Мария Зайцева "Пристроить шпиона"

А я даже не заметила, потому что лишь на него смотрела.

И разревелась, едва он успел поздороваться…

Все, что происходило потом, было чистой воды безумием.

Я до такой степени не хотела от него отлипать, что просто не могла остановиться, хотела его, всего и полностью, и навсегда. Только для меня. Моего личного ангела-хранителя, моего личного защитника, того, кто всегда поможет, из любой передряги вытащит… Всегда-всегда!

Я его хотела.

До боли внизу живота. Вкус его хотела, его губы, его член, бляха муха, в себя! Как можно быстрее, как можно полнее!

Это я его увлекла, я его соблазнила, выбора ему не оставила!

И то, что потом происходило в вип-комнате дурацкого бара… Это было одно из лучших моих переживаний. Марево, огонь в чистом виде, из тех, что горят и намертво, дотла сжигают. А ты умираешь от удовольствия.

Я с ним умирала. И еще сто раз бы умерла.

А потом, когда Лешка, едва утолив обуревающую меня жажду, вышел за водой, я залезла в инсту…

И нашла миллион поздравлений с будущей свадьбой.

Урод Вовка, нисколько не сомневаясь, выставил фотки кольца и мою удивленную до безобразия физиономию на всеобщее обозрение с какой-то, невыносимо тупой надписью…

Я посмотрела на себя на снимке, потом на разорвавшийся, в херам, директ…

И торопливо начала собираться.

Конечно, я была уверена, что Лешка даже не в курсе, что у меня есть инста, но стыд и ужас были настолько всеобъемлющими, что я даже думать не могла.

Просто собралась и сбежала. Глупо, так глупо.

В себя я пришла уже дома, тихонько открывая дверь и напарываясь на жесткий взгляд отца.

Он молча, ни о чем не спрашивая, забрал у меня телефон и сумку, налил воды с шипучим аспирином и отправил в комнату для разговора.

Точно так же, молча, не глядя на меня, разблокировал мой телефон, не спрашивая, кстати, код доступа, что наводило на грустные мысли, быстро просмотрел геоданные и сообщения.

– Нахальный гад, значит, – коротко прокомментировал название контакта, который я установила на Лешку, – кто это?

– Тебе какая разница? – спросила я, с отвращением разглядывая пузырящийся в воде аспирин.

– Большая. Чтоб его больше не было, поняла меня?

– Вот это не тебе решать!

– Мне.

Голос отца был спокойным и усталым.

– Расщепаев не будет церемониться с парнем, который крутится возле его будущей невестки.

Меня одновременно охватили ужас и ярость.

– Слушай, пап… – я махом выпила весь стакан, закрыла глаза, пытаясь заставить желудок усвоить гадость, потом продолжила, – а тебе… Тебе меня не жаль?

У отца едва заметно дрогнул уголок строго сжатых губ. Или мне показалась эта тень эмоции?

В любом случае, даже если там что-то и было, то папа быстро сумел с собой справиться, и в следующее мгновение со мной опять разговаривал отстраненный генерал, а не родной человек:

– Не понимаю, о чем ты. У тебя будет муж, богатый, молодой и перспективный. Да тебе половина института завидовать будет. Вернее, – тут он усмехнулся все же, кивнув на открытую страницу в инсте с букетом и моими глупыми глазами, – уже завидуют.

– Папа… – я все еще не теряла надежды, все еще пыталась до него достучаться, – пап… Но ведь он дурак. Ты же знаешь. Он кислотой балуется и пьет… И дурак…

Я начала повторяться, но не замечала этого.

На мгновение мне показалось, что в глазах отца что-то мелькнуло… Темное и страшное.

Мелькнуло и пропало, словно в пузыри в болотной топи…

– Он – хорошая партия. А ты глупая и маленькая, не понимаешь своего счастья. Я думаю о твоем будущем.

– Нет! – сорвалась все же, никогда не умела терпеть его безжалостную холодность, – нет! Ты о себе думаешь! О себе! И меня просто подкладываешь под того, кто тебе нужен!

– Замолчи, – жесткий голос прервал мою истерику, – и не говори того, чего не понимаешь.

Он развернулся к двери, но затем, словно вспомнив о чем-то, вскинул на меня взгляд:

– И да, насчет «Нахального гада» я не шутил. Расщепаев его с дерьмом смешает. А, если он не сделает, то я добавлю.

– Да пошел ты! Я буду делать, что хочу, понял? Я вообще сейчас уйду и не вернусь!

– Да? – он с интересом посмотрел на меня, – ты уже уходила, не помнишь? Тебе, по-моему, не понравилось на воле. Конечно, ты можешь уйти, но только в том, в чем сейчас сидишь. Без средств, телефона, машины, денег на учебу и прочего. Поняла? Посмотрим, сколько ты протянешь на воле. И подумай, прежде чем звонить своему «Нахальному гаду», кем бы он ни был. Что-то я сильно сомневаюсь, что он будет тебе рад сейчас.

Наверно, у меня изменилось что-то в лице, потому что отец неожиданно смягчился.

Подошел, взял из рук стакан, поставил на стол, потом поднял меня из кресла и, преодолевая сопротивление, обнял.

– Я знаю, что мало времени уделял тебе, Алиша, – глухо проговорил он мне в макушку, – особенно после того, как мама… Но я много работал только для того, чтоб ты была счастлива, чтоб у тебя было все.

– Но я несчастлива, папа, – прошептала я, – несчастлива, понимаешь?

– Это временно. Просто ты еще маленькая и доверчивая. Не волнуйся, я все решу. Все будет хорошо. А парня этого заблокируй. И не встречайся с ним. Для его же безопасности.

