Анна Маццола "Заводная девушка"

grade 4,0 - Рейтинг книги по мнению 360+ читателей Рунета

Париж. Зима 1750 года. В надежде на лучшую жизнь бывшая проститутка Мадлен устраивается горничной в дом знаменитого часовщика Рейнхарта. По заданию полиции девушка должна выяснить, чем в действительности занимается часовщик, ведь по городу ходят упорные слухи, будто Рейнхарт создает свои диковинные механизмы – украшенных драгоценностями птиц, серебряных пауков, кроликов, летучих мышей – с помощью магии, бросая вызов законам природы. Но в доме часовщика Мадлен чувствует себя крайне неуютно: ей кажется, будто она постоянно под прицелом чужих глаз. События принимают еще более зловещий оборот, когда с улиц начинают исчезать дети. Мадлен, исполненная решимости выяснить правду, с ужасом понимает, что, возможно, имеет дело с заговором, который ведет в самое сердце Версаля. Но что лежит в основе этого заговора? Кто такая заводная девушка? И что на самом деле ищет Мадлен? «Заводная девушка» – это потрясающая история об одержимости, иллюзиях и цене свободы. Впервые на русском языке!

date_range Год издания :

foundation Издательство :Азбука-Аттикус

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-389-21938-0

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 14.06.2023

Заводная девушка
Анна Маццола

The Big Book
Париж. Зима 1750 года. В надежде на лучшую жизнь бывшая проститутка Мадлен устраивается горничной в дом знаменитого часовщика Рейнхарта. По заданию полиции девушка должна выяснить, чем в действительности занимается часовщик, ведь по городу ходят упорные слухи, будто Рейнхарт создает свои диковинные механизмы – украшенных драгоценностями птиц, серебряных пауков, кроликов, летучих мышей – с помощью магии, бросая вызов законам природы. Но в доме часовщика Мадлен чувствует себя крайне неуютно: ей кажется, будто она постоянно под прицелом чужих глаз. События принимают еще более зловещий оборот, когда с улиц начинают исчезать дети. Мадлен, исполненная решимости выяснить правду, с ужасом понимает, что, возможно, имеет дело с заговором, который ведет в самое сердце Версаля. Но что лежит в основе этого заговора? Кто такая заводная девушка? И что на самом деле ищет Мадлен?

«Заводная девушка» – это потрясающая история об одержимости, иллюзиях и цене свободы.

Впервые на русском языке!





Анна Маццола

Заводная девушка

Anna Mazzola

THE CLOCKWORK GIRL

Copyright © 2022 by The Short Storyteller Ltd.

All rights reserved

©?И. Б. Иванов, перевод, 2022

©?Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2022

Издательство АЗБУКА

* * *

Анна Маццола – автор исторических детективов и готических романов. На ее творчество оказали влияние Сара Уотерс, Дафна Дюморье и Ширли Джексон.

Дебютный роман «Незрячий», основанный из жизни реальной женщины по имени Сара Гейл, которая была осуждена за пособничество убийству в Лондоне в 1837 году, получил премию Эдгара Алана По в США и был номинирован на премию Ассоциацию исторических писателей «Корона дебюта» в Великобритании.

Второй роман Маццолы «Хранители историй», повествующий о том, как помощница фольклориста ищет мрачные сказки и украденных девушек на острове Скай в 1857 году, был номинирован на Книжную премию Хайленда.

Действие ее третьего романа «Заводная девушка» происходит в Париже в 1750 году, когда с улиц города таинственным образом стали исчезать дети. В настоящее время Анна пишет четвертый роман о привидениях, действие которого происходит в фашистской Италии.

Анна также является адвокатом по правам человека и уголовному правосудию, работает с жертвами преступлений. Она живет в Камберуэлле в Южном Лондоне со своей семьей, змеей, ящерицей и кошкой.

* * *

Мастерски сделанный, яркий исторический роман с причудливыми поворотами.

