– Тебе партия в меру возможностей приказала бороться? – указав пальцем на притихшую девчонку, грозно спросил Егоров. – Почему беспризорники тут бродят?
– Так она эта, не беспризорная, товарищ капитан. Детдомовские они. Сбегают постоянно.
– Вот и верни ребенка туда, где ему быть положено.
Егоров подтолкнул девочку к лейтенанту и посмотрел на исцарапанную руку. Вот кошка, всю кожу ободрала!
– Они у вас не бешенные хоть? – более спокойно спросил Юра, разглядывая ладонь. Кое где на загорелой коже проступили капельки крови.
– Никак нет, товарищ капитан, – вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в плечо беспризорницы, зачастил Козьков, – в детском доме организованы самые лучшие условия для…
– Отставить! – отмахнулся от лейтенанта Егоров. Обернувшись на звук подъезжающего поезда, в очередной раз сверился с наручными часами. Обернувшись к патрулю, прожег лицо каждого долгим взглядом. – Везёт вам сегодня. Некогда мне сейчас с вами возиться. Но поверь мне на слово, в следующую мою остановку в вашем городе лично проверю твою работу и не дай Бог, лейтенант… не дай Бог! Ты меня понял?
Оставив бледного, как смерть, Козькова на перроне, Егоров поспешил найти начальника поезда и уже через десять минут обустраивался на свободном месте в старом вагоне-теплушке в конце состава. Конечно, можно было воспользоваться служебным положением и потеснить кого-то в более комфортных вагонах, но Юра не хотел быть никому обязанным. Если ты ничего не должен человеку, то и спрашивать с него можно по полной.
Случай на перроне не расстроил Егорова, а даже наоборот поднял настроение. Теперь Юра знал, что в славном городе Воронеже есть молодой лейтенант Козьков, который будет особо рьяно исполнять свои служебные обязанности. А это значит, что он только что сделал жизнь в стране чуточку лучше. И нужно не забыть отправить кого-нибудь в детдом для проверки. Козьков говорил про самые лучшие условия. Но так ли всё на самом деле? Человек, способный заняться этим, имеется, нужно будет отправить ему из Москвы телеграмму и дело можно считать решённым.
Пристроив свой походный чемоданчик в изголовье грубо сколоченных нар, Егоров снял сапоги и с удовольствием вытянул ноги. В тесном помещении вагона стоял терпкий дух портянок, немытых тел и лежалой соломы. Надвинув козырек фуражки на глаза, капитан не спеша изучал своих попутчиков. На нарах в дальнем углу спали двое сельчан, выпятив грязные пятки. В стёганых телогрейках, сапоги осмотрительно сложены под головы. Для этих мужиков выход за пределы родного колхоза сродни походу на вражескую территорию. Верить никому нельзя, все вокруг воры и жулики. Как они только спать легли, не побоялись.
Стоило мелькнуть этой мысли, как от буржуйки в углу вагона отошла мешковатая фигура в потертом картузе и присоединилась к двум колхозникам, окинув капитана подозрительным взглядом. Егоров самодовольно хмыкнул. Так и есть, пока двое спят, третий дежурит.
Следующую группу попутчиков Юра, к своему удивлению, определить не смог. Слишком уж разномастная компания получилась. Суховатый старик в потертом суконном костюме мог оказаться школьным учителем, а мог и бухгалтером в одном из государственных учреждений. Тихо беседующий с ним кавказец средних лет одет был более скромно, но вёл себя с “учителем” на равных. Панибратски похлопывая собеседников по плечам, он активно жестикулировал и задорно улыбался, поблёскивая стальными фиксами, чем вызывал регулярные смешки товарищей.
Третий и самый молодой член компании был типичным представителем городской молодежи. Куртка “хулиганка” и франтовые парусиновые туфли, до одурения натёртые мелом, выдавали в нем ярого последователя моды и похитителя женских сердец. Завершала образ модника лихо заломленная на затылок кепка и торчащий из-под нее русый чуб.
