– Что ты знаешь?
– Я знаю, что это не навсегда, – прошептала она, касаясь своими губами моих и почти вплотную приблизив глаза, голубизной не уступающие утреннему небу.
– Каждый твой ответ, Лиза, все больше сбивает меня с толку.
– Я даже не пытаюсь верить в это «навсегда», – продолжила она, отбрасывая мысли о вечности вместе прядью белокурых волос. – И никогда не верила.
– Интересно, понравится ли мне смысл твоих рассуждений, если ты соизволишь его раскрыть?
– Я фанатично предана понятию «сейчас» и не желаю думать о понятии «всегда», вот о чем речь. Меня можно назвать «фундаменталисткой настоящего момента».
Она начала меня целовать, но при этом продолжала говорить, так что ее слова вместо ушей натурально вливались мне в рот.
– Может, все-таки расскажешь о драке, в которую ты ввязался?
– Вряд ли это можно назвать дракой. Собственно, драки как таковой не было вообще.
– А что, собственно, было? Я хочу знать.
– Было и прошло, – промычал я, не прерывая поцелуя.
Лиза оттолкнула меня и села в постели, скрестив ноги.
– Хватит уже недомолвок и уверток! – заявила она решительно.
– Хорошо, – вздохнул я и тоже сел, привалившись спиной к подушкам. – Давай это обсудим.
– Мафия, – сказала она без выражения. – Паспортная мастерская. Компания Санджая.
– Сколько можно, Лиза? Мы ведь это уже проходили.
– То было давно.
– А по мне, так будто вчера. Лиза…
– Тебе не обязательно этим заниматься. Не обязательно быть таким.
– Еще какое-то время придется.
– В этом нет нужды.
– Ну да. И я устроюсь на работу в банк – самое подходящее место для беглых преступников, находящихся в розыске.
– Мы с тобой живем не на широкую ногу. И нам вполне хватит того, что зарабатываю я. Спрос на картины и скульптуры быстро растет.
– Я занимался всем этим еще до нашего знакомства.
– Я знаю, знаю…
– И ты приняла меня таким, какой я есть. Ты…
– У меня дурное предчувствие, – сказала она тусклым голосом.
Я улыбнулся и погладил ее по щеке.
– Никак не могу от него избавиться, – сказала она. – Очень дурное предчувствие.
Я взял ее за руки. Наши ступни соприкасались, и пальцы ее ног уже привычно обхватили и с удивительной силой сдавили мои пальцы. Взошло солнце, прорываясь яркими лучами в щели ставен.
– Мы ведь это уже обсуждали, – сказал я. – Правительство моей страны назначило награду за мою голову. И если меня не убьют при захвате, я окажусь в той же тюрьме, из которой сбежал. Меня прикуют цепью к той же самой стене, и уж тогда тюремщики потешатся. Я туда не вернусь, Лиза. Здесь я пока что в безопасности, а это кое-что значит. Для меня, по крайней мере, если не для тебя.
– Да я и не считаю, что ты должен отказаться от свободы. Я хочу, чтобы ты не отказывался от себя.
– Так что, по-твоему, я должен делать?
– Ты можешь писать.
– Я и так пишу. Каждый день.
– Я знаю, но мы могли бы на этом сосредоточиться, понимаешь?
– Мы? – Я не удержался от смеха.
Я не хотел ее уязвить – просто она чуть ли не впервые за два года совместной жизни упомянула мои литературные занятия.
– Забудь, – сказала она.
И вновь погрузилась в молчание, опустив глаза. Цепкие пальцы ее ног разжались. Я убрал локон с ее лица и погладил пышные, как морская пена, волосы. Она подняла голову и посмотрела мне в глаза.
– Я еще должен кое-что для них сделать, – сказал я.
– Нет, не должен, – запротестовала она, но уже не так энергично. – Ты им ничего не должен.
– В том-то и дело, что должен. Всякий, кто имеет с ними дело, что-то им должен. На этом все и держится. И поэтому я не хочу, чтобы ты встречалась с кем-либо из них.
– Ты же свободен, Лин. Ты перелез через стену тюрьмы, но все еще не понял, что ты свободен.
Ее глаза были как озера, в которых отражается небо. Зазвонил телефон.
– Я достаточно свободен для того, чтобы не брать трубку, – сказал я. – А ты?
– Ты никогда не берешь трубку, – парировала она. – Так что не считается.
Она выбралась из постели и, не отрывая взгляда от меня, стала слушать голос на другом конце линии. Я увидел, как плечи ее тоскливо опустились, и в следующую секунду она протянула трубку мне.
Это был один из ближайших подручных Санджая, и он передал мне послание.
– Я этим займусь, – сказал я. – Да. Что? Сказал же, я этим займусь. Через двадцать минут.
Я повесил трубку, вернулся к постели и присел рядом с Лизой.
– Одного из моих людей арестовали. Он сейчас в колабской каталажке. Надо его выкупить.
– Он не из твоих людей, – сказала Лиза, отталкивая меня. – И ты не их человек.
– Извини, Лиза.
– Не важно, что ты делал и кем ты был. И даже кем ты являешься сейчас. Важно только то, кем ты стремишься стать.
Я улыбнулся:
– Не все так просто. От своего прошлого никуда не денешься.
– Неправда. Нас формирует не прошлое, а то, какими мы хотим видеть себя в будущем. Неужели ты все еще этого не понял?
– Увы, я не свободен, Лиза.
Она поцеловала меня, но в ее глазах ясное летнее небо уже затягивала пасмурная дымка.
– Я подготовлю для тебя душ, – сказала она, вскакивая с кровати и устремляясь к ванной комнате.
– Послушай, это ж невеликая проблема – вытянуть парня из участка, – сказал я, направляясь за ней.
