– А нет ли указаний на то, что Симпсон был заинтересован в успехе питомцев Кейплтона?
– Ровным счетом никаких.
Холмс откинулся на спинку сиденья, и разговор прекратился. Через несколько минут наш экипаж подъехал к стоящему у дороги приятному на вид кирпичному домику с выступающим свесом крыши. Невдалеке, по другую сторону загона, виднелось длинное строение, крытое серой черепицей. Вокруг, до самого горизонта, простиралась всхолмленная пустошь, бронзовая от увядающих папоротников; однообразие пейзажа нарушали только островерхие крыши Тэвистока и теснившиеся к западу постройки кейплтонской конюшни. Мы спустились с коляски, за исключением Холмса, который сидел в прежней позе, устремив неподвижный взгляд перед собой и целиком погрузившись в размышления. Только когда я тронул его за локоть, он вздрогнул и соскочил на землю.
– Простите, – обратился он к полковнику Россу, недоуменно на него смотревшему, – я что-то замечтался.
По загоревшимся глазам Холмса и взволнованности, которую он старался замаскировать, я, хорошо изучивший его повадки, уверенно заключил, что он нашел ключ к разгадке, хотя и представления не имел, где он смог его раздобыть.
– Мистер Холмс, быть может, вы предпочтете, не откладывая, отправиться на место преступления? – спросил Грегори.
– Мне бы хотелось немного побыть здесь и прояснить два-три вопроса. Тело Стрейкера принесли сюда, не так ли?
– Да, оно лежит наверху. Коронер приступит к дознанию завтра.
– Стрейкер прослужил у вас не один год – верно, полковник?
– Это так, и он всегда был на высоте долга.
– Полагаю, что вы, инспектор, составили опись предметов, находившихся в карманах убитого на момент его смерти?
– Все эти вещи сейчас в гостиной, можете их осмотреть.
– Охотно.
Войдя в гостиную, мы уселись вокруг стола, стоявшего посередине. Инспектор открыл квадратный жестяной ящичек и выложил перед нами его небогатое содержимое: коробок восковых спичек, огарок свечки в два дюйма, трубку «A. D. P.» из верескового корня, кисет из тюленьей кожи с половиной унции кэвендишского длинно нарезанного плиточного табака, серебряные часы с золотой цепочкой, пять золотых соверенов, алюминиевый пенал, несколько бумаг и ножик с ручкой из слоновой кости с очень тонким негнущимся лезвием, на котором стояла марка «Вайс и К
, Лондон».
– Ножичек прелюбопытный, – сказал Холмс, взяв его в руки и пристально изучая. – Судя по пятнам засохшей крови, именно его нашли в кулаке убитого. Подобный инструмент, Ватсон, вам наверняка знаком?
– Мы, хирурги, именуем его катарактальным.
– Я так и думал. Острейшее лезвие, предназначенное для тончайшей работы. Вам не кажется странным, что человек, отправляясь в небезопасный поход, берет с собой именно такой нож – тем более что его нельзя сунуть в карман сложенным?
– На кончик был насажен пробковый диск, который мы нашли возле трупа, – пояснил инспектор. – Вдова говорит, что нож несколько дней лежал на туалетном столике и Стрейкер прихватил его, направляясь к выходу. Оружие, конечно, плевое, но, видимо, ничего лучшего ему тогда под руку не подвернулось.
– Очень возможно. А что это за бумаги?
– Три оплаченных счета за доставку сена. Письмо от полковника Росса с распоряжениями. А вот это – счет от модистки, мадам Лезюрье с Бонд-стрит, выписанный на имя Уильяма Дербишира; указанная сумма – тридцать семь фунтов пятнадцать шиллингов. По словам миссис Стрейкер, этот Дербишир был другом ее покойного мужа и время от времени письма на его имя адресовались сюда.
– Вкусы мадам Дербишир обходятся ей довольно дорого, – заметил Холмс, просматривая счет. – Двадцать две гинеи за одно платье – сумма изрядная. Однако делать нам тут, пожалуй, больше нечего; давайте отправимся на место преступления.
