Пришлось, рискуя собственным животом, хватать девку поперёк пояса, оттаскивать, пока монстр, не осознавший ещё, что спасся, катался по полу, избавляясь от потухшего уже огня.
– Жить надоело? Он сожрёт тебя и не поперхнётся! – Так бы и влепить затрещину по этой упрямой мордашке, чтобы искрящиеся глаза наполнились слезами, чтобы не смотрели на Верда как… как на дурака.
Не пытаясь сопротивляться, Талла выглянула из-за плеча охотника и обратилась к лютозверю:
– Ты собираешься меня сожрать?
– А-а-а-а-ар-г-х!
– По-моему, звучит вполне доброжелательно, – заключила колдунья.
– Доброжелательно?! Это?! – Верд обвинительно ткнул мечом в сторону лютозверя.
– Аргх? – не меньше удивился монстр.
– А ты смог бы разговаривать более внятно с такой-то челюстью?
– С такой челюстью я бы жрал людей!
– Ты – да, – насупилась колдунья. – Не сомневаюсь. А вот лютозверь никого, кроме живности, не ест, умничка такая.
Монстр смущённо шаркнул ножкой и махнул лапой: дескать, да ладно вам!
– Откуда ты знаешь?
– А ты тоже это знаешь. Просто не помнишь. Санни сказал, что с тех пор, как лютозверь появился в селении, ни одного человека не пропало. Уверена, зубастик ещё и из леса выводил заплутавших. Так, зубастик?
Тот глухо рыкнул, а потом уселся на корточки в противоположном конце коридора, как дворняга какая, и тоскливо, протяжно завыл.
– Бедняжечка! Разве ты не слышишь, Верд? Он расстроен!
– Он жрать хочет!
– Хочет, – согласилась девушка. – Но тебя всё равно не сожрал, хоть и мог бы. Пусти!
– Вот ещё!
– Пусти, Верд! Он пытается что-то сказать!
Нелюдь и правда пытался. Не слишком успешно, объясняясь отрывистыми жестами, меняя интонации рычания.
– Что из тебя выйдет отличное жаркое! – подсказал охотник.
– Ой, это же шарада! Он показывает шараду! – восторженно завопила Талла и завертелась таким угрём, что удержать её под мышкой стало решительно невозможно. – Это он! Он показывает себя!
Девчонка заплясала на месте от нетерпения, а люто-зверь совершенно по-человечески принялся водить лапами. На всякий случай Верд поудобнее перехватил меч, но, чуть погодя, и сам увлёкся загадкой.
– Он показывает, что он идёт.
– Да какое идёт? – поправил Верд. – Лыжи он показывает! Лыжи!
– Идёт!
– Р-р-р-ра! – прервал спор лютозверь, указал когтем на Таллу и коснулся кончика крючковатого носа.
Колдунья показала язык и пихнула наёмника:
– Видишь? Я же говорила. Идёт. Куда ты шёл, зубастик?
Лапа обвела своды храма.
– Здесь? Ты ходишь здесь?
– Мы и так это знаем, – раздражённо буркнул охотник, перекидывая меч из руки в руку. – И нам это не нравится!
Талла зыркнула на мужчину и поджала губки.
– Ну что ж ты такой глупый? Он показал, что это случилось давно, а лютозверь когда завёлся? С полгода? То-то же!
Охотник нахмурился:
– Девка, это всё Санни говорил мне. Наедине. Пока ты спала без задних ног.
– Выходит, что с ногами, – пожала плечами колдунья и лукаво сверкнула очами. – Так, не отвлекайся. Что дальше, зубастик? Песочные часы? Груша?
– Бабу он показывает, – усмехнулся Верд, с ходу распознав формы, обрисованные зверем в воздухе. – И ещё показывает, что она колдовала. Как ты.
Талла подскочила на месте и захлопала в ладоши:
– Баба! Колдует! Это получается, что зубастика прокляли!
– Р-р-р-р-ра-а-рх! – горестно завыл лютозверь.
– Я знаю, что нужно!
Сообрази Верд, что эта ненормальная собирается делать, он успел бы её остановить. Но кому ж придёт на ум, что молодая красивая девица на полном серьёзе помчится к уродливой зубастой твари, чтобы смачно и звонко чмокнуть её в клыкастый рот?!
И самое обидное, что это ещё и помогло.
