Вдоль поезда мимо Керри торопились дамы в серых, бежевых, темно-голубых дорожных жакетах и юбках в тон. Рукава жакетов, узкие в запястьях, расширялись вверх от локтей настолько, что из-за этих пуфов на плечах им приходилось держать дистанцию. Цветы и перья на шляпах покачивались в такт их разговорам. Следующая волна садящихся в поезд пассажиров вынесла двух джентльменов в цилиндрах.
– Вон, – сказал тот, что был повыше, отводя рукой прядь русых волос, упавшую на глаза; это был тот же самый джентльмен, которого она видела раньше. – Вон там, в конце, вагон Джорджа.
Второй джентльмен стряхнул пылинку с рукава.
– Он не мог найти более неподходящего места для нового предприятия. По моему представлению, эти люди гор совсем непросты. Для начала они страшно дики и независимы.
– Я слышал. – Обогнав Керри, джентльмен, который был повыше, обернулся и посмотрел на вокзальные часы. – И трагически неграмотны.
Керри крепче стиснула в правой руке свою небольшую коричневую сумку, сделанную из мешка от муки, который она сама выкрасила цикорием и фитолаккой. Предполагалось, что этот эффект поможет ей смешаться с кожаным миром путешествий, хотя высокий джентльмен, бросив на нее взгляд, кивнул головой так, словно это был музейный экспонат из раздела примитивных культур.
У Керри вспыхнули лицо, шея, грудь. Она ответила мужчине прямым взглядом.
– Дикие, – сказала она ему, – это еще очень слабо сказано.
Оторопев, он моргнул.
Но тут поезд снова засвистел, и на сей раз этот звук заставил Керри торопливо обнять свою учительницу. Неким образом слова этого джентльмена, такие высокомерные и небрежные, помогли ей миновать последнее, выворачивающее душу прощание и сделать, расправив плечи, то, что должно быть сделано.
Мисс Хопсон положила руку в перчатке на ее локоть.
– Счастливого пути. И еще одно слово. – На лице, покрытом морщинами, ярко блеснули глаза. – Всегда помни: «Богаче будь, чем видно напоказ».
– «Прибереги слова, коль много знаешь», – Керри отступила назад и подняла руку, сжимающую мешок.
– «Коль просят в долг, не бойся дать отказ», – закончила мисс Хопсон, посылая ей воздушный поцелуй.
– Постойте, – обернулась проходящая мимо дама в сиреневом. – Я знаю эту цитату. Это же из «Короля Джеймса»?
Но Керри уже пыталась бежать за носильщиком со своим мешком из-под муки и одолженным сундучком. Она направлялась не в конец поезда, где пассажиры со шляпами в перьях и атласными лацканами усаживались в дамские вагоны и Сваннаноа, но к самому первому вагону. Туда, куда долетали дым и искры из кочегарки – где ездили иммигранты и те, кто победней.
Она сделала свой выбор.
И этот выбор, скорее всего, повернет ее будущее куда-то очень далеко от того, ради чего она столько времени билась. Далеко от всех ее мечтаний. И она понимала это даже сейчас, на бегу.
Но чему быть, того не миновать.
Она учтет предупреждение своей учительницы. Она будет стараться избегать всех ловушек, какая бы сила ни сохранилась до сих пор в тех старых течениях и водоворотах.
И она будет сдерживать свою давнюю обиду на отца, въевшуюся ей в самые кости, – потому что иначе она не вынесет и взорвется.
Носильщик с легким поклоном принял у нее сундучок. Но свой мешочный багаж она ему не отдала.
– Благодарю, но это останется со мной. Тут лежат мои, – она повернула голову в сторону светловолосого джентльмена, который продолжал стоять в нескольких метрах от нее, – ценности.
Он приподнял бровь. После чего, сделав небольшую паузу, коснулся пальцами полей своего цилиндра и направился вслед за своим товарищем в сторону Сваннаноа.
Да, дикие, захотелось ей закричать ему вслед. И упрямые. Больше, чем можете вообразить и вы, и ваш Вандербильт, и все ваши приятели-миллионеры.
Глава 2
Следуя за дамой в сиреневом, поднявшейся с помощью носильщика в вагон, Керри тоже поднялась по ступенькам и стала пробираться по проходу. Ее глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к яркому электрическому свету, темно-голубому потолку, красновато-коричневым стенам, рядам полированных деревянных скамей и клубам сигарного дыма, клубящегося вокруг мужчины в коричневом котелке. Так что она располагала лишь мгновением, чтобы собраться, когда два пассажира в дальнем конце вагона вдруг вскочили со своих мест и кинулись к ней.
– Талли! – Керри обняла сначала сестренку, а потом брата. – Джарси! Как, почему?
