Нет, старики не пожелают уступить и крупицы своих прав и свобод. И уж тем более не станут терпеть, что их положение и титулы понемногу обращаются в пыль, а от древней славы родов остается…
– Эй, княже! – Павел помахал рукой у меня перед лицом. – О чем задумался?
– Да так… – мрачно отозвался я. – О том, как все паршиво.
– Хорошо. Значит, не только я так считаю… Поможешь?
На мгновение на лице Павла мелькнуло что-то от Чингачгука. Не наследника престола и великого князя императорской крови, а щуплого парнишки-юнкера, которого из-за роста всегда ставили крайним левым в шеренге. Упрямого, норовистого, смелого до бесшабашности – но все-таки неспособного в одиночку справиться…
Да уж, похоже, наши проблемы посерьезнее шайки второкурсников.
– С чем помогу? – на всякий случай уточнил я.
– На знаю, княже. – Павел вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Для начала – хотя бы разобраться, что со всем этим делать.
Так себе формулировка – но сам я точно не придумал бы лучше. Разобраться. А потом уже попытаться сделать так, чтобы ничьи благие намерения не привели к крайне прискорбным последствиям.
Впрочем, давать опрометчивые обещания тоже пока не стоит.
– Ну… Ты же понимаешь, что я не смогу отказать наследному принцу, – улыбнулся я.
– Вот и отлично. – Павел крутанулся в кресле и полез куда-то под стол – видимо, в тот самый холодильник за колой. – Потому что у меня есть предложение, от которого ты не посмеешь отказаться!
Глава 6
– И тогда он назначил меня камер-юнкером!
Досада и злость словно добавили мне сил – и заклятье получилось с первого раза. Как по учебнику – яркое, могучее, разом отхватившее изрядный кусок резерва и способное разнести в щепки небольшой дом или насквозь прожечь броню панцера.
Но не защиту Одаренного третьего класса. Дед поднял любимую трость чуть выше головы, и всей мощи Свечки не хватило пробить полупрозрачный купол диаметром примерно впятеро больше того, что мог бы поставить я сам. Собранное в тугую струю пламя ударило сверху – и брызнуло во все стороны раскаленными искрами, срезая ветки и молодые деревья.
Впрочем, на этот раз нелегко пришлось даже деду. Он, конечно же, не подал виду, но я все равно заметил, как плечи под пиджаком напряглись и опустились, будто на них опустился невидимый груз. Ноги чуть подогнулись – а ведь он заранее расставил их пошире обычного.
Будто знал, что сейчас я врежу от всей души.
– Камер-юнкер? – переспросил дед, взмахом трости успокаивая пламя вокруг. – Не вижу причин для возмущения. Абсолютно никаких.
– Никаких?! – Я с трудом подавил желание шарахнуть магией еще раз. – Камер-юнкер! Переводится с немецкого как «юный комнатный дворянин». Придворный чин девятого класса… Прислуга!
– Не совсем, улыбнулся дед. – Пожалуй, при Петре Великом такое звание действительно было бы почти унизительным для князя. Но с тех пор прошло много времени. При императоре Александре я полтора года носил чин придворного камерария – и не находил в этом ничего зазорного… Многие завидовали.
– Вот пусть и идут в… камерарии! – проворчал я. – Тебе не кажется, что будущий император мог бы придумать для меня…
– Мне кажется, что ты слишком много болтаешь. – Дед снова поднял трость. – Давай, не отвлекайся. Свечку, потом Рапиру и Ледяное Кольцо. Ну, пошел!
Просить дважды меня не пришлось – злость требовала выхода, и я врезал магией так, что деревья вокруг с треском согнулись. Свечка снова растеклась пламенем по дедову куполу, Рапира ушла чуть в сторону и оставила на березе сквозное отверстие размером с кулак, а вот третье заклятье вдруг сработало с такой силой, что я на мгновение даже испугался. Сверкающее кольцо полыхнуло голубым и сомкнулось внутрь, проминая магическую защиту острыми ледяными шипами.
– Неплохо… очень даже неплохо. – Дед стряхнул с плеча искрящуюся снежную крошку. – Пожалуй, хватит на сегодня.
После того, как я отчислился из училища, мои занятия боевой магией возобновились – только последний месяц уже не с Андреем Георгиевичем. С подпиткой от родового Источника я понемногу перерастал его если не по технике и опыту, то по силе уж точно. Мне с каждым днем все легче поддавались заклятья пятого класса – но нормально контролировать мощь ударов я пока не умел.