После этого он отпустил меня и вышел из комнаты.

А я осталась сидеть, чувствуя даже не холод на сердце, нет… Ужас. Плотный и бесконечный.

Я словно оказалась одна во всем мире.

И даже Лешка мне не мог помочь.

Особенно, после того, как я отрезала последний свой шанс на спасение, заблокировав контакт.

Глава 12

Алина

– Слушай, – развернувшись, спрашивает меня Лешка тихо, словно и не грубил только что, – а почему ты все-таки меня тогда разблокировала? Ну, помнишь, два месяца назад? Что на тебя нашло?

– Да так… – я все еще изображаю кошечку, перекатываюсь по кровати, – просто проверить хотела… Приедешь ли…

– Сучка, – усмехается он порочно.

Вот только… В глубине глаз – боль и обида. Или мне кажется? Наверно, кажется. Не может у него ничего такого быть.

Да и я бы не хотела, чтоб было.

Лешка – моя отдушина, мой большой секрет. Даже от себя самой. Я скрываюсь, как могу, я переименовала его из «Нахального гада» в «Маникюр», я тщательно стираю все наши переписки и старательно отключаю геолокацию, когда встречаюсь с ним.

Я делаю все, чтоб его не зацепило.

Потому что за два месяца ситуация из ужасной превратилась в безвыходную. И страшную.

Отец пропадает постоянно на работе, у него какие-то сложности там, у него всегда сложности.

Расщепаев особо ко мне не лезет, после того, как я, не церемонясь, при всех, надавала ему по физиономии. Ну а что? Папа не просил меня быть деликатной и вежливой с ним. Может, это у меня любовь такая?

Вовка тогда только оскалился и сплюнул.

И свалил, одарив напоследок злобным взглядом.

А я через какое-то время начала замечать, что меня сторонятся в группе. Особенно парни. Со мной не хотели сидеть за одним столом, ко мне избегали подходить даже разговаривать!

В итоге, приперев к стене одну из однокурсниц, я выяснила, что со всеми парнями, с кем я контактировала, были проведены беседы. Обстоятельные. И не Вовкой, нет! Совсем другими людьми. Понадобилось буквально три разговора, чтоб слухами земля наполнилась, и меня стали обходить по широкой дуге.

Я взбесилась, но сделать ничего не смогла.

Вокруг меня образовался вакуум, который я начала заполнять гулянками и ежедневным весельем.

Таким, нарочитым.

Может, папаша Расщепаев увидит мой разгульный образ жизни и решит, что такая девка не для его цветочка? Ну, кто его знает?

Ну и отца позлить, естественно. Это – святое. Отомстить за себя. Хоть так.

Короче говоря, со мной случился поздний подростковый бунт во всей красе, с той лишь разницей, что подростков не выдают замуж практически насильно. Но и меня, вроде, никто за волосы не тянул.

Папа, прекрасно зная мой характер, просто сделал все, чтоб я не вырвалась.

Ну, трепыхаюсь, прыгаю, ярюсь… И ладно. Чем больше сил сейчас в бунт вкладываю, тем меньше у меня их останется в финале.

Вот тогда можно в ЗАГС.

За это время я передумала много чего, прикидывала свои шансы на свободу… По всему выходило, что, если жестко отказываться и уходить из дома, то в самом деле в пустоту. Без поддержки. Без чего бы то ни было. Отец мне четко дал понять это.

И… И я бы ушла. Если б меня хоть кто-то поддерживал. Вернее… Если б ОН меня поддерживал.

Лешка не знает, но я именно потому ему тогда позвонила, после месяца в блоке, эгоистка чертова.

Устала сильно, измучилась, придумывая способ избежать ловушки. Ну, в самом деле, не босой же на улицу идти? Должен быть способ, должен!

Да, можно смело признаться хотя бы самой себе, что я – слабохарактерная овечка, боящаяся внешнего мира. Так и есть, что уж…

Но, даже слабая и глупая, но – человек. И, устав мучиться от безысходности, я позвонила тому человеку, от которого ждала… Хоть чего-то.

Поддержки хотела, глупо и по-детски. Думала, встретимся, я все объясню… И, если он захочет… если он предложит…

Он не захотел и не предложил.

Голос его по телефону был усталым и язвительным.

А при встрече…

Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, усмехнулся и коротко кивнул на машину такси, ожидавшую нас.

Я молча пошла за ним.

И всю дорогу думала, прикидывала, как начну говорить, как скажу ему…

Лешка привез меня сюда, в однушку на пятом этаже обычного панельного дома.

И нет. Мне не удалось тогда ничего ему сказать.

Уже в коридоре меня жестко прижали к стене, задрали юбку до пояса, грубые руки прошлись по промежности, а хриплый голос, который я так часто слышала в горячих снах, резанул насмешкой:

– Принцеска вырвалась из своего чистенького дворца и хочет немного грязи?

И, пока я приходила в себя от внезапно грубых и злобных слов и тона, опытные пальцы надавили сквозь белье на клитор, настолько правильно, что у меня непроизвольно ноги задрожали, а поясница сама собой изогнулась. Стон удалось сдержать. Правда, никого этим я не обманула, потому что Лешка жестко прихватил меня второй рукой за волосы, развернул к себе лицом, заглянул в глаза. И усмехнулся, все прекрасно читая по лицу.

– Ну да, мокрая уже… Грязная какая принцеска. Развратная. Сейчас ты получишь то, чего так хочешь.

Я только рот раскрыла, чтоб возразить, но лицо Лешки стало пугающе жестоким, а затем он молча рванул на мне нижнее белье, двумя движениями поставил в нужную позу, послышался треск молнии, и в следующее мгновение в меня толкнулся жесткий член.