Едва мы вышли из гостиной, навстречу нам шагнула женщина, поджидавшая нас в коридоре, и коснулась рукава инспектора. На ее худом измученном лице лежал отпечаток недавно пережитого ужаса.
– Вы их нашли? Поймали? – выдохнула она.
– Нет, миссис Стрейкер. Но вот к нам на помощь прибыл из Лондона мистер Холмс, и мы сделаем все, что только возможно.
– Миссис Стрейкер, по-моему, не так давно мы с вами виделись на приеме в Плимуте, не правда ли? – спросил Холмс.
– Нет, сэр, вы ошибаетесь.
– Неужели? Я готов биться об заклад, что это были вы. На вас было шелковое платье сизо-голубого цвета, отделанное страусиными перьями.
– У меня никогда не было такого платья, сэр!
– Ну что ж, на нет и суда нет, примите мои извинения! – С этими словами Холмс последовал за инспектором во двор.
Долго через пустошь идти не пришлось; вскоре мы оказались у ложбинки, где нашли тело убитого. У края ложбинки рос куст дрока, на котором висел плащ Стрейкера.
– Та ночь, кажется, выдалась безветренной, – произнес Холмс.
– Верно. Однако дождь лил как из ведра.
– В таком случае плащ не был занесен на куст ветром: его туда повесила чья-то рука.
– Да, плащ был наброшен сверху.
– Вы меня заинтриговали. Земля вокруг, как я вижу, сильно истоптана. Похоже, с понедельника тут побывала целая толпа.
– Сбоку мы положили половик – и, не сходя, стояли только на нем.
– Превосходно!
– А вот в этой сумке ботинок Стрейкера, ботинок Фицроя Симпсона и образец подковы Звездного.
– Дорогой инспектор, вы превзошли самого себя!
Холмс взял сумку и, спустившись в ложбинку, поместил циновку посередине. Затем улегся на нее и, подперев подбородок, принялся тщательно изучать истоптанную почву.
– Ага! – вдруг воскликнул он. – А вот это что такое?
В руках у него была восковая спичка, настолько покрытая грязью, что походила скорее на щепку.
– Не понимаю, как это я ее проглядел, – с досадой сказал инспектор.
– Где ж ее было заметить? Ее втоптали в почву. А я ее увидел только потому, что искал.
– Что? Вы ожидали найти здесь спичку?
– Такой вероятности я не исключал.
Холмс извлек из сумки ботинки и начал сличать подошвы со следами на земле. Потом выбрался из ложбинки и стал ползать между кустами и папоротниками.
– Боюсь, других следов не обнаружится, – вмешался инспектор. – Я самым придирчивым образом обследовал всю территорию в радиусе ста ярдов.
– Вот оно что! – Холмс выпрямился. – Раз так, не хочется проявлять невежливость по отношению к вам и проделывать это заново. Но я, пожалуй, немного пройдусь по пустоши, пока не стемнело, чтобы получше освоиться. Завтра это может пригодиться. А подкову на счастье заберу с собой.
Полковник Росс, с явным нетерпением следивший за неспешными и планомерными действиями моего друга, бросил взгляд на часы.
– Прошу вас, инспектор, составить мне компанию, – обратился он к Грегори. – Мне нужно кое о чем с вами посоветоваться – прежде всего, как поступить со списком участников забега. По-моему, вычеркнуть Звездного – наш долг перед публикой.
– Ни в коем случае! – твердо заявил Холмс. – Звездный должен остаться в списке.
Полковник поклонился:
– Счастлив узнать ваше мнение, сэр. Окончив прогулку, вы найдете нас в доме несчастного Стрейкера, а потом мы вместе поедем в Тэвисток.
Инспектор с полковником направились к дому, а мы с Холмсом побрели по пустоши. За кейплтонской конюшней садилось солнце, и обширную покатую равнину перед нами затопил золотистый закатный свет, отливающий красноватыми оттенками на увядших папоротниках и зарослях ежевики. Однако мой спутник, погруженный в глубокое раздумье, словно и не замечал окружающей красоты.
