– Есть односолодовый, single cask.
– Ух ты, – обрадовался гость, – идет. Только мне мороженое и алкоголь в разную посуду.
Макс взял бутылку.
– Думаешь, я делаю коктейль из этих ингредиентов?
– Человек, который лопает по ночам пломбир, и не на такое способен, – заявил Леня. – Лампа, твой телефон давно мигает. Отключила звук, а на экран не смотришь.
Я схватила трубку.
– Кто там? Входите!
Федотов заржал.
– Теперь попроси того, кто трезвонит, ботинки снять.
Я вышла из комнаты. Время позднее, я хочу спать, вот и ляпнула глупость. И конечно, Леня не оставил ее без внимания.
– Добрый вечер, слушаю вас.
– Лена, это Энн, – прозвучало в ответ.
Я едва не сказала: «вы ошиблись номером». Но вовремя вспомнила, что Энн продюсер девицы Бубы. А звонит она Елене Яковлевой, которая является пиарщиком крикливого соловья, и бодро солгала:
– Я узнала вас. Чем могу помочь?
– Честно скажу, – завела Энн, – ты не очень нам понравилась. Чушь понесла про смену псевдонима, но потом я подумала: можно попробовать, а вдруг сработает? У нас концерт скоро в клубе «Лошадь сдохла». Площадка не самая популярная, но Тане пока не приходится выбирать. Мест там сорок, несколько столиков на разное количество гостей. Они жрут, пьют, на сцене поют. Денег не заплатят, мы за пиар работаем.
– Не самое удачное имя для эстрады, – отметила я, – там Тань, Танюш, Танечек много.
– Наша аудитория оборжется и над фамилией Бубликова, – неожиданно рассердилась Энн, – поэтому на афише указано Буба! Билеты очень плохо продавались, вообще никак. За две недели только три штуки взяли. Вчера управляющий написал: «Если половину столиков не займут, отменю концерт». Ну и я поздно вечером от безнадеги изменила афишу, написала: «Единственное выступление певицы “Гнилое жало лягушки”». Твой вариант использовала.
Я потрясла головой. «Лампа, ты такое придумала»? Ну и ну! Похоже, на меня, размахивая дубиной, напало вдохновение, стукнуло девушку с дипломом консерватории по затылку, и та скреативила про жабенку. Ох, зря Ленка попросила меня о помощи, я провалила задание.
– И что получилось? – продолжала Энн.
Я втянула голову в плечи. Сейчас мне заявят: «Тебя вытурили с позором на улицу».
– Все места улетели за час, – взвизгнула продюсер, – а народ все валит, злится, что билетов нет. Управляющий в спешке новые столы притаскивает. Извини, что плохо о тебе подумала. Мы теперь работаем вместе. Это первый концерт Танюхи. Можешь придумать, как ей себя вести, чтобы из толпы выделиться? И журналюг заинтересовать?
– М-м-м, – пробормотала я, до предела удивленная тем, что услышала.
– Пожалуйста, дорогая, – взмолилась продюсер, – для меня этот проект очень, очень, очень важен. Если получится вызвать у публики интерес, прибавлю тебе зарплату.
– Жадность – лучший двигатель моей умственной деятельности, – ответила я, – хорошо, попробую.
Глава восьмая
Утром мне позвонила Катя:
– Знаешь, как у Ленки дела? Она пока трубку не берет! Яковлева в медцентре Галкина. Наверное, сейчас там обход, поэтому у ее телефона звук выключен. Ты к ней сегодня поедешь? Или работаешь? У меня выходной, да отдыхать некогда. Надо рулить к Егору, изучить, что у него в холодильнике есть, и обед сделать.
– Думаешь, он обрадуется? Куркин терпеть не может посторонних, – напомнила я.
– Никогда бы не полезла к мужику, не нужен он мне, – воскликнула Катя, – уж могла бы найти себе в долгожданный свободный денек более приятное занятие. Да Ленка попросила супруга обиходить.
– Ты с ней разговаривала? – удивилась я. – Вроде сказала, что не дозвонилась.
