– Ну, кто-то же должен заниматься и такими делами, – сухо ответил Юра потянувшись за папкой, но был остановлен властным жестом архивариуса. Постучав желтым ногтем по сургучной печати на папке, тот пояснил:
– Что бы вскрыть папку, придётся расписаться в журнале вскрытия и вновь опечатать документы после ознакомления.
– С этим проблем не будет.
Когда с необходимыми процедурами было покончено, Егоров удалился в небольшую комнату с письменным столом и стулом. Вкрутив в висящий над столом патрон лампочку с нетерпением заглянул в папку и был крайне удивлен. Большая часть документов была зашифрована или заменена на акты утилизации. Другими словами, Михаил Росс оказался настолько секретным парнем, что о некоторых его делах не должны были знать даже “свои” люди.
– Кто же ты такой? – тихо прошептал Егоров просматривая одну за другой бесполезные бумаги. Через пятнадцать минут подробного изучения досье в руках Юры оказалась единственная ниточка, ведущая к его цели…
Глава 4
Жара спала к утру и Бёрнс Амзель наконец-то смог уснуть. Проклятая Аргентина, ему никогда не привыкнуть к её климату. Родная и ласковая Германия снится практически каждую ночь и, наверное, так и останется недоступной до конца жизни. Оберфюреру СС, бежавшему от правосудия, нет дороги домой.
Стук в дверь прервал беспокойный сон и вызвал в разуме Бёрнса приступ неконтролируемого гнева. Если его разбудили по пустяку, то это будет стоить чьей-то жизни. Обрадовавшись холоду металла, он достал пистолет из под подушки и направился к выходу.
Гвидо переминается с ноги на ногу и выглядит сильно озабоченным. Он не из тех людей, которые побегут к начальству из-за пустяка. Знает о бессоннице и о том, что Бёрнс почти всегда засыпает с рассветом.
– Молодой парень пытался незамеченным пройти на территорию поселения, но был обнаружен аборигенами. Они поймали его в начале ночи и доставили к нам около часа назад. Хнычет как девка, представился Вернером Кляйнером. Сказал, что будет разговаривать только с вами.
Бертольд Кляйнер был двоюродным братом Бёрнса. Дальний родственник сгинул где-то под Москвой ещё в сорок первом и с тех пор о нём ничего не было слышно. Наверняка погиб. Вернер, скорее всего, является сыном пропавшего братца. Возникает вопрос – как он нашёл своего дядю, о существовании которого ему вообще не положено знать. Ситуация требует немедленно разобраться в ней.
– Дай мне минуту! – Бёрнс Амзель скрылся за дверью.
* * *
Аргентинцы, которых Бёрнс нанял для охраны поселка, немного поиздевались над пойманным мальчишкой, но бить и, тем более калечить, не стали. Они бы с радостью отобрали у бедолаги всё имущество, но тот оказался пустым. Разочарованные аборигены должны были доставить пленника к Гвидо сразу после поимки, но не стали этого делать, а решили поразвлечься. Не мучай старика Хауслера простатит, Вернеру Кляйнеру бы не посчастливилось дожить до утра. Поразвлечься аргентинцы хотели весьма неприятно, готовились скормить паренька собакам.
– Ему лет двадцать, не больше, – сказал Гвидо, показав Амзелю пленника. – Матиас сказал, что парень обделался, когда он скрутил его. Когда я уходил, мальчуган был в истерике. Видимо, потерял сознание от страха, слабая психика, нормальное явление. Что скажешь?
Спуск по лестнице был сложен и Бёрнс Амзель вытер проступивший на лбу пот платком. Спрятав его в карман пиджака, он мысленно позавидовал Гвидо, который одет лишь в шорты и сандалии. У него нет лишнего веса и нет принципов, которым нельзя изменять. Разное воспитание, в первую очередь. Даже здесь, на краю мира, среди аборигенов, чьё развитие лишь чуточку превышает уровень каменного века, Амзель не готов меняться, он останется в первую очередь тем, кем был всегда, потомственным арийцем, представителем самой совершенной расы людей. И будет терпеть до последнего все капризы судьбы.
– Этот человек неизвестен мне. Приведи его в чувство, хочу поговорить с ним, если это возможно.
– Возможно, он хорошо знает наш язык, с детства рос в Германии, акцент сложно подделать. По крайней мере, такому юнцу это вряд ли под силу. – Гвидо поднял руку с кувшином и вылил на голову мальчишки ледяную воду.
– Прошу, не убивайте! – заверещал пленник и вжался в кирпичный угол подвала так сильно, будто надеясь пройти его насквозь.
Амзель подумал: “Тут намного лучше, чем наверху, приятная прохлада, дышится в разы легче. Надо было строить дом из кирпича и с глубоким жилым подвалом, а не из дерева, как любят местные. Нужно будет поразмышлять над этим и заняться в ближайшее время. Терпеть дальше невыносимую жару Аргентины нет сил, она словно медленный яд, высасывает вместе с потом все жизненные соки…”.
– От вашего взгляда, господин Бёрнс, он вот-вот вновь лишится сознания. – Гвидо усмехнулся, прежде за свою жизнь он ни разу не встречал столь пугливого человека.
– Как звали твоего отца? – спросил Амзель, продолжая думать о каменном доме, строительство которого он хочет начать уже сегодня. – Говори, я не люблю ждать!
– Ждать не придётся… – глухо ответил Михаил Росс, тем самым прекратив играть роль испуганного мальчишки.
“Вот это голос!” – всё, что успел подумать Гвидо, а затем весь его разум заполонила боль. И, что самое страшное, закричать он не смог. Тело стало чужим, глаза заполонила белая пелена, а боль продолжила усиливаться. Паренёк был быстрым, поразительно быстрым! Он нанёс Гвидо два удара, один рукой в центр грудной клетки, и второй, почти незаметный, по сути просто касание кожи в районе сонной артерии.
Думать – главное оружие в сложившейся ситуации и Амзель это понимал. Мальчишка, от которого никто не ждал опасности, оказался совсем не тем. Убийца, весьма искусный, профессионал – вот хорошо характеризующие его слова. Гвидо вряд ли понял всё это, ему банально не хватило времени на осознание случившегося.
– Мгновение и повержен… – пробормотал Бёрнс. – Выдающийся человек… мне нужен именно такой…
Попытаться расположить к себе, а потом купить – тактика, выбранная Амзелем. Лучшего придумать он просто не успел, нет времени.
– Хвалишь меня? Надеешься купить? – Михаил Росс, встав напротив толстого фашиста, начал раздеваться. Запах мочи его порядком достал, хочется скорее умыться и одеться во что-нибудь чистое и приятно пахнущее. Решено, первым делом он позаботится о комфорте, а уже после приступит к самому главному.
– Мне хочется жить, ты должен понимать это… – Амзель пытается держаться, но у него не выходит, дрожь забирает себе его тело, страх заполняет разум, желание бежать становится неконтролируемым. Его нашли, спустя столько лет, где-то просочилась информация. Никто, даже Гвидо, чутьё на опасности которого никогда не подводило, ничего не заподозрил в испуганном мальчугане. Ответ прост, не нужно было расслабляться, нужно было всегда, как и первые годы после войны, оставаться начеку. Вот она, расплата за всё содеянное, стоит напротив Бёрнса, снимает с себя одежду и неизвестно, что будет делать дальше.
– Твоё стремление выжить мне понятно, любой здравомыслящий человек должен проявлять его, когда оказывается на грани. – Михаил Росс поставил ногу на бьющегося в мелкой судороге Гвидо и спросил: – Кем тебе был этот человек? Его фамилия Бухгольц, верно? Он был твоей правой рукой с сорок второго и остался ею. Тебе жаль его?
– Д-д-да… – с трудом смог сказать Амзель. Гвидо Бухгольц с начала войны и до сегодняшнего дня был единственным человеком, в верности которого Бёрнс не мог усомниться. Надёжная стена, которая оказалась не слишком надёжной.
– Чтобы ты перестал бояться, Бёрнс Амзель, я назову своё имя. Меня зовут Михаил Росс.
Услышанное подействовало на немца как опущенная на голову наковальня. Потерял сознание, а затем всей массой упал на каменный пол рядом с телом Гвидо, жить которому осталось совсем немного, потому что игла, которой Росс уколол его в шею, была отравленной. Два смертельных воздействия не оставят этому человеку шансов, ведь помимо яда был парализующий удар в солнечное сплетение, после которого сердце бьётся ещё несколько минут, а затем буквально сходит с ума и останавливается от перегрузки. На всей планете не сыщется доктора, способного спасти беднягу Гвидо.
* * *
– Матиас, верно? – Росс вытащил из кармана белоснежный платок из батиста и принялся тщательно вытирать им кинжал от крови. Предпоследний абориген захлебнулся в содержимом собственных кишок. Посёлок опустел меньше, чем за час. Было двадцать с лишним человек охраны, остался всего один. Рабов, ждущих участи в загоне и женщин с детьми Михаил в расчёт не берёт. Первые никуда не денутся, а вторые уже куда-то испарились. Не страшно, всё идёт по плану.
Отец Матиаса приехал в Аргентину давным-давно и лишь с одной целью – работорговля. Сын пошёл по стопам отца, но оказался не таким хватким и после того, как похоронил отца, за несколько лет растратил весь капитал и похерил бизнес. Почти десять лет Матиасу пришлось прожить в нищите и всё это время он не прекращал вспоминать былые дела предка.
Где-то далеко гремела война и бедный Аргентинец даже подумывал стать наёмником, но в итоге так и не решился. А затем война кончилась и в Южную Америку хлынул поток беглецов от правосудия, большую часть которого составляли немцы. Матиас ожидал, что его дела станут совсем плохи, но всё вышло иначе. Осенью сорок шестого он случайно познакомился с немцем по имени Гвидо, которому нужна была помощь в покупке земли. Место должно было быть неприметным и значительно удаленным от поселений местных.
Матиас, без труда догадавшись кем является Гвидо, понял, что это его шанс. Фашист прибыл в Аргентину не один, а с целой делегацией. Пять семей, двадцать четыре человека общим количеством, и все при деньгах. Особенно богатым оказался толстяк Бёрнс Амзель. То, что все мужчины-немцы имеют военное прошлое, не поддавалось сомнениям. Бывший работорговец понял, что эти люди – шанс начать всё сначала.
Амзель оказался самым главным и, узнав о прошлом Матиаса, помог тому возобновить дело. И свел с нужными людьми. Деньги потекли ручьём. Немцы оказались не просто умными. Их можно было считать гениями. Но был у этих людей один большой минус – больше года на одном месте они не оставались. Переубедить Гвидо в отсутствии опасности Матиас пытался, но сделать это ему так и не удалось. О Бёрнсе Амзеле не было и речи, главный параноик попросту бы не стал слушать аргентинца.
Спустя шесть лет немцев значительно поубавилось. Часть семей отделилась, и число двадцать четыре сократилось до одиннадцати. Мужчины почти всегда живут отдельно от жен и детей, потому что тем нравится быть ближе к цивилизации. За год видятся от силы пару раз и всех всё устраивает. Это и понятно, немкам нравятся жаркие объятья аргентинцев, Матиасу это хорошо известно, потому что жены Гвидо и Амзеля не раз приходили к нему в гости. Сами немцы так же не прочь пошалить и порой устраивают настоящие оргии. А что они вытворяют с рабынями иной раз доводит до бешенства даже Матиаса. Но фашистам он её не показывает, терпит молча, деньги для него важнее всего…
Всё хорошее когда-нибудь кончается – Матиас знал это всегда и сейчас, глядя на жуткого мальчишку, понимает, что заключительный момент близок. Спасения не будет, ему просто неоткуда взяться.
Двадцать три – столько было людей у Матиаса ещё час назад. Все мертвы, белый дьявол убил каждого, он наносил смертельные раны кинжалом, который принадлежал главному немцу и всегда висел у того в кабинете в позолоченных ножнах. Удары в живот, снизу вверх, с протяжкой – люди захлебывались в содержимом собственных внутренностей.
Алан был лучшим бойцом, Матиас до последнего не отходил от него, надеясь, что тот сможет остановить бледнокожего демона. Где он теперь? Совсем рядом, в метре, умирает от страшной раны, мальчишка с кинжалом не изменил себе, вспоров предпоследнему врагу живот. И сейчас он смотрит Матиасу в глаза, ухмыляется и ждёт ответа. Белый дьявол, всё верно, ему даже его имя известно.
Но где же немцы? Они что, тоже все мертвы? Всё из-за них, Матиас это понимает, чёртовы беглецы не смогли убежать от правосудия, оно всё равно нашло их. Погибая, фашистские твари забрали за собой других. Если бы Матиас знал всё наперёд, он бы не стал мешать этому мальчишке. К сожалению, уже поздно что-то менять…
– Не люблю повторяться. – Росс отбросил кровавый платок и, подкинув кинжал, поймал его за кончик лезвия. Посмотрев на аргентинца, сказал: – Долго мне придётся ждать твоего ответа? Поторопить?
– Да, это моё имя… – хрипло прошептал Матиас. До него только что дошло, что с ним говорят на испанском. До этого белый дьявол не проронил ни слова, но именно с ним решил поговорить. Почему?
– Ты свободен, Матиас. – Росс указал Аргентинцу на дверь. – Можешь идти, убивать не стану. Людей, которые не пытаются нанести мне вред, я не трогаю. Давай уже, проваливай!
Отпускает? Вот так просто? И почему именно Матиаса? Да пусть будет проклят тот день, когда немцы приехали в Аргентину, и день, когда они наняли его к себе на службу! Это шанс, дьявол дал ему его, и упускать он его не станет!
Путь к двери лежит в опасной близости от мальчишки, не обойдешь. Продолжая сжимать нож в левой руке и пистолет без патронов в правой, Матиас переборол себя и сделал несколько шагов. Враг расслаблен, смотрит на кинжал, не успеет при всём желании. А если всё так попробовать…
Михаил Росс увидел замысел раньше, чем началось действие. Человек существо эмоциональное, поддаваясь страху и сомнениям любит выдавать себя напряжением.
Матиас, приняв решение нанести удар ножом в горло, слегка закусил губу и заметно напряг обе руки. А затем, слишком медленно для профессионала, выбросил левую руку в сторону горла врага. И сильно удивился, потому что того не оказалось на линии поражения. Ещё не понимая, куда умудрился пропасть чёртов дьявол, аргентинец почувствовал удар по затылку. Обернувшись, он увидел спокойно стоящего парня у себя за спиной. Как он это сделал?
– Предлагаешь чистить кинжал заново? – Росс показал Матиасу кинжал и спросил: – Я ведь дал тебе шанс, почему ты не ушёл? Впрочем, можешь не отвечать, соблазн был дан намеренно, и он взял верх. Убить меня, если ты ещё не понял, невозможно. И да, в оружии теперь нет нужды, так что можешь оставить его себе… – бросив кинжал на пол, Михаил пошёл к выходу и на ходу пропел:
– Я бы так хотел любить, я бы так хотел страдать, все муки пережить. Мечтать, молить, рыдать…
Аргентинец выскочил на улицу практически следом за дьяволом и увидел, что тот спокойно идёт к дому, в подвал которого его недавно определил Гвидо. Если бы у него были патроны… Нет, не стоит даже думать об этом, этого человека просто невозможно убить. В него стреляли, но попасть так и не смогли. Бежать без оглядки – единственный способ остаться в живых…
* * *
Амзель открыл глаза и понял, что находится в темноте. Где он и что случилось? Затхлый запах смешан с вонью испражнений, приятная прохлада и слабый свет, пробивающийся сквозь редкие щели в потолке. Бёрнс находится в подвале, но не помнит, как туда попал. Память услужливо рассказала о недавних событиях и ему стало страшно. Гвидо мёртв, их нашли, смерть пришла в облике голубоглазого паренька, который назвал русское имя и фамилию. Надежда, пусть и призрачная, всё таки есть, Матиас и его люди вооружены и хорошо умеют охотиться на людей. Нужно как-то сообщить им правду о мальчишке…
– Как-то утром, на рассвете, заглянул к фашисту в сад…
Русская песня! Амзель не смог удержаться и описался. Люк открыт, человек спускается в подвал. Спичка зажглась, а затем зажглись свечи, три штуки, одна за другой, и стало хорошо видимым лицо убийцы, молодого парня вряд ли старше двадцати лет от роду.
