– Не тебя. Малого как звать?
– Тема. Артемий. – Не то чтобы старуха ее пугала, но вот эта манера общения… К ней еще нужно было привыкнуть.
– Значит, пацан. – Старуха возилась у печи, а Темка смотрел на нее во все глаза. Для Темки печь была сродни рукомойнику и лошадке Натуське – неведомое и страшно интересное. Нина тоже смотрела. Разговор о самом главном им еще предстоял, но Шипичиха явно не спешила его начинать. Шипичиха не спешила, а сама Нина отчего-то боялась. – Ну, пацан – это даже хорошо. Может, и обойдет стороной…
Что обойдет стороной? Спросить бы, да только сил нет. Силы истаяли в тот самый момент, как Нина устало опустилась на второй самодельный табурет. Опустилась, притулилась плечом к стене, замерла. Еще бы глаза закрыть.
– Эй, ты не спи, не спи!
Кажется, глаза она все-таки закрыла. Мало того, что закрыла, так еще и задремала. Потому что, когда очнулась, стол был уже накрыт, а старуха сидела напротив, сверлила тяжелым, пристальным взглядом.
– Ешь! – Она придвинула к Нине тарелку с яичницей, посыпанной мелко нарезанным укропом. Темка уже уплетал свою порцию, вид у него был совершенно счастливый. Может, и обойдет стороной…
Нина дернулась, больно приложилась боком к краю стола, застонала. Старуха молча покачала головой и так же молча вернулась к печи, вытащила из ее черного нутра исходящий паром чугунок, бросила в него щепотку какой-то травы, снова сунула чугунок в печь.
– Плохо, – сказала, возвращаясь обратно к столу.
– Что – плохо? – Боль в боку уже почти унялась, а когда удастся выпить обезболивающего, станет совсем хорошо. Хотя бы на время.
– Плохо, что ты вернулась, Нина. Сама вернулась, малого привезла…
Она узнала ее сразу, поняла, кто явился непрошеным гостем на порог. Вот только откуда? Они не виделись раньше. А если и виделись, то так давно, что Нина уже успела забыть. Она забыла, а старуха, значит, помнила. Мало того, сумела распознать в незнакомой приблудной девице ту маленькую девочку, которой Нина когда-то была.
– Нам больше некуда деваться. – Не нужно оправдываться. Ей нужно лишь забрать у Шипичихи ключ и разузнать дорогу. Она пришла за своим, и содержимое картонной папки – лучшее тому доказательство. Но вот сидит, заедает нереально оранжевый желток круто посоленной краюхой черного хлеба и оправдывается. Перед чужим человеком оправдывается. Это от усталости. Потеряла бдительность и контроль, расслабилась.
– Думаешь, это хорошее место? – Шипичиха усмехнулась, а потом ловким движением прихлопнула осу полотенцем.
Екнуло сердце. То ли от неожиданности, то ли от неопределенности.
– Думаю, это единственное место, – сказала Нина тихо.
– Единственное место для чего? – Шипичиха не договорила, многозначительно глянула на Темку.
– Для меня. – Получилось коротко и решительно. – И выбора у меня другого нет.
– Выбора, значит, нет. А деньги?
– А деньги есть.
У нее и правда были деньги. Достаточно, чтобы начать новую жизнь и продержаться на плаву хотя бы первое время.
– Почти четверть века там никто не жил. – Старуха говорила задумчиво, ни на Темку, ни на Нину больше не смотрела. – Я приглядывала поначалу, пока силы имелись. А потом решила, что никто больше не вернется.
– Я вернулась.
– Вижу.
– Его разграбили, да?
– Разграбили? – Шипичиха усмехнулась. – Кто ж туда сунется? В такой-то дом…
Такой дом… А что в нем такого? Старый? Ветхий? Еще более старый и ветхий, чем вот эта избушка? Сердце сжалось, но не от испуга, а от какого-то другого, пока еще не до конца понятного чувства. Ничего! Они справятся! Они и не с таким справлялись. Пытаются справиться…
– А он далеко?
– Дом-то?
– Дом.
– Ну, как сказать? Кому-то далеко, а кому-то рукой подать.
Загадки. Ей вот еще загадок не хватает. Нет, Нина не ждет от этой незнакомой женщины помощи, но и шарады сейчас ни к чему.
– На-ка, выпей! – Шипичиха поставила перед Темой стакан с молоком. – Выпей да глянь-ка, что у меня есть!
На столе, будто из ниоткуда, появилась проржавевшая по краю ребер металлическая юла. Старая и знакомая. Хотя откуда знакомая?
Легкий взмах руки – и юла завертелась на столе, привлекая внимание, завораживая…
– …Нравится? – Голос Шипичихи доносился словно издалека.
– Нравится, – сказала Нина, а Тема молча кивнул.
– Ну, если нравится, так забирайте себе. Мне уже без надобности. – Старуха придвинула остановившуюся юлу поближе к Теме, а на Нину глянула как-то слишком уж внимательно. – И ты выпей! – сказала и плеснула в чашку отвара из чугунка.
– Зачем? – Отвар пах чем-то горько-пряным, вполне приятным.
– Пей!
Она ничего не объясняла и ничего не рассказывала – эта странная старуха. И косилась неодобрительно, словно узнала про Нину что-то плохое или стыдное. А если и вправду узнала?
– Пей, поможет!
Спросить бы, от чего поможет, но услышать ответ страшно. Ей в последнее время постоянно страшно. И страшнее, кажется, уже быть не может. В конце концов, не отравят же ее!
Отвар был почти безвкусный, с едва заметной горчинкой. После первого осторожного глотка Нина выпила всю чашку.
– С собой дам. – Шипичиха уже заворачивала в кусок пожелтевшей газеты пук сушеной травы. – Дня три позавариваешь, и все пройдет.
Хотелось сказать, что за три дня и без отвара все пройдет, но иногда лучше промолчать. В их с Темкой случае вообще лучше молчать. А травка не навредит. Наверное, не навредит. Но в интернете лучше посмотреть, что за травка такая. Если только в этой глуши ловит интернет.
– И постельное белье дам. На первое время, тебе и малому. Потом постираешь и вернешь, как своим обзаведешься. Посуда там, кажись, была. И баллон газовый. – Шипичиха кружила по комнате, словно так ей было проще думать. Нина ее понимала, ей и самой лучше думалось в движении. – Поесть соберу. На вечер и утро вам хватит. Где магазин, покажу по дороге. У нас тут поблизости супермаркет открыли для дачников. Там, правда, дорого, но зато все есть, а ты ж говоришь, что при деньгах.
Не надо было рассказывать про деньги. Дернул же черт за язык. Что она знает про эту старуху? Да ровным счетом ничего! И не знала бы еще сто лет, если бы не случилось то, что случилось.
А Шипичиха уже нацепила на нос очки и с сосредоточенным видом набирала номер в стареньком мобильном. Значит, есть и в этой глуши цивилизация. Раз мобильная связь есть, будет и мобильный интернет.
– Ну, поели? – Она глянула через плечо.
– Поели. Спасибо!
– Раз поели, так сейчас и пойдем.
Телефон в ее руке ожил, забубнил что-то неразборчивое, кажется, мужским голосом. Шипичиха долго не слушала, сказала резко и раздраженно:
– Яков, я тебя часто прошу?
Трубка снова забормотала.
– Вот! А сейчас прошу! У тебя десять минут!
И отключила связь. А мобильник полным раздражения жестом сунула в карман кофты.
– Сейчас явится, – сказала, ни к кому не обращаясь. – А то взял, понимаешь, моду! Во двор пойдем, подышим воздухом.
Воздух в этой глуши везде был замечательный, что в доме, что во дворе. Нина и не знала, что дышать можно так вольготно, полной грудью. Она бы так и дышала, если бы не боль.
А Темка бесстрашно сунулся к собаке Найде. Нина дернулась следом, но Шипичиха остановила ее взмахом руки:
– Не бойся. Не обидит. Это она с виду только грозная, а на самом-то деле толку от нее – чуть. Лает, но не кусает.
Найда и не лаяла, лежала смирно, довольно щурилась, когда Темкина ладошка касалась ее покатого лба. Не обидит. Теперь Нина тоже это понимала. Откуда понимала, непонятно. Просто родилось у нее такое вот знание.
А вдали уже слышался рев мотора. Ну как рев – скорее ворчание. На поросшую подорожником дорогу выполз старый «уазик», фыркнул, замер чуть поодаль. За рулем сидел дочерна загорелый, наголо бритый мужчина. Возраст его было не разобрать из-за расстояния и дешевых солнцезащитных очков-авиаторов. Он не стал выбираться из салона, только дверцу приоткрыл.
– Вот он я, Васильевна! Явился по первому зову! – сказал сиплым, прокуренным голосом.
– Так уж и по первому, – проворчала старуха, а потом обернулась к Нине и пояснила: – Это Яков Мережин. Он из охотнадзора. Или как нынче эта их контора называется, не знаю.
– Да как ни назови, Васильевна, – один хрен! – хохотнул Яков. – Работы – завались, а денег – хренушки! Так чего вызывала? Куда везти?
– К Темной воде. – Шипичиха тронула Темку за плечо, и тот – удивительное дело! – никак не отреагировал. То есть вообще никак!
– К Темной воде? – Яков больше не ухмылялся. Из-за очков Нина не могла видеть его глаз, но охватившую мужчину тревогу почувствовала тут же. – Может, все-таки к Светлой?
– Сказала же, к Темной.
– Сама решила? – спросил он осторожно.
– Сто лет мне нужно. – Шипичиха мотнула головой, а потом указала на Нину: – Вот хозяйка объявилась.
– Ты погодь… – Яков пошарил в бардачке, закурил. Нине показалось, что загорелые руки его подрагивают. – Какая такая хозяйка?.. – И хрипотцы в голосе прибавилось.
– Обыкновенная, с документами и правами на собственность. – Старуха сделала шаг к «уазику». Собака Найда встрепенулась, потрусила следом. И Тема тоже пошел, как привязанный.
– Так ведь это… – Теперь Яков рассматривал Нину очень пристально. Собственно, только на нее и смотрел.
Она тоже смотрела, изучала. Он был уже не молод, но еще и не стар. Крепкий мужик лет пятидесяти. Снял бы очки, сказала бы точнее, а так приходилось гадать. На нем были плотные камуфляжные штаны и вылинявшая майка цвета хаки. На его жилистой загорелой шее тускло поблескивал железный жетон по типу армейского, а на левом запястье виднелась затертая татуировка.
– Это как понимать, Васильевна? – Он глубоко затянулся сигаретой и взмахнул рукой, разгоняя облачко дыма.
– Да вот так и понимай. И хватит уже болтать, дело к ночи.
– Так вот и я говорю, дело к ночи, а ты их к Темной воде. Сдурела, старая?
– А я говорю, хозяйка она! – Шипичиха повысила голос. – И не по бумагам, а взаправду.
– Так ведь говорили…
– Люди всякое говорят! Больше слушай! – Старуха обернулась, строго глянула на ничего не понимающую Нину, проворчала: – Ну, чего стала? Садитесь с мальцом на заднее сиденье!
На заднем сиденье «уазика» было тесно и душно. А еще пыльно до такой степени, что Нина не удержалась, чихнула.
– Будь здорова. – Яков посмотрел на нее в зеркальце заднего вида.
– Спасибо. – Нина вежливо улыбнулась.
– У меня только один вопрос. – Яков обернулся к усевшейся на пассажирское сиденье Шипичихе. – Она знает?
– Узнает. – Старуха мотнула головой и отвернулась.
А Нине захотелось спросить, о чем это они. О чем вообще весь этот странный, состоящий из сплошных недомолвок диалог? Вот только сердце подсказывало, что Шипичиха не ответит и Якову не позволит. Ничего, придет время – она сама все узнает. Ей бы только отлежаться, передохнуть, прийти в себя. А там можно и загадки поразгадывать.
Ехали молча. Яков больше не задавал вопросов, лишь изредка поглядывал на Нину. Очки свои он не снял, но она почему-то все равно знала, что поглядывает. Ну и пусть! Она тоже посмотрит. В окошко на окрестности. Окрестности тут интересные. Загорины на поверку оказались довольно большой деревней, с собственной инфраструктурой. Пока ехали, Нина успела заметить и двухэтажное кирпичное здание сельсовета, и с виду новую или недавно отремонтированную школу, и ФАП, и продовольственный магазин с дремлющими у крыльца собаками и припаркованными велосипедами, и сельский клуб с афишной тумбой. Тумба была заклеена не то афишами, не то листовками, а не то и вовсе какими-то частными объявлениями. А рядом с клубом через дорогу виднелась остановка. Наверное, именно сюда должен был привезти их с Темой автобус, который так и не вышел в рейс. Дома в Загоринах были разные. В центре большей частью старые, деревянные, мало чем отличающиеся от дома Шипичихи, а ближе к периферии в поле зрения начали попадать новые, добротные особняки за высокими заборами.
– А че! – сказал Яков, наверное, проследив за Нининым взглядом. – Думала, у нас тут глухомань?
Нина ничего не думала, поэтому и ответить ей было нечего, разве что пожать неопределенно плечами.
– Места глухие имеются, не спорю! – Яков устал молчать. – А вот сама деревня всегда была передовой. – В голосе его послышалась, кажется, гордость. – В семидесятые тут неподалеку построили НИИ. Какой – не спрашивай! Какой-то секретный, с забором и пропускной системой. Ну, тогда-то по стране этих секретных НИИ было как грязи, это уже потом, после перестройки, все к чертям полетело. Да и не сразу полетело. Долго они продержались. А, Васильевна? Кажись, аж до нулевых?
Шипичиха, похоже, его даже не услышала. А вот Нина слушала и запоминала.
– Ну вот, НИИ, считай, в самой глуши, а людям-то где жить? Людей вот тут, в Загоринах, начали селить. Землю под строительство выделили, домиков одинаковых понастроили. Ну, институтской элите, ясное дело, домики получше в местах покрасивее, но жизнь тогда здесь била ключом. Веселее здесь было, чем в самом райцентре. А потом, когда рушиться все стало, НИИ закрыли, ученый люд кто куда разбежался, кто в область, кто в бизнес, кто в депрессию. Домиков тогда много пустовало, тех самых, институтских. Не осталось у людей денег, чтобы домики покупать. Да и после того, что тут приключилось…
– Яков, – сказала Шипичиха очень тихо. – Хватит.
И он, взрослый, очевидно, многое на своем веку повидавший мужик, замолчал, кажется, даже шею в плечи втянул. А Нине вдруг захотелось узнать, что же здесь такое приключилось. Сердце недобро заныло. Ох, только бы не попали они с Темкой из огня да в полымя…
А деревня тем временем заканчивалась. Коттеджей им попадалось все меньше, а расстояние между ними становилось все больше. Как только «уазик» проскочил указатель с перечеркнутой надписью «Загорины», Нина увидела впереди тот самый супермаркет, о котором говорила Шипичиха. В этом тихом, почти заповедном краю большое здание из стекла и бетона казалось чем-то чужеродным и никак не вписывалось в окружающий ландшафт, но, судя по количеству автомобилей на парковке, пользовалось у местных жителей популярностью. Или не у местных?
– Дачники. – Яков снова глянул в зеркальце заднего вида. – Дачники и прочие понаехавшие. Места у нас тут… Озерный край! Тишь да гладь… – Он не договорил, мотнул бритой головой, словно останавливая самого себя.
Тишь да гладь… Темная вода… Воды пока не видать, но тишь уже началась. И даже рев мотора ей не помеха, как-то сразу чувствуется, что цивилизация осталась позади, вместе с супермаркетом. А водой вот уже и запахло. Озерный край. Здесь много озер, много воды. Должно быть… Вон и озеро! Синева в просветах между высокими мачтовыми соснами. Вверху, там, где небо, синева ситцево-светлая, внизу, там, где вода, – чуть потемнее, в бирюзу. Хорошо, если их с Темой дом где-то здесь на берегу. Красивое место, светлое. Да, видно, не просто так Шипичиха говорила про Темную воду. Если вода темная, так откуда же месту взяться светлому!
«Уазик» свернул, покатил прочь от озера, углубился в лесную чащу. Не светлый бор, а самую настоящую чащу, густую, непроглядную. Ехали не долго, но словно бы в темном туннеле, по ухабистой грунтовой дороге, больше похожей на лесную тропу.
Эту воду Нина тоже почуяла загодя, задолго до того, как «уазик» выехал к берегу еще одного озера. И воду почуяла, и многократно усилившуюся тревогу. Может, зря она? Может, нужно было остаться в Загоринах? К той же Шипичихе напроситься на постой. Или расспросить Якова, кто в деревне сдает жилье дачникам.