– Вот что, Ватсон, – произнес он наконец. – Отложим пока вопрос, кто расправился с Джоном Стрейкером, и займемся тем, что случилось с лошадью. Если предположить, что Звездный вырвался и ускакал во время схватки, то куда он мог деваться? Одиночества лошади не выносят. Оставшись без надзора, Звездный по воле инстинкта возвратился бы в Кингз-Пайленд или же завернул в Кейплтон. С какой стати ему слоняться по пустоши? Уже давным-давно он попался бы кому-нибудь на глаза. И зачем цыганам вздумалось бы его похищать? Чуть запахнет жареным, они стараются держаться подальше, лишь бы не связываться с полицией. Продать такого жеребца – нечего и надеяться. Кража связана с большим риском, а профита никакого. Двух мнений на этот счет быть не может.
– Где же тогда Звездный?
– Я уже сказал, что он либо вернулся в Кингз-Пайленд, либо прибился к Кейплтону. Раз Звездный не в Кингз-Пайленде, то вывод один: он сейчас в Кейплтоне. Примем это за рабочую гипотезу и посмотрим, что из нее воспоследует. По словам инспектора, почва в этой части пустоши высохла и затвердела. Но по направлению к Кейплтону местность понижается: уже отсюда заметна обширная лощина, где в ночь на понедельник скопилось, должно быть, немало влаги. Если мы рассуждаем правильно, то Звездный наверняка поскакал туда, и нам предстоит поискать его следы.
Беседуя на ходу, мы за несколько минут добрались до лощины. По просьбе Холмса я пошел по правой стороне, а он взял влево, но не успел я сделать и полсотни шагов, как услышал его торжествующий возглас и увидел, как он машет мне рукой. Возле ног Холмса отчетливо различался конский след. Вынутая из кармана подкова точь-в-точь совпала с отпечатком.
– Вот видите, как много значит воображение! – произнес Холмс. – А его-то Грегори и недостает. Мы нарисовали воображаемую ситуацию, предприняли действия согласно ей – и получили полное подтверждение гипотезы. Идем дальше.
Мы пересекли болотистую лощину и чуть ли не четверть мили шагали по сухому жесткому дерну. Местность снова пошла под уклон, и мы опять наткнулись на следы лошадиных копыт. Затем они исчезли и появились вновь только через полмили, вблизи Кейплтона. Первым следы заметил Холмс – и ликующе указал на них мне. Рядом с отпечатками лошадиных копыт виднелись следы человека.
– До этого лошадь брела одна! – воскликнул я.
– Совершенно верно, сначала – да. Ого, а это что такое?
Двойные следы резко поворачивали в сторону Кингз-Пайленда. Холмс присвистнул. Мы оба пошли за ними. Холмс не сводил глаз с этих следов, но я случайно бросил взгляд вбок и с удивлением увидел, что те же следы идут в обратном направлении.
– Очко в вашу пользу, Ватсон, – оценил мое открытие Холмс. – Теперь нам незачем долго шагать попусту: мы все равно вернулись бы сюда. Идемте по этим следам.
Долго идти не пришлось. Следы оборвались у асфальтовой дорожки, ведущей к кейплтонской конюшне. Навстречу нам из ворот выбежал конюх с криком:
– Чего это ради вы тут шатаетесь?
– Мне хотелось бы задать только один вопрос, – заявил Холмс, засунув большой и указательный палец в карман жилета. – Если я приду завтра в пять утра повидать вашего хозяина, мистера Сайласа Брауна, это не будет слишком рано?
– Господь с вами, сэр, уж кого-кого, а мистера Брауна всяко застанете: он ранняя пташка. А вот он и сам, задавайте ему свои вопросы. Нет-нет, сэр! Денег я при нем не возьму, иначе меня отсюда вытурят. Попозже, если угодно.
Не успел Шерлок Холмс спрятать монету в полкроны обратно в карман, как из ворот, широко шагая, к нам двинулся немолодой мужчина свирепого вида с охотничьим хлыстом.