– О Егоре мы беседовали в тот день, когда Яковлевой диагноз сообщили, – объяснила Захарова, – Ленка в истерике свалилась, плакала: «Положат меня в клинику, что с Гошиком будет тогда? Кто его накормит? Квартиру уберет? Постирает вещи? Погладит? Мне, наверное, не разрешат днем домой уезжать, чтобы хозяйством заниматься»: Яковлевой нервничать нельзя, сразу состояние ухудшается. Ну и я пообещала, что на время ее отсутствия встану у руля ее домашнего корабля. Неохота – жуть, но что делать? Ленуська на меня надеется. Если она тебе звякнет, скажи: «Катя у Егора обед готовит. Пусть она со мной соединится».
– Хорошо, – пообещала я, положила трубку на стол, а та мигом зазвонила, на этот раз меня разыскивал Костин. Забыв поздороваться, он сразу спросил:
– Когда появишься? Через час успеешь?
– Да, – подтвердила я, – а почему такая спешка?
Но Володя уже отсоединился. Я зевнула и побрела в ванную. Интересно, как долго Егор выдержит присутствие Кати в квартире? Выгонит ее через десять минут или дождется, пока ему борщ сварят? Может, Куркин вообще не впустит подругу жены? И что за женщина лежала в его мастерской? Она немного похожа на Лену до ее похода в салон.
Я вошла в ванную и посмотрела в зеркало. У меня голубые глаза и самые обычные черты лица девушки, которая родилась и выросла в Москве. Волосы светлые, нос, подбородок, щеки – все как у всех. Никаких особых примет нет. Если я надену парик с длинными белокурыми локонами, тоже стану похожа на ту даму. Вот от Лены, которая неожиданно радикально изменила внешность, теперь отличаюсь. Интересно, почему Яковлевой взбрело в голову перекраситься в брюнетку да еще постричься? У нее вся косметика и одежда подобраны для голубоглазой светловолосой девушки. Придется Лене покупать обновки и косметику. Но Егор ей денег на платья, блузки, юбки никогда не даст. И на моей памяти подруга никогда не принимала важных решений спонтанно. Впрочем, и не важных тоже. Яковлева из тех людей, которые сначала все обдумают, рассмотрят с разных сторон, взвесят все «за» и «против», оценят материальные риски, а уж потом решат: надо ли перевоплощаться. Ленка бы непременно вспомнила про свои нежно-пастельные летние платья, которые мало годятся для жгучих брюнеток. Им подходят яркие насыщенные тона. И содержимое косметички тоже потребуется изменить. Большие, однако, расходы. У Лены сейчас напряженно с деньгами, но она поспешила превратиться в цыганку Азу. Почему? Без очень серьезной причины подруга так не поступила бы.
Я схватила зубную щетку. «Давай, Лампа, поторопись, надеюсь, полчаса на сборы хватит».
Спустя тридцать минут я села за руль, на удивление быстро добралась до офиса, вошла в кабинет и с порога задала вопрос:
– Что случилось?
– Константин Николаевич просил ему помочь, – объяснил Володя, – никому об этом рассказывать нельзя. Волоков занимает в своей структуре высокую должность, но на троне не он сидит. Есть человечки повыше Кости. Сверху сегодня позвонили и ласково пожурили Костю: «Не наше это дело. Художник никому не интересен. Да, дама в его мастерской похожа на Оксану, а теперь подумай, сколько таких баб по улицам бегает? Пусть этим делом занимается район».
– Интересно, – пробормотала я.
– Константину Николаевичу тоже так показалось, – подчеркнул Володя, – да, несколько раз за его карьеру вышестоящее начальство просило Волокова не усердствовать, не рвать печень, не нервничать, а отправить какое-то дело в архив и забыть о нем. Но так откровенно и быстро наверху среагировали впервые. Константина одолело любопытство. Он попросил меня установить, кого нашли в кровати Егора, и предоставил материалы на художника и Елену, которые успел нарыть. Я начал их изучать, и выползли из тьмы бесы.
– Бесы? – повторила я. – Какие?
– Елена Яковлева воспитывалась Зинаидой Тимофеевной Рыклиной, – начал Володя, – жительницей деревни Опанино Пермской области. И звали тогда девочку Рыклина Евдокия.
Я вытаращила глаза:
– Где? Кем? Какая Рыклина? Кто она? Лена рассказывала, что ее мама, Галина Алексеевна, отдала дочь сразу после рождения бабушке. Забыла ее имя. Девочка у старушки лет до десяти жила. Да, это было в деревне, но та находилась в Подмосковье…
Я перевела дух, а Костин продолжил:
– Дай мне договорить. Рыклина скончалась, когда девочке стукнуло два года. Смерть ее не расследовали. Бабке исполнилось много лет. Прописаны она и внучка были в Опанино, а реальное место их обитания – заимка в глухом месте. Дом в тайге. О нем знали местные охотники, они порой заходили к Зине. Та никому в приюте не отказывала, кормила людей, поила, переночевать разрешала. Откуда у нее девочка взялась? Все считали ее внучкой Рыклиной. Вот только не знали, чья она дочь. Сына Юры или дочки Вали? Дети Зинаиды давно из Опанина смотались. Старшего призвали в армию, и больше он в село не возвращался. Валентина в шестнадцать лет умчалась в Пермь и поступила в медицинское училище. Навещали они мать или нет? Ответа не получим. Старуха жила в тайге, в деревню крайне редко заглядывала, о личных делах не распространялась.
– Жуть какая-то, – поежилась я, – пожилая женщина, одна…
– В тайге, – повторил Костин, – это тебе не подмосковный лесок с ежами и лягушками. Ну, лисы еще у нас могут водиться, ну, зайцы. А около Зинаиды медведи бродили. Воды в избе нет, центрального отопления тоже. Женщина воду носила, дрова колола, и все сама?
– А если заболела бы? – не утихала я. – Как врача вызвать?
– Никак, – отрезал Костин. – Лена в раннем детстве легко могла погибнуть. Спасли ее Ремизовы. Отец и сын отправились за грибами, устали, решили переночевать у Зины, а утром продолжить бродить с корзинами. Вошли в избу, а там хозяйка на кровати лежит, около нее девочка сидит, тихо играет. Зинаида была еще жива, она попросила подростка: «Вася, отведи Дусеньку к Насте Макаровой. Она за ней присмотрит. А Федя пусть со мной останется, вот-вот к Господу отойду, надо меня похоронить».
– Ужас, – выдохнула я.
– Были женщины в русских селеньях, – слегка перефразировал Некрасова Костин[3 - «Есть женщины в русских селеньях С спокойною важностью лиц…» Н. А. Некрасов «Мороз, Красный нос».], – они пережила Октябрьскую революцию, три войны: Первую мировую, Гражданскую, репрессии тридцатых годов, голод, отечественную… Зинаида умерла. Если учесть ее возраст, понятно: старуха не мать Лены. И кто ее родители? Самое вероятное, что дети Зинаиды.
Костин взял бутылку воды.
– Стали их искать. Юрий Рыклин умер в возрасте двадцати двух лет от туберкулеза. Теоретически он мог оказаться отцом Лены, но парень в браке не состоял и никакой ребенок на него не записан, Валентина Рыклина скончалась в двадцать от гангрены, ногу поранила. Замуж не выходила, детей не имела.
– Можно стать матерью или отцом и без штампа в паспорте, – возразила я, – и не регистрировать ребенка.
– У девочки была метрика, – сообщил Кости, – в качестве матери там указана Галина Алексеевна Яковлева, в графе отец стоит прочерк. Документ выдали в Опанине, в нем стоит печать местного сельсовета и подпись председателя. Все остальное покрыто мраком. Где родилась Елена, которую тогда звали Дусей? У кого? Каким образом она оказалась в избе в тайге? Вероятно, ответы знал мужчина, который выдал свидетельство о рождении, но он давно умер. Еще на заимке на столе лежали паспорт Зинаиды Тимофеевны и ее сберкнижка. На последнюю оформили завещание, в нем указывалось: «Все деньги после смерти владелицы счета отходят Евдокии Ивановне Рыклиной. Если той на момент вступления в наследство еще не исполнится восемнадцати лет, то вкладом может временно до совершеннолетия наследницы распоряжаться Галина Алексеевна Яковлева». То, что у Зинаиды появилась новорожденная, в селе узнали быстро, новость разболтала женщина, которая держала коз. Зина отродясь не пила молока, не нравилось оно ей. А тут вдруг начала брать каждый день по литру. И в конце концов рассказала, что из Перми ей привезли Дусю, той несколько месяцев. А детей-то лучше всего козьим молочком кормить и каши на нем варить. Любопытная баба давай расспрашивать: кто такая Дуся, почему она не с матерью живет. Рыклина на ее вопросы не ответила. Вот все и решили, что малышку в подоле принесла матери Валентина. Зине стыдно признаться, что дочь шлюха, поэтому она и молчит. Кстати, вклад старушки в сберкассе оказался очень большим. Каждый месяц ей кто-то переводил немалые деньги. То, о чем мы говорим, случилось давно. Интернета тогда не было. Сберкасса, куда поступали средства, давно закрыта. Находилась она в городе, до которого ехать из Опанина часов семь-восемь. Зинаида жила особняком. От кого она родила двух детей, сына и дочь? Четкого ответа нет. Местные кумушки подозревали какого-то охотника. Наверное, он был любовником Рыклиной, та ведь не явилась на свет старухой. Константин позвонил приятелю и коллеге в Пермь. Попросил его отправить человека в Опанино. Там еще живы те, кто помнит Зинаиду. Все эти сведения, кстати, Волоков раздобыл в местном архиве полицейского управления.
– Значит, Рыклина водила знакомство с матерью Лены Яковлевой! – воскликнула я.
Глава девятая
– Да, – согласился Володя. – После смерти Зинаиды Галина взяла малышку, поменяла ей имя, фамилию, а отчество Ивановна осталось. Девочка долго жила в области в селе Маркино у Евдокии Петровны. Кем она приходилась Галине Алексеевне? Почему она отправила младенца в глушь? По какой причине ребенка зарегистрировали в сельсовете в Опанине? Ответа нет. Когда Дусе-Елене исполнилось десять, Евдокия Петровна скончалась, Галина Алексеевна забрала школьницу к себе.
– Лена никогда не говорила о тайге и Зинаиде, – пробормотала я.
– Скорей всего она не помнит, где прошли два первых года ее жизни. Думает, что ее с рождения поднимала Евдокия Петровна из Подмосковья, – предположил Костин.
– Подожди, – остановила я Вову, – мать Галины звали Евдокией. И так же обращались до двух лет к Елене. Может, это не случайное совпадение? Яковлева мать малышки, ей доверили деньги по завещанию? Вдруг Галина родня Зины?
– Возможно, – согласился Костин, – но имя Евдокия не уникальное. Сейчас оно не на пике популярности, но нельзя считать его редким, как, например, Миропия, Евлампия. Возможно, это просто совпадение. Вероятен и такой вариант: Яковлева не имеет ни малейшего отношения к своей дочери. Она посторонняя женщина, не родная Лене по крови. Зинаида, понимая, что из-за возраста может не дожить до того, как девочка повзрослеет, договорилась с Галиной. Оставила ей накопления в обмен на признание ребенка Яковлевой своим и сделала малышке метрику. В сельсовете при условии, что дружишь с его председателем, получить подобный документ не оставило бы труда.
– Похоже, Лена ничего о том, что ты сейчас рассказал, не знает, – заметила я, – она очень обижена на мать, которая к ней неприязненно относится, но если Лена не родная дочь Галины, тогда все понятно.
– Не счесть числа парам, которые берут малыша из интерната и любят его до беспамятства. Но не каждые приемные родители хорошо обращаются с воспитанниками, – вздохнул Костин, – и есть люди, которым плевать на кровных детей. История Лены не страшная. Но странная! Теперь посмотри на фото!
Костин повернул ко мне экраном ноутбук.
– Это кто?
– Ленка, – тут же ответила я, – только она здесь полнее, с роскошным бюстом. И прическа другая, и одета странно. Домашние красные тапочки на ногах! Они в полном конфликте с одеждой. Мини-юбка! Кофта с глубоким вырезом. В руке поднос. Это официантка! Снимок сделан, наверное, в семидесятых годах прошлого века. Тогда в моде были очень короткие платья, обтягивающие блузки. И волосы именно так укладывали. Незнакомка очень красивая, прямо картинка. И похожа на Лену. Но у моей подруги никогда не было такой фигуры, размер груди намного скромнее, талия не ярко выражена. Лена упрощенный вариант той, что на старом снимке. Но сходство Яковлевой с незнакомкой очень велико. Возможно, они родственницы. Кто на фото?
