Произнеся эти слова, я впервые осознал, что со мной происходит. До сих пор все было как в тумане, когда порой просыпаешься после долгого сна и не знаешь, вечер сейчас или утро. Мужчина и женщина, оказавшиеся у моей больничной койки, когда я открыл глаза, были мне незнакомы и лишь сбили с толку своими вопросами. Теперь все выглядело иначе. Помех на линии не было, но на том конце провода никто не отвечал. Тревога охватила меня с такой силой, что показалось, будто я задыхаюсь. Доктор Люка? осознал масштабы происходящего. Настоящий профессионал.
– Не паникуй, – начал он, подняв руку, чтобы успокоить меня, – легкая амнезия случается после падений. Ты лежал без сознания несколько часов. Немного странно, что рентген не показал черепно-мозговых травм. Но мы сделаем МРТ и все проверим. Как бы там ни было, в подобных ситуациях память возвращается довольно быстро.
– Насколько быстро? Сколько пройдет времени?
– Несколько часов, дней… зависит от случая. Меньше всего стоит беспокоиться о времени: ты только еще больше отдалишься от воспоминаний.
То есть мне нельзя беспокоиться. Почему подобные рекомендации только еще больше пугают? Почему из слов «не паникуй, не волнуйся» в голове остаются только «паника» и «волнение»?
Я закрыл глаза, надеясь, что, когда я их открою, все уже будет по-другому.
Стоит ли говорить, что этого не произошло?
Врач задал мне еще несколько вопросов общего содержания. Я без труда ответил. Казалось, исчезли лишь сведения из моей личной жизни: я знал, кто президент Республики, но не мог вспомнить ни одного имени друзей, ни – что хуже всего – своего собственного. Неприятно ощущать себя клоном из научной фантастики, запрограммированным на то, чтобы прекрасно функционировать в обществе, но лишенным собственной личности. Жесть.
– Я поговорю с твоими родителями, – наконец сказал доктор Люка?. – Боюсь, это будет для них шок.
Я вздрогнул после этих слов.
– Вы… Вы хотите сказать, что эти мужчина и женщина вправду мои родители?
Голос сорвался в конце фразы. Казалось, мне было бы гораздо легче оставаться вот так, чем узнать, что на самом деле у меня есть семья и близкие, но не помнить о них ничего.
Врач состроил сочувствующую мину, но подтвердил. Он также сообщил, что продержит меня под наблюдением до вечера субботы и что в понедельник я должен явиться на МРТ перед тем, как возобновить свою прежнюю жизнь. Ай! Ай!
Я просил оставить меня в больнице на выходные, чтобы не мотаться туда-сюда, но доктор отказал под предлогом того, что больничный уход стоит дорого и спрос на него большой. Короче, Ромен – на выход.
А затем он ушел.
Не знаю, что доктор сказал им. Никто мне и словом не обмолвился. Знаю только, что ждал долго. Слишком долго.
Когда мужчина и женщина вернулись, часы показывали девять ноль три вечера. Женщина рыдала, ну это сразу было ясно, а мужчина демонстрировал глубокую досаду. Я сожалел, что доставил столько хлопот, однако не понимал, как исправить ситуацию. А от одной мысли, что завтра придется спать у них дома, становилось не по себе.
Благодаря доктору я все же избежал пытки, к которой готовился, пока ждал их: называть этих людей «мама» и «папа».
Отныне они будут для меня Арно и Беатриса.
Воскресенье, 23 мая
Сегодня утром я проснулся у себя в комнате – в этой незнакомой комнате, – и меня охватила паника. С возвращением домой! Вот так! События последних нескольких часов роились в моей памяти, гордой оттого, что она еще на что-то годится. Однако я помнил только эти события, а о своей прошлой жизни – ничего. Будто мозг объявил забастовку.
Сердце в груди бешено заколотилось. В голове всплыли слова, которые мне сказал полушутя-полусерьезно доктор Люка? перед тем, как отправить домой:
– Не нужно бояться того, что выяснишь. Тебе предстоит довольно интересный опыт, и, как и любой другой опыт, он окажется поучительным. Однако открытия могут подавить тебя, если поддашься. Дам один совет: живи сегодняшним днем. Представь, что ты персонаж из фильма. Воспринимай вещи такими, какие они есть, а самое главное – не дави на собственную память. Память как кошка: если попытаешься силой усадить ее к себе на колени, она сбежит. Не обращай на нее внимания, и тогда она сама придет и уляжется рядом.
Ну и я запретил себе волноваться.
Конечно же, это не сработало.
По крайней мере до тех пор, пока я не вернулся мысленно к словам, которые говорил врач: «Представь, что ты персонаж из фильма». Всегда мечтал о кинокарьере. Ну мне так кажется.
В любом случае звучало весело.
Вот он я, играю роль себя в собственной жизни. Как в прямом, так и в переносном смысле.
Сценарий открывается передо мной с той же скоростью, что и перед тобой, мой дневник. Та же история с актерами, костюмами, разными там декорациями и прочим.
Однако должен признаться, что этот первый съемочный день прошел не так весело.
В главных декорациях ничего особенного: синие, белые, бежевые тона. Морская тематика. Такая обстановка в комнате, где я провожу все время, кроме моментов еды ну и хождения туда-сюда в туалет (тут у нас смена декораций: белые и темно-серые тона, обеспеченная мистером Пропером чистота и пьянящий аромат туалетной бумаги – «Королевский эвкалипт»). В моей комнате безупречный порядок, все прибрано. Ни пылинки. Либо я зациклен на гигиене, либо где-то ходит отличная уборщица. Глядя на убранство дома в целом, я больше склоняюсь ко второму варианту. Ну или одержимость порядком – семейная черта.
В любом случае не в этой комнате я узнаю? больше о себе. Она похожа на вычищенное место преступления. Морской пейзаж на одной стене, рамки с морскими узлами на другой. На бежевой стене напротив резко выделяется темный прямоугольник. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть, и мои подозрения подтвердились: в этом месте вбит гвоздь. Получается, недавно отсюда убрали рамку. Было ли это как-то связано с амнезией или нет? Вспомнить, конечно, не получится. Придется спрашивать. Я продолжил осмотр: простая кровать с одеялом в синюю и белую полоску, книжные полки, заставленные школьными учебниками второго класса[3 - Второй класс французского лицея соответствует девятому классу российской старшей школы.] и классической литературой, письменный стол, стул, разные вещи образцового ученика и… компьютер.
Не очень-то здесь весело.
Я включил компьютер и приложил указательный палец на считыватель отпечатков пальцев, чтобы разблокировать.
Та же история.
А, нет. Ссылки на игры – хоть что-то. Шахматный онлайн-клуб, где меня зовут Найтфайт[4 - От англ. Knight fght – рыцарский бой.].
Я не смог подключиться к игре, потому что забыл пароль. За едой дела также не наладились. Когда я спустился к завтраку, стол был накрыт: апельсиновый сок, хлопья без глютена, органическое варенье и два рисовых хлебца. Пиалка, стакан и столовые приборы. Арно слушал концерт в гостиной, а Беатриса разгружала посудомойку.
– Мы решили дать тебе поспать, – гордо заявила она.
По одному только тону я понял, что речь шла о необыкновенном одолжении, и предположил, что надо бы поблагодарить.
– Э-э-э… Спасибо.
– Не стали тебя ждать. Мы не знали, во сколько ты встанешь.
– Ничего страшного, – ответил я.
«Мне даже лучше», – подумал я.
– У меня аллергия на что-то? – спросил я, рассматривая продукты на столе.
Беатриса издала какой-то стон, значение которого я не успел расшифровать, и заявила:
– Нет, не то чтобы. Но это здоровая пища, понимаешь? Ее ты лучше перевариваешь.
Я кивнул. Раз уж она так говорит…
Откусив кусочек от рисового хлебца (не так уж плохо) и проглотив, я рассеянно спросил:
– Мне… мне кажется, в комнате не хватает какой-то рамки. Что это было?
Беатриса открыла рот и замерла.
– Я… мы… Мы много разговаривали с доктором Люка?, сам знаешь. И он нас… попросил… убрать кое-какие вещи.
– Убрать?
– Да, – продолжила Беатриса, пытаясь скрыть смущение, – доктор сказал, что тебе нужна самая нейтральная обстановка, чтобы не сбивать с толку память. И что меньше всего нужно на тебя давить. Послушай, солнышко, я не хочу больше об этом разговаривать. Боюсь ошибиться и сморозить какую-нибудь глупость. Я вовсе не хочу замедлять твое выздоровление, понимаешь?
Меня невольно передернуло от «солнышка», однако Беатриса, озабоченная тем, чтобы быть осторожной, этого, к счастью, не заметила. Иначе стало бы только хуже.
– Понимаю, – покорно ответил я, чтобы не смущать ее еще больше.
В этот самый момент на кухне появился Арно, и хотя он улыбался, напряжение только усилилось – я с трудом дожевал последний кусочек хлебца.
– Итак, сынок, я правильно расслышал, вы говорили о выздоровлении? У тебя для нас хорошие новости?
– Ты не так понял, Арно, – поторопилась поправить его Беатриса, – я лишь сказала, что мы убрали с глаз некоторые вещи, чтобы не замедлять выздоровление.
Он с досадой вздохнул, и улыбка стерлась с его лица.
– Все это сплошные бредни! С Роменом все нормально! Он в состоянии вернуть себе память и без этих театральных постановок, не так ли?
Я решил спрятаться за осторожным ответом:
– Я не знаю…
– Ты ведь сам согласился с врачом, – напомнила Беатриса серьезным тоном.
Арно молчал, и мы замерли в ожидании его ответа. Я метался между необходимостью следовать указаниям врача, который был так любезен со мной, и желанием узнать, что именно он попросил спрятать от меня.
Наконец лицо Арно снова расплылось в улыбке, и он похлопал меня по плечу – прямо как отец, можно подумать.
– Ладно, что сказано, то сказано. Я всегда учил тебя держать слово, и ты ни разу меня не подвел. Логично, что я должен поступать так же.