Эта компания надолго привлекла внимание Егорова. Из имеющихся данных он смастерил в уме задачу и теперь пытался найти ответ на главный вопрос: что объединяет столь разнообразную компанию, помимо соседних мест в поезде? Родственные связи? Вряд ли. Общая работа? Исключено. Может быть…
Не заметив подкравшейся усталости, Егоров с удивлением обнаружил, что задремал. Когда он спал нормально в последний раз? Последние несколько суток провел в дороге и сборе информации о Михаиле Россе, отдохнуть как следует не удавалось.
При воспоминании о объекте задания капитан устало вздохнул и достал из нагрудного кармана кителя потертую фотографию, которую с таким трудом отвоевал у педантичного Полякова. Пришлось даже звонить в ГЛАВК и подключать Кравцова.
На старом фото было изображение детского дома в Раменском, это недалеко от Москвы. На мраморных ступенях бывшей дворянской усадьбы сидела аккуратная женщина аристократичной внешности, а рядом стоял худой паренек лет десяти. На обороте фотографии дата и лаконичная подпись “М. Росс”. Это было единственное изображение объекта, которое удалось откопать в личном деле бывшего агента. Объяснить столь халатное отношение к ведению делопроизводства никто не смог, да и не хотел.
Спрятав фотографию назад в карман, Егоров взглянул на часы. Если всё пойдет по плану, то к завтрашнему вечеру он уже будет в Москве и наконец сможет начать получать ответы на накопившиеся вопросы. А пока…
С трудом подавив приступ зевоты, Юра оглянулся. Попутчики так же занимались своими делами не обращая на него никакого внимания. Пока что можно и поспать…
* * *
– Вставай боец! Вставай бл…
Конец фразы заглушил разрыв мины за остатками стены соседнего здания. Рефлекторно бросив свое тело на мёрзлую, пропитанную порохом и кровью, землю, Егоров закрыл собой испуганного вжимающегося в стенку окопа паренька, судорожно сжимающего винтовку.
Спину в районе лопаток не сильно обожгло шальным осколком. Чувствуя, как что то тёплое начинает пропитывать ткань гимнастерки, Юра торопливо, словно боясь, что кто-то заметит, поднялся на ноги и окинул окружающих мутнеющим взглядом. То тут, то там из укрытий на него смотрели глаза. Лица бойцов, покрытые толстым слоем гари и грязи взгляд не воспринимал и различал только блестящие страхом и усталостью глаза.
– Бойцы… гвардейцы… там, – стволом пистолета Егоров указал на одиноко стоящие руины дома в конце улицы, – там последний оплот фашистской гадины в этом городе…
Чувствуя, что задыхается, Юра опустился на колено пытаясь перевести дыхание. Вчерашний выпускник академии СМЕРШ только прибыл на фронт и был, наверное, самым молодым офицером на этом участке. Но это не давало ему никаких поблажек. Здесь, в мало кому известном городке Пулово, выдохлись все. Немцы устали защищаться и, отступив на окраину города, зло огрызались из последних сил, накрывая всю округу огнем полковых минометов. Но и силы Красной армии были на исходе. Все резервы были брошены на решающее направление, на небольшую группу отрезанных от основной армии фашистов никто не хотел тратить ни силы, ни время. Но и оставлять у себя в тылу вооруженную группировку диверсантов было неправильно.
Егоров прибыл на позиции остатков стрелкового батальона за пару минут до гибели последнего офицера. По статистике, младший командирский состав на линии фронта живет в среднем три дня. Командир батальона лейтенант Северов прожил полторы недели. Мина попала в блиндаж комбата и Егоров даже не успел познакомиться со своим предшественником.
И вот теперь он стоит на краю окопа и ищет слова для того, чтобы поднять этих истощенных морально и физически бойцов в бой.
– Товарищи гвардейцы!
И откуда только крепость в голосе взялась?
– Бойцы красной армии! Оглянитесь вокруг! – сделав широкий полукруг рукой, Егоров поёжился. Морозный воздух пробирался к ране на спине сквозь прореху в шинели и больно покусывал обожжённую кожу. – В этом городе давно идет война! И там, – ствол пистолета снова указал на цель штурма, – сидят убийцы наших детей и матерей! Приказываю! Опорный пункт противника захватить и уничтожить! Бить врага без пощады всеми имеющимися средствами! В атаку! – посмотрев на ближайшего бойца, Юра спросил: – Как фамилия?