– Перед тобой Галина Алексеевна в молодости, – ответил Костин, – но на сто процентов уверенности в том, что она мать Елены, нет. Порой чужие друг другу люди обладают удивительным сходством.
– А мне кажется, что эти чужие просто не знают правды, – заметила я, – много всего происходило на Земле, не одну семью разметало по разным странам. Давай вспомним Вторую мировую войну. Фашисты угоняли в Германию советских подростков, те работали батраками у немцев. Не все хозяева плохо относились к рабам. Случалось, что простые крестьяне, получив в бесплатные помощники подростка, заботились о нем. Порой девушка или юноша становились членами семьи, а потом превращались в зятя-невестку. После победы такие молодые люди не хотели возвращаться на родину, они боялись, что там их отправят в лагеря на много лет. Все связи с семьей, которая осталась в СССР, обрывались. Если же выяснялась правда, что угнанные в рабство живы, они тайком передавали о себе весточку: у нас все хорошо, в Германии завели семью, но теперь пугались уже те, кто остался в Стране Советов. Они знали: за общение с предателями родины (а таковыми считали всех пленных или насильно увезенных) всю родню могут отправить в далекие деревни или в лагеря на просторах Сибири. И не отвечали на письма. Шло время, старшее поколение уходило, младшее вырастало, у него появлялись дети. И вот они уже понятия не имели, что в Европе, Америке и в разных других странах у них есть кровная родня.
– Ты права, – согласился Костин, – я знаю историю, как одному парню искали донора костного мозга. В России такового не нашли, сделали запрос в иностранный банк. Обнаружился лишь один подходящий человек, уж очень редкая кровь. Этот мужчина согласился поделиться своим костным мозгом, но высказал странную просьбу, написал реципиенту: «Если есть фото вашей бабушки, отправьте его мне». После получения снимка испанец немедленно пригласил больного в Мадрид. И наш парень увидел в аэропорту… свою маму, которая осталась в Москве. Выяснилось, что в тысяча девятьсот восемнадцатом году две девушки тринадцати и шестнадцати лет, юные княжны, приехали с родителями из Питера в Одессу, чтобы уплыть на корабле в Константинополь, семья убегала от комиссаров. Во время посадки толпа оттеснила младшую, и она осталась в Одессе. Это была бабушка больного парня. А вторая девочка добралась в конце концов до Франции, где вышла замуж за испанца… Она бабушка донора. У испанки и у россиянки родились дочери, похожие друг на друга как близнецы. И появились внуки[4 - Подлинная история. Ее рассказал автору один из участников программы «Я очень хочу жить», которую Дарья Донцова ведет на канале «Спас».].
– Чего только не бывает в жизни, – улыбнулась я.
Костин опять повернул ко мне ноутбук:
– Глянь на эти фото. Слева Чернова, посередине молодая женщина из мастерской Егора, личность ее пока не установлена. Справа Елена Яковлева до того, как она изменила цвет волос и прическу. Что скажешь?
Я уставилась на снимки:
– Оксана и Елена похожи. Близнецами их нельзя назвать, но за родственниц сойдут.
– И возраст совпадает, – уточнил Костин, – а вот даты рождения разные.
– И та, кого нашли в мастерской Егора, смахивает на родственницу Черновой, – сказала я, – с Оксаной у нее больше общих черт. Но глаза у всех трех женщин одинаковые. Ух ты! Смотри.
– Что? – прищурился Володя. – Куда глядеть?
– На брови, – уточнила я. – Видишь?
– Вижу брови, – подтвердил Костин.
– Может, есть детское фото Елены? – поинтересовалась я.
– Да. Сейчас покажу. К сожалению, у нее в соцсетях оно одно, – ответил Володя, – нынче-то у детей тысячи снимков.
– Мы росли в доинтернет-эпоху, – сказала я, – про мобильные с камерами тогда никто не слышал. Взрослые каждый год нанимали человека с камерой, детей выстраивали на ступеньках школы. Фотограф делал несколько общих кадров, потом портрет каждого ребенка. В выпускном классе получался альбом. У меня был такой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67860954&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