И после того, как я однажды чуть не отправил Андрея Георгиевича на тот свет Серой Косой, дед принял решение заниматься со мной лично. Пусть не слишком часто – зато весьма продуктивно. С ним я хотя бы мог не бояться бить в полную силу, осваивая все новые магические приемы. А иногда у нас даже оставалось время побеседовать в тишине с глазу на глаз.
Вот как сегодня.
– Пойдем. – Дед перехватил трость за набалдашник и неторопливо зашагал к тропинке. – Прогуляемся немного.
Я молча кивнул, подхватил повешенную на дереве куртку и направился следом. Мы нечасто так гуляли – обычно шли сразу в усадьбу, и каждый занимался своими делами. Но сейчас родовое гнездо Горчаковых осталось за спиной, потом и вовсе скрылось за деревьями – а дед все шагал и шагал, опираясь на трость. Сам – он терпеть не мог, когда ему помогал кто-то другой. В последнее время ноги подводили деда все чаще, но фамильное горчаковское упрямство, конечно же, никуда не делось.
– Думаешь, карьера при дворе – это то, что мне сейчас нужно? – Я поравнялся с дедом и даже чуть обогнал. – Прислуживать, дежурить ночами, носить ливрею…
– Думаю, что так ничего и не понял. Хотелось бы, конечно, чтобы мой внук доходил до подобных вещей сам, – дед усмехнулся, – но, так и быть, объясню.
– Уж постарайся, – буркнул я.
– Во-первых, не всегда следует понимать все сказанное буквально – особенно если говоришь с особой царских кровей. Во-вторых, речь определенно идет вовсе не о карьере придворного. – Дед выставил палку вперед и неуклюже переступил через какие-то узловатые корни. – И в-третьих – если это так важно – вряд ли кто-то заставит тебя носить ливрею.
– Откуда такая уверенность?
– Оттуда… Но сначала ответь мне на один вопрос. – Дед прищурился и посмотрел на меня. – Наследник Павел показался тебе… глупым?
– Нет. – Я ответил быстрее, чем успел поискать в вопросе подвох. – Определенно – нет.
Может быть, неопытным. Слишком юным, чтобы носить корону, – ему не так давно исполнилось шестнадцать. Чуть растерянным, не до конца уверенным в собственных силах – но уж точно не глупым.
– Тогда ты мог бы и догадаться, что такой человек вряд ли пожелает делать из наследного князя Горчакова ряженого болванчика в ливрее. – Дед чуть ускорил шаг. – Подобное практикуется не слишком часто, но даже великим в свое время случалось носить звание камер-юнкера. Когда-то давно это действительно означало комнатного слугу императора или великого князя – но те времена давно прошли. Просто подумай о том, какие возможности ты получишь вместе с чином.
– Камер-юнкеру дозволено входить в личные покои государя. – Я на мгновение задумался. – Прислуживать ему за трапезой… если попросят. Выполнять личные поручения, передавать…
– Ты сможешь видеться с Павлом с глазу на глаз. За одно это многие продали бы душу. – Дед покачал головой. – Наследник будет спрашивать твоих советов – а ты станешь его глазами там, куда он не сможет явиться в силу своего положения. Вас и так связывает… назовем это дружбой, а в дальнейшем…
– Назовем?
– У наследника престола не бывает друзей. Только подданные и иногда – союзники, – вздохнул дед. – У тебя есть возможность стать скорее вторым, чем первым, и я не стал бы ее упускать.
– Ну… Может, и так. – Я начинал понимать, к чему он клонит. – Но неужели нельзя было…
– Что? Назначить семнадцатилетнего оболтуса с унтер-офицерскими погонами и парой побрякушек министром? Пожаловать тебе чин канцлера? – Дед негромко рассмеялся. – Поверь, Павел и так предложил тебе куда больше, чем стоило бы. Наследник рода Горчаковых уж точно не та фигура, которую при дворе оставят без внимания… особенно теперь.
– Больше всех Павел опасается Багратиона, – вспомнил я. – Уж не знаю, почему.
– Может, потому, что его действительно стоит опасаться?
Дед свернул с тропинки и принялся осторожно спускаться к реке, опираясь на трость. Земля осыпалась у него из-под ног, и я готовился в любой момент поймать старика – но обошлось. Через несколько мгновений он с неожиданной ловкостью перемахнул через упавшее дерево и уселся на него – в нескольких шагах от воды.
– Всегда любил это место… Отлично подходит, чтобы посидеть и подумать без лишнего шума. – Дед упер кончик трости в землю. – Куда лучше моего кабинета.
Я молча кивнул. После таких вот странных фраз ни о чем, отсутствующего взгляда и несколько минут тишины дед обычно рассказывал что-то действительно важное и полезное – так что мешать ему не хотелось.
