на границе искусственного оазиса Вайло он останавливался, возвращался к пруду, и цикл начинался снова. Хари задумчиво глядел на покрытую токсичной грязью пустыню, представляя, как бредет по ней между кучами промышленных отходов и каждый шаг приближает его к мертвым скалам на горизонте. Да, вряд ли скитания по отравленным пустошам принесут ему облегчение, но и хуже ему от них не станет, это он знал наверняка.
«Да не переживай ты так, – говорил он себе снова и снова. – Не умерла же она, в самом деле». И каждый раз что-то темное в глубине его души отзывалось – а может, лучше бы умерла. Или если бы умер ты.
Если умрет она, его раны начнут затягиваться; если умрет он, то ему будет все равно.
Черт, ну где там Вайло?
Хари терпеть не мог ждать, всю жизнь. Когда ждешь, волей-неволей начинаешь думать, а в жизни Хари было слишком много такого, о чем он предпочитал даже не вспоминать.