    Иэн Рэнкин, лауреат многочисленных литературных наград и премий, кавалер ордена Британской империи

* * *

Моей сестре Лауре

Часть первая

Париж

Глава 1

Париж, 1750 год

Мадлен

Сегодня маман проводила переоценку своих девушек. В такие дни лучше улизнуть из дому, что Мадлен и сделала. И потому сейчас она шла мимо скотобойни, где на снегу темнела замерзшая кровь, а на крюках висели туши, задрав бледные зады к утреннему небу. Перчаток у нее не было. Прозрачный морозный воздух до боли обжигал ей руки. Кожа на костяшках пальцев потрескалась и саднила. День был явно не для прогулок, но уж лучше брести по холоду, чем остаться дома и слышать то, что творится в его стенах. И потом, ей сегодня все равно требовалось выйти на улицу, дабы выполнить одно неотложное дело.

Мадлен свернула с улицы Паве в лабиринт квартала Монторгейль, где улочки непомерно узки, а дома слишком высоки, отчего солнце туда не проникает, зато зловоние удерживается, поэтому на улицах всегда темно и воняет, как от какого-нибудь убогого connard[1 - Здесь и далее, где нет сноски, см. словарь исторических терминов и жаргонных выражений. – Примеч. перев.]. Старинные дома клонились друг к другу, словно плотно посаженные зубы. Просветов между их обветшалыми кирпичными стенами не было. Их окна изнутри были законопачены тряпьем. Время от времени из сумрака появлялось чье-то лицо, кажется детское, с написанным на нем желанием поесть. Голод царил здесь не одно поколение. Но уж лучше жить здесь, на самом человеческом дне, среди le bas people, как их называли, среди обитателей трущоб и босых бездомных, ночующих в подъездах, чем у маман в ее «Академии», где сейчас вовсю проходила ежемесячная выбраковка.

Мать всегда считала это вопиющим стыдом. Занятием, не приносящим ей никакого удовольствия. Но дело, которым она зарабатывала, требовало внимательного отношения к изменчивой человеческой плоти. Грудь имела обыкновение наливаться и усыхать, в теле поселялись болезни, кожа вытягивалась и становилась дряблой, а язвы и сыпь появлялись без предупреждения. Хуже того, невзирая на кучу предохранительных мер, кто-то неожиданно беременел и с трудом избавлялся от плода. Время от времени всегда что-то происходило, как однажды произошло с Мадлен, и тогда всего за день ценность девушки для утех падала вдвое. Всегда находилась хотя бы одна обрюхаченная или потерявшая товарный вид шлюха, которую маман, выражаясь ее словами, «отправляла на пастбище». Да только на задворках Парижа никаких пастбищ не было. Здесь текла черная река отбросов и нечистот, неся с собой битые бутылки и рыбьи головы. Сейчас, в январе, улицы покрывал снег вперемешку со льдом, в подъездах бездомные жались друг к другу, и кое-где взгляд натыкался на окоченевший труп.

Достигнув улицы Пуант-Сен-Эсташ, Мадлен выбралась на тусклое зимнее солнце. В воздухе пахло дымом и золой. Она покинула места, где обитали беднейшие из бедных, и попала туда, где жили те, кто едва сводил концы с концами. Мадлен обогнула шумный рынок Ле-Аль и пошла на юг, к мосту Пон-Нёф. Народу на улице прибавилось. Среди городских оборванцев мелькали портшезы с аристократками, закутанными в меха и поблескивающими драгоценностями. Когда Мадлен переходила улицу Сент-Оноре, мимо пронеслась золоченая карета. В окошке мелькнуло лицо полулежащей женщины, наряженной в атлас. Может, аристократка, а может, и femme entretenue, едущая в карете своего содержателя. Девушкам, желавшим разбогатеть, Париж предлагал единственный способ – стать содержанками.

Наконец Мадлен вышла к реке, увидев тянущиеся в небо шпили собора Нотр-Дам и единственный железный шпиль собора Сен-Шапель. Если смотреть лишь на очертания зданий, Париж выглядел богатым и прекрасным городом – городом учености и благочестия. Конечно, где-то так оно и было, но только не в местах, знакомых Мадлен. Их Париж стыдливо скрывал. Она шла по берегу грязно-серой Сены, пока не добралась до заведения apothicaire[2 - Аптекарь (фр.).], в витрине которого, словно драгоценные камни, поблескивали бутылки. Немного помешкав, Мадлен собралась с духом и толкнула дубовую дверь.