– Петр Александрович и раньше был той еще занозой, – наконец заговорил он. – А теперь может доставить впятеро больше проблем, чем раньше. И если вы с Павлом хоть как-то подрежете ему крылья – будет уже неплохо… Только особенно не обольщайся.
– Даже не думаю. – Я пожал плечами. – Судя по тому, как государыня обласкала Багратиона, скоро он будет управлять всей страной.
– Не только поэтому. Монаршая милость – палка о двух концах. И редко она длится долго. – Дед покачал головой. – Когда придет время, Павел прожует тебя и выплюнет – если ты не успеешь сделать так, чтобы он не мог без тебя обойтись.
– Стать незаменимым?
– Незаменимых вообще не существует. – Дед недобро ухмыльнулся. – Правда, порой это касается и самих государей.
Мне вдруг показалось, что дед не просто знает, о чем говорит, а знает на личном опыте. Я мог только догадываться, кто и кого прожевал, выплюнул или заменил, но это явно случилось очень давно. Еще в прошлом веке, когда Александр Горчаков-старший был не могучим главой рода, а наследником. Сначала щедро одаренным милостью монарха, а потом…
Только где сейчас тот монарх? А дед – вот он, прямо здесь. Сидит на засохшем бревне с любимой тростью в обнимку и пытается предостеречь внука.
– Если бы я знал, где именно следует искать подвох, – конечно, сказал бы. Пока что юный Павел – просто испуганный мальчишка. – Дед задумчиво посмотрел на реку. – Но это мальчишка, которого с самого рождения учили править. А значит, учили и самому древнему и простому принципу: разделяй и властвуй.
– Разделить меня и Багратиона? – догадался я.
– Разделить тебя и вообще кого угодно. – Дед усмехнулся и чуть подался вперед, опираясь на трость. – Сейчас род Горчаковых – сам по себе сила. Пусть не равная Багратиону, армейским чинам или союзу древних родов – но я бы на месте Павла не допускал твоей дружбы ни с одним, ни с другими… И не самый плохой способ сделать это…
– …Приблизить ко двору, – проворчал я. – И к себе лично.
– Именно так. – Дед одобрительно кивнул. – Но все это, конечно же, не повод отказываться от предложения. Все-таки возможностей в нем неизмеримо больше, чем подводных камней… Просто будь осторожен, ладно?
– Постараюсь. – Я пожал плечами. – Милость наследника – это уж точно не самое страшное, что сейчас может со мной случиться.
– Страшнее только женитьба. Кстати, ты пока еще не задумывался?..
– Что?!
– Я слышал, как ты отделал княгиню Воронцову. Ее сиятельство была буквально вне себя от ярости. – Дед довольно оскалился. – Отличный ход, я и сам не придумал бы лучше… Но не пора ли подумать и о себе?
– Мне всего семнадцать, – буркнул я.
– Ну, а почему нет? Не то чтобы я тебя поторапливал, но Горчаковых осталось не слишком много, и мне не хотелось бы отправиться на тот свет до того, как я лично увижу наследников. Парочку крепких мальчуганов. – Дед на мгновение задумался. – Главное, чтобы они вдруг не оказались рыжеволосыми бастардами или…
– Дед!!!
– Что? Мне вообще-то тоже было семнадцать лет. И не настолько давно, чтобы я совсем успел забыть, каково это. – Дед улыбнулся и потрепал меня по плечу. – Ладно… Пойдем домой, Сашка. Если опоздаем на завтрак – Арина Степановна нам голову снимет.
Глава 7
– Обязательно было тащить меня с собой? – Настасья проводила взглядом открывающуюся перед капотом здоровенную створку ворот. – Это же не машины даже. Я в твоих штуках этих вообще ничего не понимаю.
– Зато ты умеешь нравиться людям, – отозвался я. – Особенно мужчинам. А их, представь себе, на производстве всегда большинство.
– Еще лучше. Я что, какое-то украшение?!
– Самое лучшее и прекрасное во всей империи. – Я улыбнулся и повернул ключ, заглушая мотор. – Но позвал я тебя не поэтому.
– И зачем же тогда? – Настасья чуть развернулась ко мне. – Снова будешь хвастать, как ты здорово стреляешь из всего, что… стреляет?
– Скорее всего, – усмехнулся я. – Но дело не только в этом. Я для рабочих все равно останусь чужаком – а тебе они доверяют. И расскажут куда больше… особенно когда ты приедешь одна.
– Хочешь, чтобы я шпионила? – Настасья сложила руки на груди. – Так, что ли?
– Называй как знаешь. – Я чуть сдвинул брови. – Но прозевать что-то здесь мы не имеем права. Уже через полгода этот завод будет выпускать тысячи единиц оружия в месяц. И если что-то пропадет со склада и окажется не в тех руках… Ты видела, что творилось в апреле?