Я с облегчением вздохнул, будто только что избежал бури.
Однако аппетит окончательно пропал. Я застрял на хлопьях и под предлогом крайней нужды сбежал в свою комнату, по дороге заскочив в туалет (где мне в нос ударил такой крепкий запах эвкалипта, что насморка не будет по крайней мере до зимы).
Сидя на кровати, я всматривался в то место, откуда несколько дней назад сняли рамку. Избавленный от присутствия Арно и Беатрисы, я пытался представить, что там могло висеть, и в голову приходили разные сценарии, один из которых, изображавший меня в роли тайного агента, казался самым невероятным, но и самым заманчивым. Может, там висела фотография с моей последней миссии. Варианты а-ля 007 очень привлекательны. Но ладно, этого не может быть.
Еще я представил, будто я кумир подростков, ведущий сумасбродный образ жизни. Однако живем мы в пригороде, в скромном домишке без бассейна и подобной роскоши. Так что и этот вариант не годится.
Короче, я по-прежнему теряюсь в догадках, что могло быть в этой рамке.
Рассматривая книжные полки, я достал наугад какую-то книгу. На обложке были нарисованы пенящиеся волны, набрасывающиеся на скалу с грозной крепостью на вершине, – книга так и притягивала к себе. Вверху я прочитал название, выведенное золотыми буквами: «Граф Монте-Кристо», и чуть ниже буквами поменьше – Александр Дюма.
Полагаю, я уже читал ее раньше, раз книга в моей библиотеке, но не мог вспомнить ни об одном злоключении бедняги Эдмона Дантеса. История мгновенно захватила меня, а когда я добрался до момента, где героя заточили в замке Иф, мне захотелось плакать. Правда. Только тебе об этом говорю. Никому больше. Стыд какой. Однако не думай, что я настолько чувствителен к бедам других. Конечно, не без этого. Но не только. Думаю, его приключения напомнили мою ситуацию.
Я тоже узник. А мой замок Иф – собственное тело. Собственная жизнь.
Только вот из этой тюрьмы никуда не деться.
Понедельник, 24 мая
Этот дневник дал мне доктор Люка?. Ну то есть записную книжку. А принес он ее в субботу вечером, когда зашел проведать меня.
– Возьми, – сказал он, протянув белый блокнот размером с приличную книгу, – мне его подарили на одном семинаре, но я слишком ленив, чтобы что-то записывать. Так что он валяется без дела в кабинете, и я решил, что тебе он будет нужнее. Сможешь вносить туда разные впечатления и ощущения. В твоей ситуации лишним не будет.
– Это точно, – мгновенно ответил я, – вдруг моя нынешняя память тоже решит уйти от меня, так хотя бы запасная останется.
Он рассмеялся.
– Точно, – подтвердил он, – вижу, ты понял принцип.
Этот дядька мне действительно нравится.
Едва он ушел, я открыл блокнот. Страницы были такими же белыми, как и обложка. Такими же пустыми, как моя память. Белизна прекрасна. Она чиста. Никаких тебе ошибок, помарок, пятен. Может случиться абсолютно все, как во времена сотворения мира.
С мгновение я колебался: может, так все и оставить? Не трогать неподвижную пустоту, отражающую мою жизнь: если ничего не буду делать, ничего не буду писать, то ничего не произойдет. Будто времени больше не существует. Мне уже удалось избавиться от прошлого, так что и без будущего как-нибудь проживу. Останется лишь настоящее: неуловимое, неосязаемое.
Да, искушение велико: ни тебе начала, ни конца.
Но что-то внутри меня восстало. Что-то крошечное, какой-то зуд. И чем больше я пытался об этом забыть, тем неприятней чесалось – любопытство, конечно же. Готов поспорить, пользы от этого жуткого чувства будет гораздо меньше, чем вреда, но ничего не мог поделать.
Тогда я взял ручку с надписью «антибиотики что-то там», которую доктор Люка? оставил на моей тумбочке, и написал дату.
С тех пор я таскаюсь с дневником повсюду. Даже сейчас сижу в очереди, жду МРТ и пишу. Так можно убить двух зайцев: занять себя и избавить Беатрису от необходимости заводить беседу. Пусть себе спокойно листает модные журнальчики. Ее ноги элегантно скрещены, миндально-зеленый костюм безупречен, а макияж совершенен – прямо идеальная женщина на первый взгляд. Никто даже представить не может, что ей приходится мириться с амнезией сына, который обращается к ней по имени, поскольку просто не узнаёт. Пожалуй, ситуация не лишена пикантности. Обычно возникает вопрос, признае?т ли отец своего ребенка, а тут – признает ли ребенок собственных родителей.
Короче, вернемся к Беатрисе. Я настаивал, что буду ждать в одиночестве, но она наотрез отказалась.
– Ну Ромен, подумай только, что скажут люди?
Идеальная жена, идеальная мать.
Идеальная, но приставучая.
– Что ты там все строчишь в своем блокноте?
Я ответил, не отрываясь:
– Фигню всякую.
– Воспитанные люди не говорят «фигня».