Внутри было тепло, пахло пряностями, однако встретили ее холодно. Возле прилавка оживленно разговаривали две женщины. Едва взглянув на Мадлен, они тут же забыли о ней, как забывают о рваной тряпке. Аптекарь взвешивал на больших медных весах какой-то голубой порошок и вообще ее не заметил. Пока она ждала, пальцы ног сводило от боли, что всегда бывает, когда озябшие ноги попадают в тепло. Мадлен разглядывала полки, густо уставленные стеклянными банками и фарфоровыми чашками. Названия некоторых снадобий были ей знакомы: гвоздика, огуречник, окопник, дудник. Иные говорили мало: корень ялапы, хина, аралия. На глаза попалась коробка с надписью «Кампешский янтарь». А это что такое?

– Представляете? Она так и не вернулась. В голове не укладывается! – говорила одна из женщин, обращаясь к другой.

«Язвительная особа, – подумала Мадлен. – Такие в каждом видят только худшее».

– Так что же с ней случилось?

– Этого никто не знает. Но на следующий же день странствующая ярмарка свернулась и уехала. Наводит на мысль, не правда ли? Я бы свою дочь в таком возрасте ни за что бы не отпустила одну.

Аптекарь поднял голову. Его глаза, словно две черные мухи, ненадолго задержались на Мадлен. Он быстро отвел взгляд, завернул покупки, принял от женщин деньги и натянуто улыбнулся тонкими губами. Едва Мадлен подошла к прилавку, улыбка исчезла.

– Улучшения есть?

– Совсем незначительные.

– Ты сделала так, как я советовал?

– Да… Есть еще что-то, чем можно помочь?

– Возможно, только это будет стоить, – окинув ее взглядом, ответил аптекарь.

«Как будто раньше это ничего не стоило», – подумала Мадлен. А если упросить аптекаря, рассказать, в каком они нынче положении? Нет, бесполезно. В Париже тебе никто ничего не даст даром. Особенно такой, как она.

– Дороже, чем в прошлый раз? – спросила она.

– Я бы сказал, что да. Снадобье дорогое. Привезли из Америки.

– Экзотика, – вскинула брови Мадлен. – Понимаю.

Она молча следила за движениями аптекаря. Тот насыпал семян в ступку и растолок в порошок. Воздух стал насыщенным; пахло мускатным орехом, смешанным с чем-то жгучим и горьким. Аптекарь пересыпал порошок в зеленую склянку и поставил на прилавок перед Мадлен:

– С тебя два луидора.

Мадлен смотрела на его белые руки, испещренные венами:

– Согласна.

Она оглянулась на дверь. За это время в аптеку никто не вошел.

Аптекарь подошел к двери и перевернул вывеску. Заведение на время закрылось.

Домой Мадлен возвращалась медленно, плотно укутавшись в плащ. Ей попадались женщины, чьи руки утопали в толстых меховых рукавицах. Они выгуливали собачек на поводках. Куда-то спешили слуги с красными от мороза лицами. Мадлен шла по улице Моннуайе, заглядывая в витрины шляпных магазинов. Выставленные там шляпы с перьями напоминали стаю диковинных птиц. Может, так нашли свой конец и отцовские попугаи, отдав свои перья для шляп gens de qualitе? Ее отец был oiseleur[3 - Птицелов (фр.).] и держал магазин на набережной Мажисери, торгуя птицами и мелкими зверюшками. После его смерти маман продала магазин и всю живность другому торговцу. Какаду, зяблики, белые мыши и белки были рассажены по клеткам и исчезли в мгновение ока. Арендная плата за магазин и жилье не вносилась очень давно, поэтому мать с дочерьми быстро покинули дом, в котором выросла Мадлен, и перебрались на улицу Тевено. Там тоже пошла торговля, но уже другими пташками.

Мадлен шла мимо ювелирных магазинов, чьи витрины сверкали сапфирами и рубинами. Впрочем, это могли быть и подделки из клея, куда добавлена краска. Живя в Париже, нужно научиться отличать настоящее от поддельного. Самоцветы, волосы, груди, характеры – все это можно легко подделать. «Мадам, оспа лишила вас бровей? Купите пару отличных накладных бровей из тончайшего мышиного меха. Месье, вы в потасовке потеряли зубы? Вот вам целая челюсть, взятая у мертвеца». Из ноздрей Мадлен в морозный воздух вылетали облачка белого пара. Ее руки почти совсем онемели. Но она не торопилась, ибо сомневалась, что мать завершила выбраковку. Женевьева Шастель – маман для девушек – отличалась скрупулезностью.