– Гвардии рядовой Онищук!
– На штурм, гвардии рядовой Онищук!
Схватив за шиворот представившегося солдата, Егоров силком вытолкнул его из окопа. Навел ствол пистолета на следующего. Вцепившись в винтовку, гвардеец зло выругался и полез на край окопа.
– За Родину! За товарища Сталина!
Из полуразрушенных руин раздались разрозненные винтовочные выстрелы, постепенно утопающие в грозном реве злых солдат, бегущих в атаку.
– Ура-а-а!
Окинув взглядом опустевшие окопы, Юра вылез наверх и на заплетающихся от слабости ногах побрел в сторону выстрелов.
– Без пощады врагу, – с трудом шевеля немеющими губами, Егоров поднял пистолет и выстрелил в сторону немцев. Где то в небе тонко запела мина и позади раздался взрыв, больно ударив в спину…
* * *
Тихо зарычав от фантомной боли, Егоров резко сел и некоторое время молча смотрел по сторонам, пытаясь вернуться в реальность. Мерный стук рельс, ночной полумрак теплушки, Москва, детский дом, Михаил Росс.
Вытерев тыльной частью ладони испарину со лба, Юра откинулся на спину и некоторое время молча лежал, восстанавливая дыхание. Воспоминания войны не стирались временем и не становились слабее. Сколько раз во снах он брал штурмом чёртовы развалины? Сто? Двести? И ведь это еще не самые страшные воспоминания молодости…
– Отдай…Отдай! Не честно так!
Возмущенный голос из полумрака вернул Егорова в реальность. Только сейчас он заметил, что две компании попутчиков объединились и сгрудились около импровизированного стола из пустых ящиков. В тусклом свете керосиновой лампы Юра разглядел очертания колоды карт и перекошенное от злобы лицо одного из колхозников, нависшего над тщедушной фигурой “учителя”.
– Ты мухлевал, не может быть что тебе четыре туза…
– Э… слющай, что ты такое говоришь, брат? – вступился за попутчика кавказец. – Тебе же никто не говорил, что ты мухлюешь, когда ты выигрывал?
– Действительно, будь мужчиной и держи свое слово! – влез в разговор “модник”. – Зигмунд Якобович тебе честно выигрыш отдавал!
– Я, между прочим, на свои последние сбережения играл, – наставительно подняв кверху сухой палец, прокартавил “учитель”. – И если бы у меня не получилось отыграться, ночевать бы мне на вокзале в Москве. Что то я не помню, уважаемый, что бы вас интересовала моя судьба в тот момент, когда вы выигрывали!
– И имя у него какое то фашистское, мужики, – резко перевел тему проигравшийся колхозник. – У меня знакомых Зигмундов нет. Как пить дать, шпион это!
– Да немец это, точно немец! Признавайся жулик, ты из пленных?
– Побойтесь Бога, граждане, – примирительно поднял руки Зигмунд Якобович. – Моя родина Одесса. Вы бывали в Одессе? Если бы маменька услышала, что меня приняли за немца, она бы этого не пережила…
– Ты стрелки не переводи! – кавказец выразительно хрустнул костяшками пальцев и заслонил спиной “учителя”. – Ты старику денег должен. А старость надо уважать!
– Да пошел ты!
Отшвырнув ящики в сторону, колхозники, затаптывая кирзовыми сапогами разбросанные на полу карты, вплотную придвинулись к троице картежников. Со стороны Егоров заметил тускло блеснувшее лезвие заточки в руках “модника”. Наспех надев сапоги, он вскочил на ноги и скомандовал:
– Отставить драку!
– Не лезь, военный, – не отводя звериного взгляда от лица колхозника, процедил кавказец. – Эти жулики старика обижают. Сейчас мы им за это…
Закончить фразу Егоров ему не позволил. Прямой удар в солнечное сплетение выбил воздух из груди заводилы. Перехватив руку “модника”, заломил кисть, заставляя выронить заточку. Подсечка с одновременным ударом ребром ладони в район сонной артерии отправили парня в гарантированный нокаут.
Злобно прошипев проклятие, старик с неожиданной прытью кинулся на капитана, неуловимым движение выхватывая из кармана “финку”, излюбленное оружие криминальных слоев послевоенного СССР. В последний момент сместив корпус в сторону, Егоров ударил старого уркагана локтем в висок, тем самым отбросив жилистое тело на заплёванный пол.
– Разошлись!
Для убедительности пнув корчащегося на полу кавказца в район печени, он вызвал сдавленный хрип, который подействовал на колхозников отрезвляюще. Ободренные поддержкой попутчика-капитана, мужики уже потянулись за валяющимися на полу ножами. Пришлось достать пистолет и убедительно перещелкнуть затвором.
Угрюмо ворча, словно разбуженные после спячки медведи, колхозники отступили к своим нарам. Егоров тем временем собрал холодное оружие и сноровисто обыскал стонущих от боли железнодорожных гастролеров. За пазухой старика оказался старый немецкий Вальтер, а в рукаве несколько крапленых карт, которые он швырнул на пол под одобрительные возгласы колхозников. Дёрнувшегося было старика Егоров без стеснения приложил рукоятью служебного ТТ по спине:
– Лежать, урка! Кому сказано было?
– Обижаешь начальник, – сбрасывая остатки маскировки, зашипел в ответ старик, – жиган урке не товарищ…
– Политический значит? – осклабился Егоров и с оттяжкой приложил тяжелым носком сапога в жилисты бок, – Тебе же хуже!
Обернувшись к притихшим колхозникам, он зло поиграл желваками:
– Судить их будет Советский суд. Мы не варвары! Это всем понятно?
Убедившись, что жажда крови у мужиков поугасла, Юра связал с их помощью карточных жуликов и сдал их на ближайшей станции наряду полиции, пообещав заспанному капитану на милицейском посту выслать объяснительную из Москвы почтой. Прибытие ещё не скоро, поэтому можно продолжить отдых. В вагоне спится просто отлично…
Глава 6
Элизабет Бёллер закончила институт в тысяча девятьсот сороковом году и её уже ждала престижная работа. Всё благодаря связям деда, который был другом самого Гиденбурга. Ни того, ни другого давно нет в живых, но связи остались. Отец сделал всего лишь один визит, это было ещё до поступления дочери, и должность в Ананербе была гарантирована. Родители, конечно же, хотели для ребёнка другого, но не могли ничего поделать с ее тягой к физике. Единственная дочь фанатично бредила образом Марии Кюри, мечтала затмить ее в учёном сообществе. И, в конечном итоге, согласились. Так, впервые за много поколений, в семье Бёллер, неразрывно связанной с политикой, появился учёный. Который, если бы всё сложилось хорошо, мог стать мировой известностью. Но, увы, война решила иначе. Точнее, её исход…
Германия проиграла. Советские войска были подобны стихии, остановить их было невозможно. Отдел, в котором работала Элизабет, назывался Anderweitig Welt (немецкий, на русском – Иной Мир). Генрих Гиммлер, не желая отдавать наработанное русским, приказал уничтожить отдел вместе со всеми, кто там работал. Лишь благодаря отцу девушка спаслась, но это стоило жизни её матери, Мириам Бёллер, которая в свои сорок шесть выглядела не старше дочери, хотя той в тот момент было всего двадцать семь. Вальтер Бёллер пожертвовал женой, чтобы спасти единственного ребёнка. обман был раскрыт и отца убили через семь дней после матери, но добраться до Элизабет палачи СС не смогли, она на тот момент была уже вне зоны досягаемости, на другом материке.