– Доброе утро, Бёрнс! – Росс не показал виду, что ему неприятен запах, стоящий в подвале. Кивнув на лестницу, предложил: – Два варианта, говорим либо здесь, либо в твоём доме, какой выбираешь?
– Дом… – с трудом вымолвил Амзель.
– Здравомыслящее решение, там как минимум запахи намного приятнее. К сожалению, будет так не очень долго, ведь жара стоит нешуточная. Пошли, чайник уже наверняка вскипел…
Стол накрыт на две персоны. Мальчишка выглядит словно официант в престижном ресторане Германии, где-то раздобыл смокинг. Амзель смутно припоминает, что когда-то видел в таком Гюнтера. Унтерштурмфюрер, скорее всего, уже мёртв.
– Мертвы все, кроме тебя, Бёрнс. – Росс, увидев реакцию немца, улыбнулся, мысли были угаданы правильно, люди как обычно предсказуемы. Закончив сервировку стола, он снял пиджак, бросил его на пол и сел напротив Амзеля. Кивнув на кружку с чаем, сказал: – Пей, заварил как ты любишь, фруктовый. Ежевика, малина, брусника и немного чайной розы. Рихард ведь не соврал насчет твоих вкусов?
Амзеля пробрало. Русский знает Рихарда Майсснера. Или правильно будет сказать в прошедшем времени? Прошлое не забывается, оно неизбежно всплывает. Начало войны, красивый парень, новые ощущения…
Надо что-то ответить, поэтому Бёрнс тихо сказал:
– Всё верно, именно такой чай мне нравился больше всего…
– Этот чай я привёз из Колумбии. Подарок от Рихарда для его возлюбленного. Кстати, он мёртв, если ты не знал. – Росс сделал глоток чаю и, хмыкнув, пробормотал: – Весьма неплохо, мне нравится эта смесь, но, думаю, постоянно такое пить не будешь, слишком приторно. Бёрнс, почему ты не пьёшь? Ты расстроен смертью любовника? Как мне известно, это была твоя единственная связь с мужчиной, с сорок первого по сорок третий, больше актов мужеложства за тобой не наблюдалось. Рассказать, как умер твой любовник? Расскажу, ты обязан это знать. Муравьи съели его заживо, жуткая смерть. Что с тобой, Амзель? Ты какой-то бледный, тебе нехорошо?
Росс одним глотком допил чай, отбросил кружку, затем встал и отшвырнул в ту же сторону стол. Ударом ноги отправив немца на пол вместе со стулом, прыжком оказался у того сидящим на груди. Продемонстрировав Амзелю заточененую на половину окружности монетку, спросил:
– Узнаёшь? Это пятьдесят пфеннигов, кое-кто любил эту острую монетку и при её помощи снимал кожу с пленных. Множество раз он делал это на твоих глазах и ты даже принимал участие в экзекуции. Рихард умирал в страшных муках и ты, Бёрнс Амзель, скоро познаешь его страдания. Обещаю снимать кожу с твоего тела максимально аккуратно. А ты, в свою очередь, пообещай, что будешь честен со мной и ответишь на все мои вопросы…
Глава 5
Здание железнодорожного вокзала Воронежа встретило Егорова шумом рынка. На импровизированных лотках местные жители разложили свой нехитрый товар и лениво переругивались с соседями в ожидании поезда на Москву. Милицейский патруль с немым укором осматривал участников барахолки, но разгонять торгашей не спешил. Многие понимали, что для большинства из них это единственный способ заработка. Подобную картину Егоров встречал повсеместно. Как бы громко не звучали ободряющие речи из рупора радио о достижениях советской власти, простой народ продолжал хотеть есть, а позаботиться о тысячах ветеранов у государства пока не хватало сил.
– Дядя, дай копеечку…
Обернувшись, Егоров встретился взглядом с лопоухим парнишкой лет тринадцати. Не смотря на летний зной, паренек был плотно укутан в драную куртку на пару размеров больше и щеголял в новеньких сапогах.
– Дядь, кушать хочется… дай копеечку… – стараясь выдавить слезу, продолжал канючить пацан. Словно подыгрывая, а может так оно и было, рядом сидящая бабка запричитала с характерным для местных селений яканьем:
– Ох сиротки! Ох дитятки! Жизни хорошей не видели! Ой, не в то время вы на свет появились…
Взглянув на наручные часы, Егоров прикинул время. Если поезд не опоздает, у него целых сорок минут в запасе. Рефлекторно проверив замки на своем чемодане, поставил его на землю и сел сверху.
– Ты чей будешь, шкет? – стараясь выглядеть дружелюбно, спросил Юра. В эту игру он играл уже не раз и примерно представлял, что будет дальше.
– Сирота… мамку немцы убили, папка на фронте погиб… – как по писаному заголосил парень. – Тетка была, да зимой от жара померла. Она в речном хозяйстве работала, в полынью провалилась. Так в две недели и сгорела. Дай денежку!
Будь на месте Егорова обычный ротозей, он бы уже давно лишился кошелька и багажа. В последний момент перехватив руку “щипача” у своего кармана, Юра с некоторым удивлением разглядывал напарника попрошайки. Девчонка! Чуть старше тут же скрывшегося в толпе паренька, такая же чумазая и плохо одетая.
– Пусти, больно! – зашипела девка, впившись грязными ногтями в руку Егорова, – Люди! Караул! Насильничают!
Толпа вокруг неодобрительно зашумела. Несколько грузных мужиков с угрюмым ворчанием придвинулись было на защиту ребенка, но их пыл тут же остудила трель милицейского свистка.
– Дорогу, граждане! Что происходит? Что случилось? – сквозь толпу пробился милицейский патруль состоящий из молодого лейтенанта и двух красноармейцев, вооруженных винтовками.
– Вот этот… – ткнула кривым пальцем в Егорова бабка-торгашка. – Дитя схватил и не отпускаят!
– Схватил, говорите?
– Схватил, схватил! А еще военный! – зачастила бабка под одобрительный гул окружающих. – Дети! Сироты! Нет им защитников!
– Гражданин, пройдемте! – строго посмотрев поверх очков, произнес лейтенант. – Будем разбираться! И отпустите девочку!
Зло поиграв желваками, Егоров достал из нагрудного кармана удостоверение и, раскрыв, показал лейтенанту. А после произнесенной в полголоса фразы “Министерство государственной безопасности” толпа стала стремительно рассеиваться.
– Конечно мы будем разбираться, лейтенант, – с усмешкой ответил заметно побледневшему младлею Юра. – Разберёмся, откуда на вверенном тебе участке появились воришки и беспризорники. И почему нарушаем регламент по безопасности? Почему на перроне посторонние граждане?
Последние два вопроса относились к стихийному рынку организованному местными жителями. Будь у Юры побольше времени, он мог бы прочитать целую лекцию о безопасности на транспортных узлах и перегонах, а также привести несколько примеров диверсий проведенных под прикрытием вот таких вот барахолок. Но времени, впрочем как всегда, почти не оставалось.
– Товарищ капитан… да я бы никогда… – театрально задыхаясь от возмущения залепетал лейтенант, но Егоров не дал договорить, скомандовав:
– Смир-рно! Представиться! Доложить по форме!
Испуганно вытянувшись, лейтенант приложил ладонь к козырьку потрепанной, наверное еще с училища, фуражки и отстрочил давно заученную фразу:
– Младший лейтенант Козьков! Проводим дежурный обход на вверенной территории!
– Плохо проводишь, младший лейтенант! Почему на перроне бардак? Спекулянтов прикормил, воровство покрываешь!
– Никак нет, товарищ капитан! – в глазах бедного участкового отразился дикий ужас. – Боремся в меру возможностей!