– Что это такое, Доусон? – заорал он. – Сплетни разводите? А ну, марш работать! А вам какого черта тут понадобилось?
– Всего лишь поговорить с вами, дражайший сэр. Десяти минут мне достаточно, – елейным тоном протянул Холмс.
– Некогда мне болтать со всякими бездельниками! Посторонних мы не пускаем. Вон, а не то я собак на вас спущу.
Холмс подался вперед и шепнул что-то на ухо тренеру. Тот отшатнулся и побагровел.
– Это ложь! – выпалил он. – Наглая ложь!
– Отлично. Обсудим это на публике или побеседуем у вас в гостиной?
– Ладно, пройдемте, коли желаете.
Холмс улыбнулся:
– Побудьте минутку здесь, Ватсон. Итак, мистер Браун, я к вашим услугам.
Прошло целых двадцать минут, и закатные лучи уже померкли, когда Холмс появился вновь в сопровождении тренера. Мне никогда не доводилось видеть в человеке столь разительную перемену за считаное время. Лицо Сайласа Брауна сделалось пепельно-серым, на лбу выступили крупные капли пота, а руки дрожали так, что хлыст мотался, будто ветка на ветру. Куда только девалась его недавняя хамская бесцеремонность? Он искательно заглядывал в глаза Холмсу, будто побитый пес.
– Ваши указания будут выполнены. Все будет сделано как надо, – твердил он.
– Ошибки быть не должно! – Холмс круто повернулся к Брауну, и тот съежился под его грозным взглядом.
– Что вы, что вы! Это исключено. Доставлю куда скажете. Переменить ли?…
Холмс, подумав немного, расхохотался:
– Нет, не надо! Я вам напишу подробней. И смотрите, без всяких там штучек, а то…
– Можете на меня положиться, Богом клянусь!
– Позаботьтесь о нем так, словно это ваша собственность.
– Можете на меня положиться.
– Что ж, попробую. Завтра получите мою записку.
Холмс отвернулся, словно и не заметив протянутой к нему трясущейся руки, и мы пошагали к Кингз-Пайленду.
– Ну и молодчик этот Сайлас Браун – наглец, трус и подлиза в одном лице! Такую бесподобную смесь нечасто встретишь, – устало заметил на ходу Холмс.
– Лошадь, значит, у него?
– Он сначала из кожи лез, стараясь отвертеться, но я с такой точностью описал все его действия во вторник утром, что он вообразил, будто я таскался за ним по пятам. Вы, конечно, обратили внимание на следы его сапог – с необычными квадратными носками; эти сапоги на нем и сегодня. И конечно же, на такой поступок человек, находящийся в подчинении, вряд осмелился бы. Я напомнил Брауну, как он, по привычке поднявшись спозаранку, увидел на пустоши незнакомую лошадь. Обрисовал далее, как он подошел к ней, с изумлением различил на лбу лошади белую звездочку и понял, что судьба послала ему единственного соперника того жеребца, в которого он вложил крупную сумму. Я рассказал Брауну, что первым его побуждением было отвести Звездного в Кингз-Пайленд, но лукавый подбил его скрыть лошадь до окончания скачек. Он так и поступил: повел Звездного в Кейплтон и там спрятал. Когда я закончил мой отчет, Браун сдался и начал думать только о спасении собственной шкуры.
– Но ведь его конюшню осматривали!
– О, у этого прожженного лошадника полный короб всевозможных уловок.
– И вы не боитесь оставить лошадь в его руках? Он же очень заинтересован в том, чтобы причинить ей вред.
– Друг мой, он станет беречь ее пуще зеницы ока. Браун может рассчитывать на милосердие только в том случае, если предъявит ее в целости и сохранности.
– Полковник Росс не произвел на меня впечатления человека, склонного к милосердию.
– Дело не в полковнике Россе. Я следую моему собственному методу – и сообщаю ровно столько, сколько считаю нужным. В этом преимущество моего независимого положения. Не знаю, заметили ли вы, Ватсон, но полковник отнесся ко мне несколько свысока, и я настроен слегка над ним потешиться. Не говорите ему ни слова о Звездном.