– Знаю, – буркнула она.
– Наша дневная встреча не отменяется? Все, как договаривались?
– Конечно.
Я шагнул под холодный душ.
– И ты не хочешь сказать, по какому поводу встреча? – крикнул я. – Это по-прежнему большой секрет?
– Не секрет, а сюрприз, – сказала она, появляясь в дверях ванной.
– Тогда другое дело, – рассмеялся я. – Где и когда мне ждать этого сюрприза?
– Будь в половине шестого рядом с «Махешем», на Нариман-Пойнт. А поскольку ты вечно опаздываешь, ориентируйся на полпятого, чтобы успеть вовремя.
– Ладно.
– Так ты приедешь? Точно?
– Не волнуйся. У меня все под контролем.
– Нет, – сказала она, и улыбка стекла с ее лица, как дождевые капли с листьев. – Это не так. Ничего у тебя не под контролем.
Разумеется, она была права. Сам я это не осознавал в те минуты, когда под высокой аркой ворот вступил на территорию полицейского участка, но ее печально угасающая улыбка все еще стояла у меня перед глазами.
Я поднялся по дощатым ступенькам на веранду, с трех сторон – по бокам и сзади – окаймлявшую административный корпус. Знакомый коп перед офисом сержанта пропустил меня без вопросов, кивая и улыбаясь. Он был рад меня видеть: я всегда давал щедрые взятки.
Войдя внутрь, я шутливо откозырял сержанту Дилипу-Молнии, старшему дневной смены. Его испитое лицо раздулось от едва сдерживаемой злости – как позднее выяснилось, он дежурил (и злобствовал) уже вторую смену подряд. Так что я выбрал не самый удачный момент для визита.
Дилип-Молния был садистом. Я это знал по собственному опыту. Несколько лет назад, когда я сидел в здешней тюрьме, он часто избивал меня, удовлетворяя свой садистский голод за счет моей беспомощности. У него и сейчас явно разыгрался аппетит при виде синяков на моем лице, он даже облизнул губы в предвкушении.
Но с той поры многое изменилось если не в его, то в моем мире. Я теперь работал на Компанию Санджая, которая вливала массу налички в полицейский участок Колабы. Это были слишком большие деньги, чтобы ими рисковать, потакая своим изуверским наклонностям.
Изобразив некое подобие улыбки, он слегка вздернул голову, что означало вопрос: «Чего тебе?»
– Босс на месте? – спросил я.
Улыбка превратилась в оскал. Дилип знал, что, если я буду иметь дело непосредственно с инспектором, к его собственной потной ладони прилипнут лишь жалкие крохи от моего подношения.
– Инспектор очень занятой человек. Может, я сумею чем-то помочь?
– Что ж…
Я оглянулся на других копов в офисе, которые очень неубедительно делали вид, будто не прислушиваются к нашему разговору. Надо все же отдать им должное: такого рода притворство нехарактерно для Индии и у здешних людей мало возможностей попрактиковаться.
– Сантош! Принеси чай! – скомандовал Дилип на маратхи. – Завари свежий, йаар! А вы двое – марш проверять дальний барак!
Дальним бараком именовалось одноэтажное строение на задах полицейского участка. В нем содержали самых опасных заключенных, а также тех, кто оказывал отчаянное сопротивление при пытках. Молодые копы переглянулись, и один из них решился напомнить:
– Но, сэр, сейчас в том бараке никого нет, сэр.
– А разве я спросил вас, есть кто-то в бараке или нет? Я приказал пойти и хорошенько его проверить! Марш отсюда!
– Да, сэр! – гаркнули констебли и, схватив свои кепи, выскочили из офиса.
– Вам бы, ребята, придумать какой-нибудь условный знак, – предложил я, когда дверь за ними закрылась. – Это ж муторное дело: чуть не каждый час драть глотку, отсылая их куда подальше.
– Тоже мне остряк, – буркнул Дилип. – Давай ближе к делу или катись туда, откуда пришел. А то у меня башка раскалывается, и я не прочь расколоть чужую башку – вдруг полегчает?
Все честные копы похожи друг на друга; каждый продажный коп продажен на свой лад. Да, каждый из них берет взятки, но одни делают это как бы нехотя и смущенно, а другие хапают с откровенной жадностью; одни при этом злятся, другие сияют улыбкой; одни непринужденно шутят, другие обливаются потом так, будто только что взбежали на крутую гору; одни яростно торгуются, другие выглядят твоими добрыми друзьями.
Дилип получал взятку, как получают оскорбление, и старался отомстить тебе за то, что ты всучил ему деньги. К счастью, как большинство мерзавцев, он был очень падок на лесть.
– Я рад, что вы лично займетесь моим делом, – сказал я. – С инспектором Патилом на это ушел бы целый день. Нет у него вашего умения на лету схватить суть и решить вопрос четко и быстро – я бы даже сказал: молниеносно. Не зря же вас прозвали Молнией.
На самом деле это прозвище он получил из-за своих сверкающих ботинок, которые он пускал в ход внезапно и неспровоцированно, в припадке темной ярости, и, нанося удары какому-нибудь несчастному зэку, никогда не бил дважды в одно и то же место.
– Тут ты прав, – сказал он, с самодовольным видом откидываясь на спинку кресла. – Так в чем твоя просьба?
– У вас под арестом находится некий Фарзад Дарувалла. Я хочу заплатить за него штраф.
– Штрафы налагаются решением суда, а не полицией, – заявил Дилип с лукавой ухмылочкой на слюнявых губах.
– Разумеется, вы абсолютно правы. – Я улыбнулся в свою очередь. – Но человек с вашим опытом и проницательностью понимает, что быстрое решение этого вопроса, здесь и сейчас, сэкономит ценное время суда, как и казенные средства.