Прижимая их к себе, Керри слышала, как их сердечки стучат рядом с ее собственным сердцем. Оно тоже забилось сильнее, как будто эти прошедшие в разлуке два года только и делало, что выжидало время – стуча медленно и неохотно.
Талли откинула косу на спину.
– Это все мисс Хопсон, она купила нам билеты, чтобы мы приехали. Сказала, нам всем будет гораздо лучше путешествовать вот так, вместе.
Джарси молча крепко сжимал руку Керри, словно боялся, что она может снова исчезнуть в станционном дыму.
Сияющая Рема подняла глаза от своего вязания.
– Вот это зрелище – отрада для глаз. Господи, детка, как же мы по тебе соскучились.
– И я по вам соскучилась, – Керри сама удивилась правдивости своих слов. Какой провидицей оказалась ее учительница, купив им эти билеты для всей семьи – последний дар, причальные швартовы для возвращения Керри домой.
Керри подняла голову, но продолжала обнимать близнецов за плечи, пока они все втроем пробирались в начало вагона.
– Ну, тетя Рема, – спросила она у женщины, бесстрашно стрелявшей в черных медведей, горных львов и по ногам загулявшего мужа, но, кажется, слегка подавленной Нью-Йорком. – Как вам показался город?
Рема только пожала плечами, бросив небрежный взгляд в сторону окна.
– Куча домов, только небо заслоняют.
Усмехнувшись, Керри устроилась на скамье по ходу поезда, слушая Талли и Джарси, которые одновременно трещали без умолку. Новости о деревенской школе – учителя опять нет, после мисс Хопсон их сменилось уже четверо, а она-то пробыла долго. Ромео, папина гончая, так храпит, что к нему не подойдешь. Дом пропах яблоками, потому что на ферме теперь только они еще и растут.
Но никто даже не упомянул об истинной причине их путешествия – о самом отце.
Когда поезд отошел от станции и начал набирать скорость, спицы Ремы застучали в такт перестуку колес. Ее желтое платье из домотканой материи косо свисало с плеч, словно со сломанной вешалки. В свое время она настояла на том, чтобы забрать близнецов, позволяя таким образом Керри отправиться в Барнард. Но, может быть, Керри не стоило позволять ей этого.
Когда доехали до Пенсильвании, близнецы заснули, растянувшись на скамье. На коленях Керри лежали голова Талли и ноги Джарси. Этой осенью им исполнилось тринадцать; длинные, тощие, они даже поворачивались на лавке одновременно, как будто видели один и тот же сон. Но Керри заметила, что их лица во сне были спокойными – что казалось необычным. Как будто теперь, когда старшая сестра вернулась к ним, все снова стало хорошо.
Что, как знала сама Керри, было далеко не так.
Отправившись еще до заката, Королевский голубой экспресс разогнался до девяноста миль в час и покрыл все расстояние до Вашингтона за какие-то пять часов. Но там они пересели на поезд Южной железной дороги, который шел с остановками, и это сильно снижало скорость. Все четверо, устроившись в вагоне, смотрели на расстилающиеся перед ними поля Вирджинии. А после долгой остановки и смены поезда в Солсбери, Северная Каролина, где вагон Джорджа Вандербильта отцепили и прицепили к новому поезду, земля начала вздыматься, и пологие холмы сменились невысокими горами.
Окно в вагоне было приоткрыто, и воздух пах дождем, соснами и прелыми листьями. Керри захлестнула волна нетерпения, сменившегося страхом – целый поток настолько противоречивых эмоций, какой может вызвать только путешествие домой после долгого отсутствия.
Фара локомотива прорезала туман, освещая склоны холмов, покрытых красными, желтыми и зелеными красками осени, словно складками ярких лоскутных одеял.
Керри с близнецами снова сидели вместе на одном сиденье, на сей раз в конце самого первого вагона. Рема вязала на сиденье спереди, ее соседом был молодой человек с копной темных кудрей под шапочкой-ермолкой. Керри вспомнила, что он ехал в одном вагоне с ними с самого начала путешествия, из самого Нью-Йорка.
Обернувшись к ним, он спросил с улыбкой:
– Едете в отпуск?
Керри выдавила ответную улыбку.
– Возвращаемся домой. – Она поправила волосы Талли и штанину Джарси. – Это мои брат и сестра. А рядом с вами – наша тетя.
Он протянул руку.
– Арон Беркович. По служебным делам.
Пожимая руку, Керри взглянула ему в лицо: широко открытые серьезные глаза, из нагрудного кармана куртки выглядывает перьевая ручка и небольшой блокнот, твидовый костюм слегка помят.
– Так значит, вы журналист.
– Корреспондент, веду расследование. – Он вытянул шею в ее сторону, казалось, чего-то ожидая.
– О, дайте я угадаю. Вы из Herald. Или из Harper’s.
Он повернулся на скамье, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Из New York Times.
– А… Очень впечатляет. И это ваше первое большое расследование?
Он моргнул.
– Как вы догадались?
Она рассмеялась.
– Да на вас это написано – на лице, в глазах.
Он слегка сник.
– Я обещал себе, что буду вести себя сдержанно, словно бывалый писака. Но я хотел заниматься этим со старшей школы. Или еще раньше – с тех пор, как ребенком приехал в эту страну. Власть свободной прессы, стоящей на страже демократии. Вы, наверное, думаете, что я смешон…
– Напротив, я думаю, что все должны любить свое дело, как вы. И куда же вас направили?
Он помедлил.
– Надеюсь, я могу доверять вам, мисс…
Это было откровеннее, чем допускали правила хорошего тона в Нью-Йорке, но они, в конце концов, тоже находились не в светской гостиной. И он действительно нравился Керри.
– МакГрегор.
– Меня отправили, – он оглянулся по сторонам, – в Эшвилл.
– Господи. Что же там, в Эшвилле, может быть гламурного – или дьявольского, – чтобы это вызвало интерес New York Times?
– Можно сказать, в основном люди. Люди с их тайнами, которые они хотели бы скрыть.
– Ну, мистер Беркович, разве не у всех нас есть подобные тайны?
– Конечно же. Но у нас с вами – это наши собственные странности или же недоразумения. А те секреты, о которых говорю я, стоили целую кучу денег и множество человеческих жизней. – Он наклонился к ней. – И теперь… Теперь мы получили новую информацию, чтобы продолжить расследование. Можно сказать, внезапная атака. Главный виновник, который считает, что ему удалось выйти сухим из воды, будет захвачен врасплох. И теперь истина наконец восторжествует.
– Как драматично. И как же вы думаете добраться до истины?
Он дотронулся до ручки и блокнота.
– Я умею задавать вопросы. И наблюдать.
– Господи, – раздался рядом с репортером голос Ремы. – Наблюдать. Ну точно, как наша Керри.
Керри покачала головой в ответ на реплику тетушки. Но Рема, не переставая стучать спицами в такт движению поезда, лишь однажды обернулась на нее и продолжала:
– Господи, да она всегда замечала все самые мелкие детали. И выясняла, что за ними кроется. Эти ее заметочки, так мы это называли. У нее прямо дар, вот что.
– Это правда?
– Ну уж не дар, – сказала Керри более резко, чем собиралась.
Она-то знала, что такое этот ее «не-дар»: просто хороший навык. Ее способ борьбы за выживание. За то, чтобы защитить близнецов. Всего лишь отточенное искусство обращать внимание на такие мелочи, как взгляды, интонации и ритм шагов.
Журналист понимающе кивнул ей.
– А что вы замечаете теперь?
– Только то, что могли бы заметить и все остальные.
– Например?
Взгляд Керри скользнул по вагону, через проход, по скамейке, которой касались вытянутые ноги Талли. Там, слегка отвернувшись, сидел темноволосый мужчина – тот самый, в твидовой кепке, который бежал за мальчиком по перрону, – как бы защищая нависающим телом спящего на левом боку ребенка. В сгибе его правой руки лежал рулон бумаги. Почувствовав их взгляды, он посмотрел в сторону Керри и репортера – и сразу же быстро отвернулся. Его левая рука опустилась на грудь мальчика, как будто его успокаивал сам факт, что ребенок дышит.
– Ну, например… – Керри наклонилась поближе и понизила голос. – Вот почему у этого пассажира такая бледная кожа на шее сзади и над верхней губой? Все остальное у него загорелое, почти до черноты. Должно быть, он недавно постриг волосы и сбрил усы. Костюм на нем почти новый, но при этом плечевые швы практически трещат, а рукава не закрывают запястья, как будто бы он носит одежду другого, более низкого и щуплого человека.
– Ого, – приподнял бровь репортер. После чего игривым жестом вытащил свой блокнот и прошептал: – Теперь, мисс МакГрегор, вопрос – зачем?
Словно чувствуя неладное, мужчина снова вскинул на них через проход подозрительный, опасливый взгляд.
Сонно приподняв голову, Талли села на скамье и тоже посмотрела на мужчину.
– Керри, это же наш друг. Он показал нам с Джарси такой красивый рисунок дома мистера Вандербильта как раз перед тем, как ты села в Нью-Йорке в поезд.
Человек побледнел. Он явно не хотел, чтобы об этом узнали остальные.
Керри протянула ему руку – хорошие манеры забывать нельзя.