Громыхнул гром (потому что всем известно, что любое проклятие снимается исключительно под аккомпанемент грома), многочисленные светильники зашипели, грозя потухнуть, и сразу же взметнули огоньки до потолка. А потом всё успокоилось. Только на месте лютозверя сидел грязный отощавший немолодой мужчина с крючковатым носом.
У нынешнего служителя храма была одна крайне удобная черта: Санни всегда являлся на драку к шапочному разбору, а помощь предлагал ровно тогда, когда и без него всё успевали сделать. Вот и сегодня, явившись на грохот и крики, прикрывший голову кастрюлей и вооружившийся подсвечником, он застал лишь счастливую Таллу, изумлённого Верда и…
– Господин Плессий?
Старший служитель храма Трёх Богов хотел было встать во весь рост, но, обнаружив отсутствие густой шерсти по всему телу, предпочёл остаться на полу. Верда же подобные мелочи не смущали, и он нагло проигнорировал укоризненное покашливание приятеля, накинув полотенце на сгиб локтя, да ещё и выставив вперёд одну ногу.
Бывший лютозверь, растеряв навык, с некоторым трудом проговорил:
– Здравствуй, брат Санторий. Надеюсь, за время вынужденного отсутствия начальства ты не весь приход разогнал?
Глава 4
Где дорога, там и путь
Несмотря на столь отчётливое урчание живота, что оно заглушало слова, господин Плессий сначала закончил утреннюю благодарственную молитву и только потом соизволил сесть за стол. Верд не терял времени и, пока служитель вдохновенно ораторствовал, активно двигал челюстями. Жевалось плохо, хотя он и выбрал наименее чёрствые куски хлеба из предоставленных сомнительных разносолов. Почему всем продуктовым запасам начальник местного храма предпочёл сухари и воду, пока оставалось загадкой.
– Дом богов – ваш дом. – Для большей убедительности Плессий обвёл рукой мокрую кухню, усыпанную слоем разбитой в схватке посуды. – Прошу принять скромное угощение, посланное нам Богиней с Котлом.
– Да, вижу, скромностью она не обделена. – Хлеб во рту охотника хрустнул так подозрительно, что он незаметно проверил языком целостность зубов.
Талла грызла свой сухарик, как белочка, откусывая по крохотному кусочку, и тоже с тоской вспоминала вчерашний ужин с Санни.
– Пост есть высшее благо, – нравоучительно изрёк Плессий, с усилием надкусывая краюху. – Я благодарен богам за избавление от проклятия, которым те благословили меня.
– Благословили? – удивилась колдунья.
– Богам благодарен?! – возмутился охотник.
Служитель сложил ладошки на груди и вскинул серы очи к закопчённому потолку:
– Трое даровали мне прозрение! Я был слеп и глух, недостаточно усердно молился, и высшие силы оделили своего слугу полугодом уединения! Они защитили меня от мирских соблазнов, я же в скудоумии своём потратил время на попытки объясниться с младшим служителем! А ведь мог бы посвятить его куда более важным вещам! Мог бы очищать дух с тем же усердием, с каким брат Санторий сейчас очищает котлы!
Брат Санторий, на котором тут же остановились три взгляда, лучезарно улыбнулся и с неисчерпаемой радостью скрежетнул щёткой по таре, хранящей ещё прекрасный аромат глинтвейна.
– Да благословенна будет Троица Богов, – процедил он сквозь зубы, – за то, что вы, брат Плессий, вернулись. Уж теперь-то паства будет счастлива и снова к нам повалит!
Служитель сёрбнул водой в чаше и с прискорбием отметил:
– Удержать паству ничуть не легче, чем привлечь. Не вини себя, брат, за то, что не сумел поддержать огонь веры в их сердцах в моё отсутствие.
– Пока вы не напомнили, брат, я и не собирался. – Санни провёл щёткой по котлу с таким видом, точно хотел перерезать начальнику горло. – Но теперь уже вряд ли сумею избавиться от этой мысли.
– Ничего-ничего, мы отчистим храм от пыли и грязи, подновим алтарь, заделаем трещины в стенах…
– Мы? – подозрительно уточнил Санни.
– Я возьму на себя тяжёлую ношу: стану молиться и восхвалять твой труд, брат!
– А может, лучше я помолюсь, а вы с извёсткой по коридорам побегаете?
Плессий усмехнулся, словно услышал хорошую шутку, и погрозил пальцем подчинённому.
– Подадим пример селянам постом и жаркой молитвой, – экзальтированно перечислял старший служитель предстоящие радости сотрудничества с высшими силами, – станем отшельниками, пожертвуем неимущим все заработанные храмом деньги…
Санни тоскливо погладил упитанное пузико, прощаясь с ним.
– И на что ж нам тогда его ремонтировать, если все деньги пожертвуем?
– Боги не оставят нас, – смиренно хрустнул сухариком спасённый лютозверь.
Глаза Санни лезли всё выше на лоб, рискуя приблизиться к старательно замаскированным залысинам.
– Верд, друг мой, – ласково позвал он охотника, – слова господина Плессия вдохновили меня прочитать пред ликами богов житие первых послушников. Не составишь компанию?
Охотник рассудил, что от него не убудет, воздержись он от скудной трапезы.
– Ну пошли.
– А как же завтрак? – искренне озаботился Плессий. – Разве я могу оставить голодными присланных богами путников?
Верд постучал по столешнице куском хлеба, скривил в ухмылке край рта и бросил сухарь обратно в общую миску.
– Попоститься вдруг захотелось.
– А вы точно-точно не знаете, кто вас проклял? А удобно с такими зубищами ходить? А где вы днём прятались? А людей кушать хотелось? – возбуждённо затараторила Талла, и беглецы прибавили ходу, пока Плессий не рванул «читать духовные книги» вместе с ними.
– Не забудь снять паутину в алтаре, – успел напутствовать послушника служитель, но Санни только приложил ладонь к уху: «Ась? Не слышу, брат!»
До алтаря они так и не дошли. Пониженный до послушника бывший служитель храма Трёх Богов свернул раньше, увлекая за собой приятеля, и юркнул в низкую дверцу.
– Помощ-щ-щ-щнички, – прошипел он, вручая Верду огромную холщовую суму. – Спасли от лютозверя, называется! Да лучше б я с нелюдем под одной крышей жил, чем с этим святошей!
– Так ты и жил, – резонно возразил приятель, подставляя торбу под вяленое мясо, мешочки с крупами и овощи.
– И лютозверем он всяко был приятнее! Плессий из меня всю душу вынет, понимаешь! – Санни метнулся к Верду и попытался встряхнуть его, схватив за грудки, дабы донести всю серьёзность положения. Но наёмник не шелохнулся, сколько усилий служитель ни прилагал. – Алтарь – отмой, пыль – сотри, снег перед входом – раскидай! А сам он, видите ли, молитвы читает! И главное, прихожане к нему, святоше эдакому, валом валят! А от меня с той же скоростью в разные стороны!
– Завидно?
Санни с вызовом выпятил живот:
– А если и так?! Солдат из меня не получился, думал, хоть в храме своё место найду. А он меня гоняет, как служку какого! Плессий человек хороший, но, боги свидетели, я обрадовался, когда его не стало! Правда, думал, что он не помер, как все решили, а в город сбежал. Есть у него там одна бабёнка… Ну да и шварг бы с ним! Сбежал и сбежал! Но на хрена ж ты мне его вернул?!
– Так, Санни. – Верд вырвал из цепких пухлых пальчиков окорок, которым служитель уже примерился утереть горючие слёзы. Не удержался, надкусил и бережно сунул в мешок к остальным продуктам. – Ты просил избавить тебя от лютозверя. Разве я что не так сделал? Ну хочешь, убью твоего святошу, прикопаем на храмовом кладбище, никто и не спросит! И даже надбавки за вредность не попрошу! Тюкну его по головушке из одной только любви к тебе!
Верд никогда не был шутником. Возможно, дело в том, что шрам через пол-лица искажал любую гримасу, что отбивало у собеседников желание смеяться. А может, дело в тяжеленном мече у пояса или в дурной славе, что окружала охотника. Но Санни юмора тоже не понял. Он отшатнулся, осеняя себя защитным знаком Ножа:
– Побойся богов, Верд! Плессий – добрый человек. Скотина вот только порядочная… А служитель он хороший, за дело радеющий…
– В отличие от тебя? – подсказал приятель.
– Шёл бы ты… – начал Санни, но, признав частичную правду, закончил иначе, чем собирался: – ко мне в комнату. Там под кроватью кошель с деньгами. И двигаем отсюда, двигаем! А то, не ровен час, и правда заслушаемся этого проповедника и станем с восторгом драить щели между половицами.
– Твой Плессий настолько хорош?