Фрейлейн Бёрне пришлось учиться играть в прятки и она научилась. Спустя семь лет, как окончилась война, Элизабэт всё так же сильно мечтает закончить начатое. Иной мир, технология порталов, другой мир, грандиозный скачок в развитии человечества. Увы, но всё сложилось совсем не так, как хотелось…
Менять место жительства каждые полгода – это стало для беглой немки чем-то вроде религии. Она понимала, что такое не забывается и её будут искать до конца. Русские, американцы, англичане и евреи – всем нужна ученая, обладающая важным багажом знаний. Обменять свободу на оковы, пусть это будут самые желанные оковы – работа всей жизни, Элизабет была не готова. Нет, в глубине души она понимала, как это будет выглядеть, если она наконец-то раскроет себя, но перебороть панический страх, выработавшийся в апреле сорок пятого, не могла. И поэтому продолжала прятаться, каждый день терзаемая сомнениями.
Шесть месяцев жизни в Перу пролетели быстро и пришло время менять место жительства. Австралию Элизабет выбрала не просто так, восемь лет в Южной и Северной Америке выработали у неё отвращение к этим материкам. Материк-эндемик был маленькой мечтой, который нужно будет покинуть так же через пол года. Потом будет Новая Зеландия, а после неё путь ляжет в Азию. Увы, но вернуться домой, в Германию, сердце к которой привязано навеки, фрейлин Бёрне вряд ли суждено.
Гордость Британской судоходной компании Cunard Line, самый крупный океанский лайнер Queen Elizabeth (англ – Королева Элизабет), могучий тёзка путешественницы, отдыхал в порту города Пайта перед долгим переходом в австралийский Сидней. Элизабет была в плохом настроении. Полтора месяца в стальной темнице каюты во время путешествия никак не радовали. Решив напоследок запастись положительными эмоциями, девушка посвятила последний день на суше путешествию по узким улицам портового города и приятному вечеру в элитном ресторане при морском клубе для офицеров. Последнее было опасно, Элизабет могли опознать. После войны многие офицеры Третьего Рейха, те, которые не были замечены в особых зверствах или отсидевшие небольшие сроки, подались в торговый флот и работали во многих компаниях по всему миру. Дочь знаменитого и влиятельного господина Бёллера могли узнать, но всё обошлось. Пару раз на её столик официант приносил записки от молодых капитанов, девушка была еще молода и не растратила красоту юности, но более решительных действий в её сторону не последовало.
Когда Элизабет поднялась на борт, она была чуть более уставшей чем обычно и вино приятно шумело у нее в голове. Даже появилась шальная мысль продолжить вечер в корабельном ресторане, но здравый смысл взял верх и девушка вернулась в каюту. Здесь, за прочной дверью из красного дерева, она чувствовала себя в безопасности. Ослабив пояс юбки, Элизабет облегченно вздохнула. Современная мода позволяла женщине ее возраста и статуса многое, но изнуряющая жара Южной Америки сводила на нет все послабления. Плотная ткань расклешенной юбки почти не пропускала воздух, а широкий пояс так облегал тело, что чувствительная к температуре кожа немки покрывалась алыми пятнами. Стремясь побыстрее избавиться от оков одежды, Элизабет торопливо расстегнула ворот блузки и с трудом сдержала испуганный крик.
– Элизабет… – хрипло прошептал Матиас выходя из темного угла каюты. – Ты все же здесь… Я рад, что нашел тебя.
– Ты… что ты здесь делаешь? – сквозь зубы прошипела Элизабет, узнав в незнакомце своего бывшего любовника. – Я же говорила тебе, что между нами…
– Я пришел предупредить! – торопливо перебил девушку парень. Матиаса было сложно узнать. Жгучий взгляд метиса испуганно метался из стороны в сторону, а бронзовая кожа, которую так нравилось ласкать немке, выглядела серой и безжизненной.
– Предупредить? Меня?
Пальцы девушки нащупали тонкое лезвие стилета в складках юбки. Что еще задумал этот пройдоха? Может быть Элизабет и выглядела беззащитной, но никогда такой не была. Воспитанная примером великих женщин своего времени и выросшая в тени могучего отца и деда, девушка всегда могла постоять за себя.
– Тебя ищут, – забормотал Матиас, настороженно поглядывая на входную дверь. – Бёрнс убит! Мои и его люди убиты! Я единственный выживший!
С тоской посмотрев в темный провал иллюминатора, Элизабет зло скрипнула зубами. В голове девушки похоронным набатом отдавались последние слова Матиаса. Бежать! Немедленно! Корабль отплывает на рассвете, это так долго! Девушка злилась на свой страх и на то, что простые слова вызвали у неё этот приступ с трудом контролируемой паники.
– Возьми меня с собой, договорись с капитаном. – Матиас торопливо достал из поясной сумки горсть золотых самородков, бывших в ходу у местных контрабандистов. – У меня есть деньги! Возьми меня с собой…
Испуганную речь бывшего любовника прервал требовательный стук в дверь. Голос, приглушенный перегородкой, выражал крайнюю учтивость:
– Мисс Аройни? (именно под этой фамилией путешествовала Элизабет) Это стюарт и у меня письмо от капитана Бревенгтона.
– Нет! – испуганно округлив глаза, бросился на колени Матиас. – Не открывай дверь! Это может быть он!
“И эту падаль я пустила в свою постель?” – удивленно подумала девушка. Брезгливо отстранившись, Элизабет запахнула расстегнутую блузку и повернула ручку замка.
– Жил отважный капитан, он объездил много стран… – напев слова песни, Росс вошел в каюту и улыбнулся Матиасу. Аргентинец, скованный ужасом, не рискнул пошевелиться. Кивнув на девушку, Михаил поблагодарил смуглокожего: – Спасибо, что привёл меня к ней. Амзель дал слишком мало информации, но помогла твоя похоть. Да, мисс Бёллер? Если бы не этот трус, то мне бы пришлось искать вас намного дольше, а время, как вы знаете, очень ценный ресурс. Я даже завидую вам в какой-то мере, ведь вы, кто играет в прятки, времени имеет просто невыносимо много. Фройляйн, вы согласны со мной?
– Матиас, ты убил меня! – Элизабет не смогла сдержать гнева. Трусливый абориген, утопая, потянул её за собой.
Двоюродный дядя Бёрнс Амзель стал ниточкой, которая привела этого человека к ней. Но почему мальчишка? И почему немец? Голубоглазый, такой красавец, в нём точно есть арийская кровь. Будь ты проклят, Матиас!
В руке немки мелькнуло серебро клинка и Матиас, обхватив горло руками, плавно осел на пол. Михаил, увидев лужу растекающейся крови, усмехнулся и сказал:
– Однако хорошее у нашего знакомства начало, фройляйн. Думаю, что мы сумеем договориться. Уверен в этом как в самом себе. Вы вроде бы хотели раздеться, вам помочь?
– Не подходи или я тоже убью тебя! – Элизабет встало спиной к стене, выставив стилет на вытянутых руках. Ей уже приходилось убивать один раз, но было это давно, ещё в сорок пятом и то убийство было случайностью. Сейчас же всё вышло намеренно, она отдавала себе отчёт в действиях, когда решила проверить на горле Матиаса остроту лезвия. Но, от осознания никуда не денешься и, тем более, этот человек был когда-то его возлюбленным. Когда по каюте поплыл сладковатый запах крови, хрупкая фигура девушки надломилась и опасно закачалась. Тошнота сковала нутро, а в голове закрутилась круговерть.
Голубоглазый юноша не дал девушке упасть. Лишив руку ножа, он аккуратно положил Элизабет на кровать. Пребывая в состоянии полубреда, она заговорила с Россом:
– Бёрнс Амзель был моим двоюродным дядей. Он часто помогал мне финансово, я редко встречалась с ним, раз в два-три года. Там и познакомилась с Матиасом. Если бы этого не было, если бы я жила скромнее и только на деньги родителей, ты бы не нашёл меня?
Михаил, заперев дверь, тихо ответил:
– От меня невозможно спрятаться. Ни в этом мире, фройляйн Бёллер, ни в том, который вы прозвали Иным. Просто примите сказанное как факт – если мне нужна информация, то я её получаю. Любой ценой!
– Я убила человека! – прошептала Элизабет, придя в себя и увидев тело мёртвого Матиаса, побледнела от страха. – Что теперь будет? Меня ждёт…