В ту злосчастную ночь Настасья с ребятами ночевала прямо в мастерской, запершись на все замки. Им выбили несколько стекол, прострелили дверь, но дальше, к счастью, не полезли – народники слишком спешили, чтобы поскорее добраться до Зимнего. И даже когда Багратион с уцелевшими жандармами разогнал всех с площади и городовые кое-как навели порядок в центре города, на окраинах стрельба не стихала еще несколько дней – особенно по ночам.
Окончательно все успокоилось только к маю. Народники, оставшись без вожаков и поддержки разбитых в пух и прах заговорщиков, пропали с улиц. Оказались в тюрьме или на каторге, разошлись по домам, удрали из города… Кому-то наверняка посчастливилось даже снова найти работу – а ее, благодаря нашим с дедом усилиям, в городе опять было достаточно. Третье отделение снова работало, наверняка увеличив число филеров и осведомителей чуть ли не втрое, – и работало, судя по всему, жестко и весьма успешно.
Разговоры о народовластии стихли. Но сама идея, конечно же, никуда не делась. Что бы ни писали в газетах и ни говорили по телевизору, сколько бы инакомыслящих Багратион ни заставил замолчать навсегда – слишком многие помнили тот день, когда несколько тысяч человек вышли на улицу с оружием в руках, восстав против власти империи…
И власть едва смогла огрызнуться. Так что я не тешил себя особой надеждой на то, что все закончилось раз и навсегда. Да, заговор был раздавлен, Куракин сгорел в панцере, но вряд ли Багратион успел за полтора месяца выловить всех остальных. Я до сих пор только догадывался, откуда берутся чертовы «глушилки». Апрель уже случился один раз – а значит, вполне мог случиться и во второй.
Угли гнева пролетариев покрылись золой, но что-то подсказывало: в них еще достаточно жара, чтобы вновь вспыхнуть, если ветер подует достаточно сильно. Я не зря отправлял поверенных за миллионными займами, и тем, кто работал на заводах и фабриках Горчаковых, едва ли было на что жаловаться. Но недовольные, конечно же, остались – а они, как я уже успел убедиться, умеют кричать куда громче всех остальных.
И если что-то снова пойдет не так, самое глупое, что я могу сделать, – упустить что-то на собственном оружейном заводе.
– Помню, благородие… Все я помню. Но что ж получается – своих буду под монастырь подводить?
– Надеюсь, до этого не дойдет. – Я протянул руку и потрепал Настасью по плечу. – А через полгода все изменится, ты уж мне поверь. У меня теперь есть… большие возможности.
– Знаю я твои возможности. Опять всех к ногтю прижмешь. Хороший ты парень, благородие, добрый – только характер у тебя дедовский. – Настасья покачала головой. – Если что не по-твоему – голову с плеч снимешь.
– Не сниму. – Я взялся за ручку и открыл дверь. – Это твоя работа на заводах, а моя… в других местах. И я тоже не сижу без дела.
Настасья не стала дожидаться, пока я помогу ей, – выскочила сама и уже принялась поправлять одежду. Для визита на завод она выбрала строгий наряд: юбку, свободную блузку и легкий плащ. Обошлась без косметики и даже убрала волосы в высокую прическу.
Но все равно продолжала притягивать взгляды.
– Мы с тобой вместе создали кассы взаимовыручки. Рабочие союзы уже есть на пяти предприятиях – а скоро будут и на всех. Так что не надо считать меня таким уж сатрапом. – Я аккуратно взял Настасью под руку. – Пойдем. Нас уже, наверное, заждались.
Андрей Георгиевич заезжал сюда неделю назад и настойчиво рекомендовал заглянуть. Кто-то и что-то впечатлило его настолько, что старый безопасник говорил громко, много и при этом отчаянно жестикулировал – что на моей памяти с ним происходило впервые. Я так и не понял, о чем идет речь – то ли какой-то разработке, то ли о человеке, то ли обо всем сразу, – так что решил поинтересоваться лично.
– Ваше сиятельство, сударыня… добро пожаловать. – Начальник завода встретил нас буквально в двух шагах от автомобиля. – Не ожидали вас так рано.
– Время нынче дорого, – отозвался я. – И мы вряд ли займем вас надолго.
Рукопожатие у местного владыки оказалось довольно вялым, а вот деловая хватка – что надо. По совету деда я сманил его из губернии на двойной оклад – и не ошибся. За какой-то месяц он превратил чахлый заводик на окраине в полноценное предприятие, уже выпускающее модифицированные магазинные трехлинейки для пехоты.