Кто-то из отправленных «на пастбище» выживет; по крайней мере, какое-то время. Они превратятся в уличных filles publiques – самых низших в многочисленной неофициальной иерархии женщин, продающих свое тело в полусвете, начиная от femmes de terrain в общественных садах и до увешанных драгоценностями содержанок Версаля. А кто-то из девушек маман найдет свой конец невдалеке от улицы Тевено, в грязи Отель-Дьё, давно забытой Богом больнице. Еще кто-то попадет в полицейскую облаву и будет выслан за пределы Парижа. Что толку думать об этом? Подобные мысли лишь напомнят, каким шатким было ее собственное положение и до чего близко она находилась от края. Мадлен не имела ни собственных денег, ни имущества, ни рекомендаций. Если маман ее прогонит, она, как и другие, окажется на улице, став еще одним куском мяса для парижского котла. По этой причине она никогда не водила дружбы с другими девушками. Делала то, что требовалось: расчесывала и заплетала им волосы, подкалывала и подшивала платья и меняла забрызганные спермой простыни. Но попытки помочь им не имели смысла. Нужно думать о том, как выжить самой и спасти Эмиля.

– Ты у нас ледышка, – сказала Коралина, когда Мадлен собиралась выйти из дому.

От старшей сестры сильно пахло потом.

Что ж, лучше быть крепкой, как кусок яшмы, чем уподобиться другим, кого раздавили в пыль.

В одиннадцатом часу утра Мадлен свернула на улицу Тевено, где жила с двенадцати лет, с возраста, именуемого нежным. Нежным, словно сочная телячья вырезка. Ее и продали не намного дороже куска говядины. Улица была узкой, и солнце сюда не попадало. Тем лучше. В сумраке облупившиеся фасады домов и грязь под ногами не так бросаются в глаза. Ее путь лежал мимо мастерской уксусника. В воздухе висел едкий запах забродившего вина. Мадлен высматривала сгорбленную фигуру девочки, вот уже несколько недель жившей в одном из подъездов. Вот и она. На ней было мужское пальто, подвязанное веревкой. Наверное, отцовское или от брата досталось. Мадлен не спрашивала. Они почти не разговаривали. Вряд ли девчоночья история будет сильно отличаться от историй других сирот и отверженных, вынужденных жить на зловонных городских улицах. Болезнь, долги, пьянство, смерть. Мадлен не желала об этом слышать.

– Мадемуазель… – Девочка протянула к ней грязную руку.

Сдержанно кивнув, Мадлен полезла в карман и вытащила последние несколько су. Не ахти сколько, но, может, хватит на миску супа.

– Спасибо. Вы очень добры.

«Правильнее сказать, очень глупа», – подумала Мадлен, идя дальше. Девчонка вряд ли переживет нынешнюю зиму, так зачем продлевать ее страдания? Мадлен остановилась, ощутив на затылке чье-то ледяное дыхание, но, обернувшись, увидела лишь тощую черную кошку со сверкающими голодными глазами.

* * *

«Академия», как ее называла маман, занимала два средних этажа высокого закопченного здания в конце улицы. Неказистое, похожее на грязный палец, оно манило к себе искателей плотских утех. Вход помещался с задней стороны дома, и хотя бордель не имел вывески, клиенты находили его по характерному запаху. Мужчины, словно коты, метили свою территорию, отчего ступени провоняли мочой. Дыша ртом, Мадлен вошла, тихо закрыла за собой дверь, сняла грязные сапоги и двинулась вверх по лестнице, выстланной ковровой дорожкой. Из-за закрытой двери доносились рыдания. Мадлен быстро и бесшумно прошла мимо.

– Где ты была? – На площадку выскочил ее племянник Эмиль, неумытый и непричесанный. – Ушла с самого утра, а я проголодался.

Мадлен со смешанным чувством любви и раздражения посмотрела на чумазое мальчишечье лицо:

– Неужели никто не додумался накормить тебя завтраком? Впрочем, чему удивляться? Конечно не додумались. Зачем кормить восьмилетнего мальчишку? Давай, горе мое, иди умой лицо и руки, а я раздобуду нам еды.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом