Я спорю деликатно и тактично,
я душу не поганю грубой шуткой;
а то, что я ругаюсь неприлично —
так это от застенчивости жуткой.
«А время так необратимо…»
А время так необратимо
и так безжалостно оно,
что выпивать необходимо,
чтоб жить с эпохой заодно.
«Мои тюремные соузники…»
Мои тюремные соузники —
а с ними крепко я дружил,
мне вряд ли были бы союзники
в том, чем я тайно дорожил.
«Он так лучился и блистал…»
Он так лучился и блистал —
влюблялись даже зеркала,
пока какая-то глиста
его к рукам не прибрала.
«Я слабо верю в коллектив…»
Я слабо верю в коллектив,
хотя уютней в общих кучах,
но там рождается актив
людей совсем не самых лучших.
«Да, я изрядно толстокож…»
Да, я изрядно толстокож,
но видя мрази единение,
я ощущаю в нервах дрожь
и частое сердцебиение.
«Забавно, что в последние года…»
Забавно, что в последние года
взамен благоговения и страха
мне в голову приходит ерунда,
лишённая и смысла, и размаха.
«Переплетение ветвей…»
Переплетение ветвей
чревато соком ядовитым,
и прадед чистый был еврей,
а правнук стал антисемитом.
«Сколько жить ещё мне суждено…»
Сколько жить ещё мне суждено,
никому не известно про это;
но всегда интересно кино,
где не знаешь развязку сюжета.
«Тот путь, который выбрал я себе…»
Тот путь, который выбрал я себе,
он часто подвергался испытанию,
однако подчинялся не судьбе,
а личному душевному метанию.
«Вполне хватало мне ума…»
Вполне хватало мне ума —
всё понимал я про отечество,
но и по мне прошлась чума
сопливой веры в человечество.
«Я много пью хмельного зелья…»
Я много пью хмельного зелья
не только в пользу удовольствия,
не ради краткого веселья,
а для душевного спокойствия.
«Ко мне приходят мысли и сентенции;…»
Ко мне приходят мысли и сентенции;
я мог бы их использовать с успехом,
но я, принадлежа к интеллигенции,
встречаю их сомнением и смехом.
«Давнишняя загадочность России…»
Давнишняя загадочность России —
висящая над нею благодать,
и как бы в ней таланты ни гасили,
Россия продолжает их рождать.
«Высоких нет во мне горений…»
Высоких нет во мне горений
насчёт борьбы добра со злом:
наплыв печальных умозрений
лечу я выпивкой и сном.
«Года летят быстрее птичек…»
Года летят быстрее птичек,
меняя облик наш и мнения;
десяток пагубных привычек
я сохраняю тем не менее.
«Тоска приходит в душу ниоткуда…»
Тоска приходит в душу ниоткуда,
порой даже покою вопреки:
надеется позорная паскуда,
что ей легко сдадутся старики.
«Мой узкий мир ничуть не тесен…»
Мой узкий мир ничуть не тесен,
живу я в личном окружении,
я тот, кому я интересен
в любом доступном приближении.
«А старость потому порой уныла…»
А старость потому порой уныла,
томясь в домашних тапках и халате,
